Мы подняли руки.
— Идите вперед!
И мы пошли в сторону здания со стеклянной башенкой, вероятно, центр управления полетами на этом аэродроме.
У входа в здание нас встретил военный в синей форме с голубыми петлицами и тремя белыми квадратиками на них. На кожаном ремне висела странная кобура с пистолетом. Присмотревшись, я удивился. Это была револьверная кобура и в ней находился револьвер, наверное, какой-нибудь Смит энд Вессон или Кольт. Судя по форме и знакам различия, это был начальник караула ВОХР. Раньше так называлась военизированная охрана
— Кто такие? — грозно спросил он наших конвоиров.
— Прилетели оттуда на какой-то странной штуке, товарищ начкар, — ответил конвоир с треугольничком в петлице.
— Обыскали? — спросил начальник.
— Оружия не видно, а у бабы все видно, ничего нет, стыдоба одна, — сказал старшой.
Я посмотрел на Ольгу и увидел ее в первый раз. В городе то ли постоянное марево, то ли световые искажения, но видны только лица людей и больше ни на чем взгляд не останавливается. Поэтому я и не мог описать, как выглядят из себя люди будущего. Ольга была обладателем хорошо сложенной женской фигуры, одетой в тонкую облегающую одежду спортивного типа. Насколько она облегающая, вы можете судить по тому, если видели обнаженных женщин, раскрашенных красками. Вот и эта одежда была словно краска, а я сразу и не обратил на красные физиономии конвоиров и покрасневшее лицо начальника караула. По нашим понятиям, Ольга была совершенно голая. Как она вытерпела весь холод, который нас пронизывал на высоте или одежда ее термоустойчивая как водолазный костюм? Не знаю.
— Дайте ей накинуть на себя чего-нибудь, — приказал начальник караула, и кто-то накинул на плечи девушки синюю шинель.
— Пройдемте со мной, — сказал начальник и вошел в здание. Мы за ним.
В кабинете сидел мужчина лет сорока пяти, разговаривавший с кем-то по современному телефонному аппарату, подключенному к старому армейскому телефонному аппарату ТАИ-43 с ручкой индуктора. Этот аппарат так и назывался — телефон армейский индукторный образца 1943 года. Ручка крутила ротор магнето, вырабатывавшего электрический ток, который подавался в линию и отзывался звонком на присоединенном аппарате. Даже по нашим временам это архаизм, а уж в 2050 году я с этим мог встретиться только в музее, если они вообще сохранились, а здесь, похоже, в порядке вещей.
— Вы кто такие, — спросил мужчина, — зачем появились здесь?
— Я из города, — сказала Ольга, — а вот он, — Ольга указала на меня, — вообще из прошлого. На него кто-то напал и отобрал документы, без которых он не может вернуться назад. Похоже, что в городе был кто-то из ваших.
— Интересно, — мужчина побарабанил кончиками пальцев по столу, — а чем вы докажете, что вы оттуда? — и он указал большим пальцем левой, сжатой в кулак руку, куда-то себе за левое плечо.
Я пожал плечами. Как я мог это доказать, я даже себе не представляю, как это можно сделать.
— А вот не слышали ли вы такую фамилию? — и он назвал довольно известную в наше время фамилию.
— Был такой глава администрации Н-ского сельского района, — сказал я, — если сохранился фотоархив, то можно найти фотографию, где мы стоим с ним рядом на партийной конференции в областном центре в 2007 году.
— Это мой прадед, — сказал мужчина, — и эту фотографию я видел, правда, прадед уже умер, но об этом факте вряд ли кто мог знать. А как вы оказались в городе?
— Этого я тоже не знаю, — сказал я. — Я жил в областном центре, недалеко от окраины в достаточно новом жилом районе. Попал в водоворот времени и оказался в городе, но уже в этом времени. Кто-то напал на меня, отнял мои вещи, и я не могу вернуться назад, не забрав эти вещи, потому что может получиться временная петля, или кольцо, название не так важно, но это будет оказывать негативное воздействие на отдельные элементы вашего бытия. Если я останусь здесь навсегда, то этих возмущений не будет, но я совершенно не хочу оставаться здесь.
Мужчина посидел, подумал, крутанул ручку индуктора, попросил соединить первого, доложил какому-то Василию Петровичу, что у него очень интересные гости из города. Что говорил Василий Петрович, я не понял, но наш гостеприимный хозяин согласно кивал головой. Так кивают и когда получают приказания.
— Хорошо, сейчас привезу, — сказал он и повесил трубку.
— Поедемте, — сказал мужчина, — Сам требует вас.
Мы вышли на улицу. Охранник заливал из ведра бензин в старенькую "шестерку". Мужчина завел мотор. Автомобильный выхлоп вернул меня в мое время, но в наше время бензин был более высокой очистки и не давал такого дыма.
— Бензинчик-то левый, — улыбнулся я.
— Да нет, высшего качества, наша перегонка считается лучшей в области, — и мужчина, включив первую скорость, начал выезжать на трассу, покрытую мелким гравием.
Глава 22
Административный центр находился километрах в пяти от аэродрома. Это по спидометру, а напрямик — километра полтора.
Я узнавал поселок и не узнавал его. Аккуратные домики. Почти у каждого дома небольшой ветряк. Ветряки побольше стоят между домами. Линии электропередач есть, но видно, что они не обслуживаются. Транспорта не много. Старые легковые автомобили, мотоциклы. У одного дома стоит лошадь, запряженная в телегу. Хозяин привез сено и переносит его в ограду. Народа на улице немного. Улицы чистенькие. Администрацию, или как говорили в наше время — "рейхстаг" — увидел сразу. Она в том же здании с российским триколором на крыше. Внутри не изменилось совершенно ничего. Разве что людей поменьше, да и у главы администрации тот же большой и серенький кабинет без мебельных излишеств, разве что на столе стоял ноутбук.
В приемной Ольгу забрала секретарша, чтобы одеть девку, — сказала женщина, — а то голышом щеголяет бедняга.
— Присаживайтесь, — указал рукой на стул глава администрации, — что-то вас удивило в моем кабинете, раз вы его так удивленно разглядываете.
— Действительно, удивляет, — сказал я, — в последний раз я был в этом кабинете в 2007 году. За это время ничего не изменилось, разве что, кроме этого ноутбука. Я здесь уже несколько дней и никак не могу понять, что же произошло с нашей страной. Может, вы мне расскажете?
— Чего тут рассказывать, — глава администрации открыл деревянную шкатулку, в которой лежала аккуратно нарезанная прямоугольничками бумага, в другом отделении — табак, махорка. — Закуривайте, — и глава администрации насыпал на листок табак, скрутил в сигарету, провел языком по краю и ловко заклеил. Щелкнул зажигалкой и закурил так, что мне самому сделать точно так же, хотя я и бросил баловаться зельем. Мой навык в сворачивании цигарки был словно пропуском в то общество, в котором я оказался. Я закурил и у меня от воздействия никотина голова пошла кругом, но скоро это состояние прошло, и организм принял никотин так, как будто и не было длительного перерыва в его приеме.
— Вы действительно из наших, — сказал глава администрации. — Если интересно, то слушайте. Мне про вас уже рассказали, что вы оттуда и вообще чуть ли не из прошлого века. Обидчика вашего мы поищем. Это все из-за наркотиков. Уж как город от нас ни открещивается, а от сушеной конопли не отказывается. Все курят коноплю, то есть марихуану по-ихнему. А у нас, почитай, вся планета коноплей поросла. Она нас и выручает. Погоди, пройдет еще лет десять, начнем фабрики по производству настоящей материи из конопли вместо мастерских строить, электростанцию на реке построим обязательно, с районами договорились объединиться, есть в соседней области мастерская по производству больших генераторов. Электричество себе заведем постоянно, житуха будет, во! — и он поднял вверх большой палец, сжатой в кулак правой руки. — А что у нас произошло, спрашиваете вы, а у нас революция произошла.
Все пошло от Америки. Выдумали они Всемирный потоп, премии Нобелевские себе за это дело выписали. Мол, лет через несколько лет все льды растают, и начнется потоп, да такой сильный, что ничего живого на земле не останется. И начали у себя города-башни строить, забирая внутрь заводы и фабрики, электростанции и все, что только можно прибрать, умных людей отовсюду забрали. Ну, и наши тоже, как всегда собезьянничали. А что сделаешь, если весь мир переселился в города-башни.
Все люди ушли и дома свои побросали, а мы остались. У нас в области почти три миллиона жителей было. Так вот за пределами города не больше ста тысяч осталось, а территория у нас такая, что несколько Франций разместить можно. Город забрал всю инфраструктуру и закрылся.
Нас называют дикарями, а мы пытаемся выжить в этом огромном и пустынном мире. Собрали всю технику, что осталась. Восстановили в сельских мастерских. Наладили добычу нефти, начали ее перегонку, заправляем автомобили, трактора, пашем поля, засеваем зерном, разводим животных и живем в целом-то неплохо.
Не хватает интеллигенции, детей учить некому. Сообщение железной дорогой. На десять километров от городов железнодорожные пути разобраны. Дороги не обслуживаются и разрушаются. Как они своим умишком не могут понять, что не будет никакого потопа, а если повернуть вспять, то народ-то может круто обойтись с теми, кто всю ерунду затеял и практически опустошил свою землю.
Мы проживем, детей у нас рождается много, учимся по найденным учебникам, есть у нас своя охрана, и преступности почти нет. Правда, есть кучка людей, которая натуральным продуктам предпочитает синтетическое пюре с разными вкусами. Эти чудики всегда были. Когда коммунизм был, боролись с коммунизмом. Когда коммунизм отменили, боролись за коммунизм. За гандон заграничный или за жвачку родину могли продать. Кто-то их правозащитниками звал, а правильное их имя — власовцы, был такой генерал, который во время большой войны к немцам перешел и все армию хотел себе собрать, чтобы вместе с немцами со Сталиным сразиться, да только немцы ему не доверяли. Повесили, говорят, этого генерала, а последователи его в правозащитники подались, чтобы родину свою презирать и против нее бороться. Как только власть начнет их призывать к порядку, то они кричат на весь мир, что, мол, свободу слова зажимают и права человека нарушают. А сейчас права всего мира нарушены, и никто из этих правозащитников и слова из себя не вытащит. Нету их. Рты свои синтетическим пюре набили и сидят себе в сортирах от поноса маются. Может, останетесь пока у нас? У нас учителя самые почетные люди. Кто в дикарях хочет ходить, тому и учиться нечего, а нам знания очень нужны. Дом вам дадим, топливо, продукты, все будет бесплатным, только детишек грамоте, как положено, учите, и какие-нибудь курсы для взрослых организуйте, чтобы учить специалистов в любой отрасли. Пока этого у нас нет, но все обязательно будет. А? Подумайте, не обидим.
Я смотрел на главу администрации и удивлялся нашему народу. Поставленный в безвыходное положение он выживает назло всему и всем. И не сегодняшним днем живет, а думает о будущем. И ведь наступит такое время, когда дикарями будут те, кто скрылись от мира в башнях городах. Возможно, что само Провидение очищает мир от накипи, которая скопилась в нас за многие века и делает все, чтобы здоровым силам никто не мешал.
— Хорошо, мы пока останемся у вас. Я думаю, что мы все-таки сможем быть вам полезными, — сказал я.
— Вот и договорились, — сказал глава администрации и проводил меня до дверей своего кабинета.
Глава 23
Ольга ждала в приемной и была одета в красивое платье, которое ей было очень к лицу и по фигуре. Назначенный нам провожатый проводил к аккуратненькому домику недалеко от школы и от администрации.
— Вот это ваш дом, устраивайтесь, если что будет нужно, то сообщите, поможем, — сказал он, отдал ключ от висячего замка и ушел.
Лично у меня было ощущение, что мы пришли в заброшенный поселок и начинаем его обживать снова.
Открыв замок, мы вошли в прихожую. Всюду были разбросаны вещи. Это не следы мародерства, а следы поспешного сбора вещей, хотя, куда нужно было торопиться, если потопа как не было, так и нет. Вероятно, как всегда торопились отрапортовать о завершении переселения людей к какой-нибудь знаменательной дате или к чьему-нибудь дню рождения. Похоже, что в доме жили представители сельской интеллигенции: художественная литература, учебники по педагогике, дополнительная литература по развитию навыков детей в школе. В уголке столик для мастерства. Лобзик с пилками, струбцинка, фанерка с нарисованным и недопиленным орнаментом, разбросанные игрушки и на всем слой залежавшейся пыли.
Я сходил на кухню, взял какую-то заскорузлую от времени тряпку и протер сиденья венских стульев.
— Давай, Ольга, присядем, поговорим, — предложил я и вкратце рассказал ей мой разговор с главой администрации.
— Я так и думала, что Всемирный потоп это чья-то придумка, внедренная в сознание людей из-за глобальных амбиций и потом, когда идея была реализована и оказалась стратегической ошибкой, то никто не стал исправлять ее, а наоборот, принял все меры для ее усугубления, — сказала девушка.
— Ты сама видишь, что встретившиеся нам люди совсем никакие не дикари. Это люди, которых бросили на необитаемом острове, не оставив им даже толики ценностей, накопленных цивилизацией. Они сами пытаются найти выход из этого тупика, развивая себя и снабжая всем необходимым для нормальной жизни, — сказал я. — Нам с тобой предоставлена возможность спросить себя, а кто мы такие, что мы представляем из себя и чем мы сможем помочь людям и самим себе для выживания в этих условиях? Даже я поставлен в тупик. Я изучал историю, и сейчас ее изучаю, а чем история может помочь людям? Хорошо, я расскажу о древней истории России, об истории Средних веков, людям будет это интересно, но они скажут, а что из твоей истории мы можем почерпнуть полезное для себя? Учитель грамматики учит людей читать и писать, математик — считать и делать вычисления, физик — понимать природные явления и использовать механику, практически все дают людям что-то полезное, а что можем сделать такие специалисты как мы с тобой — историки?
Ольга тоже задумалась.
— Я тоже не представляю, чем я смогу заняться, я полагаюсь только на тебя и буду помогать во всем, что ты будешь делать, — сказала она.
— Давай пока устроим небольшую приборку и во время работы подумаем, что мы можем сделать, — сказал я и пошел искать инструменты и воду.
За работой мы не заметили, как стало быстро смеркаться и наступил вечер. Хозяева мы оказались никудышные. У нас были чистые комнаты, но не было ни освещения, ни еды, чтобы утолить голод. Съестного во время приборки мы ничего не нашли. Не было даже мышей, которым тоже нечем было поживиться и они покинули это жилище. Бродить ночью по незнакомому поселку в поисках еды было, по крайней мере, безрассудно, потому что на улице было темно и лишь в части домов светились тусклые огни. Точно так же в пору моего раннего детства светились огоньки керосиновых ламп в деревеньке моих бабушки и дедушки.
Как-то неожиданно послышался скрип открываемой калитки и голос мужчины:
— Хозяева, принимайте гостей!
