Барнетт и Макай стояли одни на простой сцене, а за их спинами открывался вид на морскую буровую установку, обрамленную большой прозрачной стеной.
Техники провели последние проверки большой установки по сжижению азота, которую мы установили на буровой установке. И, что более важно, мы увидели карты сети туннелей, которые кроты уже прорыли в кубических километрах хрупких слоев морского дна. Теперь стена начала заполняться изображениями из проекта. Мы увидели глазами крота туннель, прорытый в подводной скале. — Хотя на самом деле, — указала мне Шелли, — поскольку туннель строится позади крота по мере того, как он роет нору, на самом деле это вид из задницы крота...
Макай сказал: — Мы называем этот проект "Холодильник". Это не модное название, но, с другой стороны, я не модник, просто инженер, которому нравится доводить работу до конца — и я никогда не работал над более важным делом, чем это. Я очень горжусь тем, чего мы достигли на данный момент, и надеюсь убедить вас поддержать нас в будущем, поскольку мы стремимся распространить нашу технологию на все угрожающие слои гидратов вокруг северного и южного полюсов...
Пока Макай говорил, мы с Джоном пробирались сквозь толпу к трибуне. Здесь мы нашли Шелли с Вандером Гатри, Томом и Соней, другими участниками проекта. Не было ни плана рассадки, ни первого ряда — на самом деле было всего несколько мест любого вида. Рууд Макай, эксперт по манипулированию толпой, не любил явно организованные мероприятия. Он верил в то, что сам называл "срежиссированной неформальностью". Он стремился к человеческому теплу, которое опровергло бы обычные обвинения в высокомерии, присущие подобным проектам. Наступит момент, когда меня, как и других ключевых участников проекта, пригласят поближе к Барнетт, как победителя какой-нибудь премии VR-постановки. Но, к счастью, меня не призовут произносить какую-либо речь.
— Конечно, мы можем предоставить вам любую техническую информацию, которую вы пожелаете, — говорил Макай. — Наш анализ сети с точки зрения подключения и надежности заверил нас в том, что были учтены все функциональные параметры и все местные геологические условия — и все это было собрано воедино нашими кротами, работающими в одиночку и в сотрудничестве. Эти маленькие твари проделали хорошую работу. — Позади него на увеличенном изображении был изображен крот, высунувший свою вращающуюся морду из земли, и он покачивался из стороны в сторону, словно в поисках нашего одобрения. Это был бесстыдный антропоморфизм, но у Макая он сработал и вызвал взрыв смеха и аплодисментов.
Толпа, очевидно, наслаждавшаяся шоу, пока что проявляла сочувствие — хотя проявят ли они его, когда вернутся в свои офисы, и мы начнем просить о серьезном финансировании для дальнейшего развертывания, было другим вопросом. Но мы, участники проекта, все были напряжены, взволнованы, потягивали напитки и нервно улыбались друг другу. Даже Том сжал руку Сони так сильно, что побелели костяшки пальцев. Джон, однако, казался рассеянным. Мне показалось, что он смотрел на меня так же пристально, как и на презентацию. Даже сейчас, в этот критический момент, дело Мораг, очевидно, не выходило у него из головы.
Под продолжающиеся аплодисменты Макай уступил слово. Эдит Барнетт вышла вперед, совершенно непринужденная, как всегда, с достоинством относящаяся к своим годам.
— У меня нет достаточной квалификации, чтобы говорить с вами о величественной инженерии, свидетелями которой мы сегодня здесь являемся, — сказала она. — У меня ее нет даже для того, чтобы говорить о резервуарах гидратов метана, которые вызывают такое беспокойство у тех, кто следит за нашим климатом для нас, дружественных умов, как человеческих, так и искусственных. Но я думаю, что могу понять более широкие последствия того, что происходит здесь сегодня. Ибо я понимаю героизм. — Ее голос был тихим, но он доносился до каждого уголка этого большого шатра, и лица наших гостей, важных или самодовольных, умных или просто зацикленных на себе, были прикованы к ней. — Новый вид героизма, — сказала она. — Героизм, который стремится спасти не только себя, не только своих друзей или семью, даже не свою нацию или вероисповедание. Это героизм, который стремится спасти саму планету и весь ее хрупкий груз живых существ. Это героизм, направленный на спасение самого будущего...
Когда я стоял там, чувствуя, как водка струится по моей крови, ее слова вернули меня в те полные надежд дни, когда президент Амин пробудила всех нас от кошмара нефтяной зависимости. История самой Амин была смесью меритократии и открытости. Она была ребенком иракских беженцев, и ее путь в Белый дом, если и не совсем из бревенчатой хижины, был в значительной степени созвучен двадцать первому веку. У Амин было простое видение, понятное всем, и, отстаивая его, она осуществила национальную, а по сути, глобальную трансформацию.
Конечно, демоны дали отпор. Убийство Амин стало отличным знаком препинания. А затем наступил 2033 год, год взрыва "С годовщиной", бомбы-вспышки.
Это был "ВЯВ", как называли это контртеррористы, высотный ядерный взрыв, бомба ненамного больше, чем взрывное устройство в Хиросиме, поднятая на пару сотен километров на борту небольшого туристического космоплана. Рентгеновские лучи испепелили все, кроме самых защищенных спутников на низкой околоземной орбите, в то время как гамма-лучи проникли в верхние слои атмосферы, высвобождая электроны высокой энергии, которые выводили из строя любую чувствительную электронику в зоне прямой видимости, а заряженные частицы заставляли магнитное поле Земли колебаться так, что электрические разряды разрушали кабели и цепи. И по небу полушария разлилось кроваво-красное полярное сияние, зрелище, которое вы никогда не забудете. Развитый мир был парализован на восемь дней.
Это был чертовски сильный удар. Но даже сейчас, четырнадцать лет спустя, никто не знал наверняка, кто его нанес. В ФБР получили анонимное сообщение, содержащее "С годовщиной". Считалось, что, возможно, это относится к двухтысячелетней годовщине распятия Иисуса. Тогда, возможно, за это были ответственны антихристиане — или, возможно, они были отколовшейся христианской сектой — или, возможно, это были просто интриги террористов, решивших создать как можно больше проблем.
Было много людей, у которых были проблемы с Управлением. За границей многие были возмущены внезапным превращением Америки из худшего в мире загрязнителя окружающей среды в новую совесть планеты. А дома многие ворчали по поводу нашего нового взаимодействия с миром: Америка была "гигантом, покоряющимся блошиным укусам", как выразился один из оппонентов. Конечно, было много людей, которые хотели наброситься в зачаточной ярости на кого-то или что-то. Это мог быть кто угодно.
Но Соединенные Штаты и весь мир оправились. Взрыв был воспринят как тревожный сигнал. Годы национальной замкнутости закончились, и Америка начала играть ведущую роль в более широкой программе, которую всегда предусматривала Амин. Теперь Барнетт рассказала о том, как Управление опиралось на более глубокие традиции американского энвайронментализма, восходящие к Генри Дэвиду Торо и Джону Мюиру, а также на знаковые законодательные акты по охране окружающей среды, такие как Закон об исчезающих видах.
А Барнетт, говорившая тихо, но невозмутимо, казалось, каждым словом вызывала призрак Амин.
— В наши дни я слышу много разговоров об отчаянии. Мы проходим бутылочное горлышко, живем во время максимальной опасности. Что ж, возможно, это так. Но я не советую впадать в отчаяние. Ибо все грядущие века будут оставаться в тени того, что мы делаем сегодня, и их люди будут оглядываться на наше поколение и говорить, что они были героями. И они будут завидовать нам...
Я отвлекся. Мне показалось, что я снова краем глаза увидел Мораг, которая пробиралась сквозь группу важных персон, молчаливая, как рыба в глубокой воде.
А потом все начало разваливаться.
Барнетт продолжала говорить. Но у моих ног появилась Гэа, маленький робот, тихо катящийся по зеленому ковру. — Не пугайтесь. Меня никто не видит, кроме проектной команды. У нас проблема на буровой установке.
Я прошипел: — Что за проблема?
Она вызвала в воображении изображение виртуальной реальности. Оно появилось в светящемся кубе у наших ног, светящемся ящике, похожем на аквариум. На металлической платформе стоял молодой человек. Его изображение высотой в десять сантиметров было прекрасно детализировано; я мог видеть заклепки в пластинах у него под ногами, похожие на булавочные головки. Он держал цилиндр, из которого торчали провода. Этот человек в кубе нервничал; было видно, как он вспотел. Я понял, что он был совсем молодым, даже младше Тома. Мы встали в круг и уставились на эту штуку сверху вниз: я, Шелли, Джон, Том, Соня, Вандер.
Другие были отвлечены нашим поведением. Джек Джой появился из ниоткуда и присоединился к нашей группе. Он подозрительно наблюдал за нами, но я был уверен, что он не мог видеть куб. Но Барнетт продолжала говорить в смелых, ярких красках, и удерживала внимание большинства людей; возможно, она тоже слышала, что происходит, и вносила свой вклад в то, чтобы все было в порядке.
Том прошептал: — Я не понимаю. Что это у него в руках?
— Это крот, — сказал я. — Частично разобранный. У него не хватает носового конуса, спиральной части.
Соня смотрела вниз, ее взгляд был острым. — Ничего не знаю о технологии, но схема очевидна. Мне приходилось сталкиваться с этим дюжину раз. Это видно по его позе, языку тела. Он террорист-смертник.
Я думаю, мы все знали это на каком-то глубинном уровне. Но то, что Соня произнесла это вслух своим четким солдатским тоном, было чем-то другим.
Шелли прошептала: — Он один из наших техников. Полагаю, проникнуть к нам было нетрудно. И вы можете видеть, как он сделал свою бомбу. У этого крота, возможно, и нет носа, но у него все еще есть сердце, основанное на энергии Хиггса.
Я уставился на нее. — Модуль Хиггса? — Я принимал непосредственное участие в разработке модулей; в любом случае, они были искробезопасны по своей сути и были нагружены мерами безопасности. — Не могу представить, как он это подстроил.
— Тогда у него больше воображения, чем у тебя, Майкл. Попрощайся с невинностью.
Том спросил: — Что произойдет, если это взорвется?
— Как маленькая ядерная бомба, — сказала Шелли.
Соня огляделась. — Насколько мы близко?.. Думаю, слишком близко. Нам следует подумать об эвакуации.
— Все уже под контролем, — тихо сказала Гэа. И, оглядевшись, я увидел, что людей тихо выводят из задней части шатра. Гэа сказала: — Худшего может и не случиться. Принимаются меры.
Соня ничего не сказала, но выглядела сомневающейся.
Я чувствовал себя ошеломленным, разбитым. Осознавал, что мое сердце бьется медленно, ровно. Все происходило слишком быстро, чтобы я мог осознать. Казалось, меня даже не беспокоило, что мой сын стоит рядом со мной здесь, в эпицентре событий. Я просто стоял там, ожидая, что произойдет дальше.
Джон потянул меня за рукав и отвел в сторону. — Ты снова ее видел, не так ли? — прошипел он.
— Что?
— Мораг. Ты видел ее. Как раз перед тем, как появилась Гэа. Послушай, Майкл. — Я видел, что он был в противоречии, его распирало от того, что он хотел сказать, но все еще колебался. Он оглянулся на Тома, чтобы убедиться, что тот не слышит. — Я должен тебе кое-что сказать.
Я чуть не рассмеялся. — Сейчас? Это не может подождать?
— Это связано с Мораг, — сказал он тяжело, с болью. — Майкл, если мы не справимся с этим — или если Мораг снова появится, и она сама расскажет тебе — Лета, я не могу поверить, что говорю о гребаном призраке...
Его настойчивость прорвалась сквозь мою оцепенелую отстраненность. — Скажи мне что, Джон?
Он перевел дыхание. — Обо мне. Мораг и я. То, чего ты никогда не знал. Мы хотели сказать тебе... мы не хотели причинять тебе боль... но мы всегда ждали, ждали, а потом она умерла, и я не смог бы снова причинить тебе боль.
— У тебя был роман. — Внезапно я понял это. Конечно, сначала она была подругой Джона. Даже после нашей женитьбы они работали вместе, она и Джон, биопоисковик и юрист по экологическим компенсациям, погруженные в сложные и неотложные проблемы двадцать первого века. — Все те времена, когда я работал, когда путешествовать было просто необходимо и мне приходилось держаться подальше, когда Мораг и Том оставались с тобой... — В моей голове события тех лет рассыпались на фрагменты, закружились, как кусочки калейдоскопа, и сложились по-другому.
— Мы не хотели, чтобы это случилось, — сказал Джон, теперь уже больше защищаясь. — Хорошо? Это было непреднамеренно. Но нас столкнули вместе, и тебя там не было. Тебя там не было, Майкл. А потом ребенок...
— Ребенок, который умер, — глупо сказал я. — Ребенок, рождение которого убило мою жену. А как же ребенок?
Но, конечно, я знал ответ. Ребенок никогда не был моим.
Том смотрел на нас обоих сквозь толпу. Его лицо ничего не выражало. Он знал, что между нами что-то не так, но не знал что.
— Я знал, что когда-нибудь должен был сказать тебе, — уныло сказал Джон. — У меня никогда не хватало смелости. А потом появилась Мораг. Что, если именно поэтому она вернулась, Майкл? Это то, о чем я продолжаю спрашивать себя. Что, если она вернулась, чтобы рассказать тебе, что мы сделали, я и она?
Я не помню, как нанес удар.
Люди в шоке разбежались вокруг нас. Внезапно Джон оказался на полу, изо рта у него текла кровь, и я почувствовал себя так, словно ударил кулаком по стене.
Шелли Мэгвуд схватила меня за руку и потащила прочь. — Я не знаю, что, черт возьми, происходит с вами обоими, но у нас здесь и так достаточно проблем.
Вокруг нас становился заметным поток важных персон, выходящих из задней части шатра. Барнетт все еще говорила, но теперь ее послание было ободряющим, призывающим сохранять спокойствие. А в маленьком кубе крошечная фигурка террориста жестикулировала, пронзительно крича невидимым переговорщикам.
Джон медленно поднялся на ноги. Он не смотрел мне в глаза.
Я сказал: — Хорошо. Я спокоен. Они чего-нибудь добились с этим психом?
— Он террорист-смертник, — сказала Шелли, ее голос был полон гнева и отчаяния. — Что ты думаешь?
— Разве мы не можем просто отключить его спусковой механизм?
— Не удаленно. Он довольно хорошо все продумал. И у него есть выключатель мертвеца. — Она глухо рассмеялась. — Парень хороший инженер. Наша единственная надежда — уговорить его. Но мы даже не можем понять, чего он хочет.
— Он, вероятно, хочет многого. — Джек Джой стоял рядом со мной, потея сильнее, чем когда-либо. — Кое-что даже противоречиво. Но все мы действуем по многим причинам, не так ли?
Я уставился на него, пытаясь понять. — Какого черта вы хотите?.. Вы это видите?
Он постучал себя по уху. — У меня есть свои каналы.
Шелли пристально посмотрела на него. — Кто вы? Вы имеете к этому какое-то отношение?
Он не ответил. Он печально сказал: — В этом нет ничего личного. Пожалуйста, поверьте в это. Я, как частное лицо, на самом деле сочувствую вашим целям в этом конкретном проекте; гидраты явно представляют угрозу. Понимаете, но дело в том, что вы представляете. Движение, частью которого вы стали. Философия, стоящая за вашими действиями. Тщетная попытка противостоять изменению естественного порядка в мире, когда мы должны наслаждаться открывшимися перед нами возможностями. Ограничение наших свобод в процессе. Приобретение власти неизбираемыми и неподотчетными организациями и отдельными лицами.
