Перехватив первую связку книг, я двинулся вверх. Ступеньки кончились на высоте примерно в четыре метра, открыв вид на широкий недлинный коридор. Тёмные провалы проходов, на полу — толстый мягкий ковёр, по правую руку — вырастающая из стены скамья с отделами под обувь, слева — ряд вешалок и бездверная ниша гардероба. Мило. Очень так симпатичненько даже.
В Сути квартира встречала первозданной пустотой. Если в лесах от мелких ярких точек сущностей грызунов и насекомых можно было и без кицурского зрения по ночам передвигаться, то тут — вообще ни одного живого существа. Даже сопрофитов в толще ковра, — эти гадёныши, как ни странно, имеют весьма заметную ауру, а в Сути масштабы — далеко не самая важная вещь.
И потому, порадовавшись отсутствию какой бы то ни было живности, я разулся и, стянув носки, с нескрываемым удовольствием босыми ступнями встал на ковёр. Толстый, пружинистый, ворсинки широкие, но мягкие, при ходьбе словно массируют стопы. Ле-по-та.
Так, а тапочками мы не запаслись...
Вздохнув, я влез обратно в ботинки и скатал ковёр к стенке. Пыли под ним не нашлось.
Собственно говоря, все наши пожитки благодаря вместительному лифту были подняты за один раз, седой хуманс-водитель, помогавший с транспортировкой от грузовичка до лифта, приняв «лайк» на браслет и несколько монет в ладонь, кивнул и, оставив визитку, отправился восвояси. Вообще, мужик был не против помочь ещё и занести всё это в квартиру, но я отказался.
Предоставленные Департаментом апартаменты, как и ожидалось, не шик, но более чем приличны: просторная комната-студия, спальня с наклонным прозрачным потолком, два рабочих кабинета, гостевая, кухня, что-то типа кладовой и — та-да-дам! — просто очешуительный раздельный санузел. В биде, следуя заветам лысого ведьмака из Большого Киева, я с особой циничностью постирал носки. И таки верно — удобная штука. Особенно для стирки.
Пока я вступал в противоестественные отношения с сантехникой, Кейтерра споро распаковала вещи, заняв гостевую, и, вооружившись каким-то навороченным шуруповёртом с кучей неопознанных деталей, возилась с амулетами нагрева воды и регулировкой температурного режима внезапно обнаружившейся микротермы.
Не знаю, кто архитектор и планировщик, но пива я б ему поставил. Ибо на относительно небольшой площади квартиры умудриться разместить сауну, внушительную ванну, приличную кухню, и при этом оставить достаточное количество свободного пространства чтобы чувствовать себя комфортно — это надо очень постараться.
— В схеме водонагрева два элемента накрылись, заменила. В терме отказал сенсор — треснуло стекло, видимо, от высокой температуры и бракованного накопителя. Я его заменила на твой изумруд, — Кейт потупила очи. — Извини, что без спросу... Если надо — я заменю на стандартный сенсор.
Я только фыркнул. Что мне эти камни? Чай, не Земля, чтобы на них сделать состояние. Здесь они ценны именно как накопители магии и универсальные минибиблиотечки с функцией быстрого вызова заранее внесённых заклинаний, но никак не предмет товарно-денежных отношений повышенной степени ценности.
Я обнял виновато опустившую ушки девушку, погладил по спинке, успокаивая.
— Ничего страшного, камней у нас с излишком, так что — используй как заблагорассудится, — острые позвонки отчётливо прощупывались сквозь лёгкую курточку. — Ты чего, вообще не ешь?
Кейт, воспрянув духом, отмахнулась с милой, обезоруживающей улыбкой:
— Когда работаю или читаю, о пище просто забываю.
Я только и смог, что сдержать смех и пояснить:
— Теперь нас двое таких, — и уже более серьёзным тоном, с добавлением суровости: — Но кормить я тебя буду до тех пор, пока позвонки не перестанут колоть руки.
Кицунэ, хихикнув, вывернулась из моих объятий:
— Кайна, кто первый в душ?
Предложение принять водные процедуры напару я не стал озвучивать — всё-таки может понять неправильно, да и степень знакомства у нас ещё не та, чтобы с подобной инициативой выступать. Потому — развернуть желтоглазую к себе спиной и лёгким дружеским шлепком по упругой пятой точке направить в сторону ванной комнаты.
Пока ушастая рыжая прелесть плескалась в ванне, я успел приготовить из прихваченных по пути продуктов микроужин: тарелку тостов и чайный отвар, благо, наличием обязательных предметов быта распорядители Департамента озаботились самостоятельно.
Пол в спальне внезапно оказался тёплым, в глубине дерева отчётливо читались сложные геометрические фигуры, усиленные рунами. Поддержание оптимальной сухости, подогрев, шумоподавление, угнетение паразитарной живности. Вот оно чо, Михалыч. Значит, всю эту не шибко полезную микрофлору магия разгоняет.
Распаковывая вещи, наткнулся на благополучно забытый халат, вручённый мне в качестве подарка от леди Терттес на прощание. Тонкий, невесомый и немнущийся, отлично впитывающий воду. Недолго думая, повесил его на ручку ванной комнаты.
Очень хотелось спать, но я стоически дождался возвращения кицунэ и, отправив девушку ужинать, увы, в одиночестве, сам на скорую руку ополоснулся и, пожелав спокойной ночи Кейтерре, залипшей над револьверами, погребёнными под кучей чертежей, книг и всевозможных колбочек, рухнул на кровать.
Полное трёхлунье в Эри-Тау, особенно когда ты спишь в высоком здании с просто таки огроменными стеклянными окнами — зрелище божественно красивое. И, чтоб его, выматывающее одновременно. Свет, лишь едва-едва уступающий дневному, когда в небесах бесконечная чехарда облаков, так и норовит пробиться сквозь веки, вцепиться в зрачки тонюсенькими коготками, выворачивать их на себя, с надоедливо-скулящими интонациями словно бы спрашивая: «Ну посмотри, какой я яркий и нежный. Ведь пра-а-авда красиво? Ну посмотри-и-и, чего тебе стоит? Потом поспишь, эка невидаль!»
Ар-р-р-гх!
Я перевернулся на спину, вперившись в прозрачный потолок. Ни малейшего следа занавесок или жалюзи... Очень слабо выраженные магические плетения пронизывают толщу стекла, но распознаванию не поддаются. Надо бы заказать какие-нибудь шторки, всё-таки сон — дело сугубо интимное, не терпящее внешних раздражителей, да и вообще — я — не я, когда невыспавшись. Что в прошлой жизни в агрессивное чудовище превращался, что в этой — немногим лучше.
Три луны... Две помельче, но очень быстрые, за ночь два -три раза успевают пересечь небосклон, последняя — явно крупнее земной Луны, и движется в противофазе первым, медленно, неторопливо. И что самое интересное — видимо, спутники вращаются не по стационарной орбите, а по более сложным небесным путям, иначе объяснить тот факт, что со времени попадания сюда я поначалу вообще ни одной из лун не видел, а потом — только две? Да и с освещением у них странные дела творятся — за ночь могут два-три раза полностью пройти цикл роста-старения, а могут неделями висеть едва заметными серпиками...
Лёгкое шевеление воздуха, шелест петель, и тонкотелая тень замерла в ногах постели, отвлекая от размышлений о местной небесной механике. Я молчал, разглядывая далёкие звёзды через прозрачную толщу потолка из-под полуопущенных век, и не подавал никаких признаков заинтересованности. Кейтерра, постояв так некоторое время, кивнула сама себе, тонкий халатик сполз к её ногам. Свет трёх лун бил прямо в окно, точно в спину кицунэ, окружая непроглядно-чёрный силуэт сияющей дымкой. Настороженно поджатые ушки, нервно подрагивающий хвост, частое неглубокое дыхание. Чего боится-то? Не съем ведь, даже не покусаю.
Девушка наконец-то зашевелилась, переступила халатик, на цыпочках подошла к кровати, осторожно прилегла сбоку, сдвинув в сторону одеяло, и замерла, почти не дыша. Сколько так пролежали, не знаю, но луны успели выкатиться почти что за пределы окон. Кейтерра пошевелилась всего лишь раз, зябко погладив правую руку левой. Скосив глаза, увидел мелкие мурашки на теле кицунэ; девушку тихонько потряхивало.
Не, так дело не пойдёт. Окна открыты, ветерок, мягко говоря, отнюдь не тропический бриз, так что есть все шансы утром проснуться с заложенным носом и чёртте знает сколько потом косплеить товарища Володарского.
Я протянул руку и, подцепив одеяло, накинул его на кицунэ. Рука коснулась холодной кожи живота. Мышцы напряжены так, что даже дрожь едва-едва заметна.
— Благодарю, тоббо Кайна.
— Не за что, — я повернулся к ней спиной, — и давай, пожалуйста, без всех этих архаичных указок на статусность?
— Хорошо, то... Кайна.
Пружины матраса едва уловимо скрипнули под весом девушки, холодное тело прижалось ко мне, в местах соприкосновения порождая приятное тепло.
— Прости... Я... Я не привыкла к такому огромному пространству. Как-то страшно... Словно лежишь одна посреди поля...
Я нащупал руку кицунэ, потянул на себя, прижался к теплеющим пальцам шеей.
— Понимаю, Кейтерра.
Луны скрылись за окнами, только узкая полоска света напоминала о том, что они ещё над горизонтом. Кицунэ согрелась, тихонько дышала мне между лопаток, уткнувшись в спину острым носиком.
— Ты чего-то боишься... Кейт?
Девушка тяжело вздохнула.
— Непривычно всё так... Постоянно кажется, что сейчас вбежит Генно, сдёрнет с кровати, снова начнёт попытки зачать наследника...
Кейт всхлипнула.
Маленькая, забитая девочка, почти всю жизнь прожившая едва ли не рабских правах.
Я развернулся, осторожно прижал всхлипывающее беззащитное существо к себе, стал ласково поглаживать волосы.
— Не бойся, маленькая. Теперь всё это позади.
— Ты не знаешь Генно, Старшая...
— Это ему повезло, что не знает меня. Поверь, у меня хватит сил свернуть ему шею, если он попробует заявить на тебя права.
Я немного отстранился, всматриваясь в лицо кицунэ. Мокрые дорожки, опухший носик, набрякшие веки... Клянусь всеми богами — выверну наизнанку любого, кто попробует сделать плохо этому созданию. Инквизиция покажется в сравнении просто детским садиком на выгуле.
— Спи, Кейт, теперь всё будет хорошо.
Я стёр холодные капельки слёз с щёк девушки, попробовал на вкус. Солёные, горьковатые, с лёгким привкусом полыни. «Элхэ», вспомнилось вдруг земное наследие. Элхэ — значит полынь.
Обняв кицунэ покрепче, я уткнулся носом ей в макушку, раздумывая о том, как же всё-таки хитро изгибается судьба...
Некоторое время спустя всхлипывания прекратились, сменившись ровным, спокойным посапыванием.
Спи, я не оставлю тебя.
Я прислушался к себе, к Зверю, что незримой опасной горой заступил напару со мной в добровольный дозор по охране младшей, и понял — возможно, сегодня первая за долгое время ночь, когда кицунэ может спокойно спать. А за остальным мы проследим сами.
Никогда не умел печь блинчики. Всегда получались либо толстыми и полусырыми, либо тонкими и в крупную дырочку, как чулки девочек с облегчённой конфигурацией поведения. А сегодня как-то так вышло, что всё получилось. Может, из-за того, что хотелось сделать приятное девушке, может, из-за того, что огонь контролировали саламандры, не позволяя температуре выйти за пределы комфортного уровня, а может, у меня просто руки из афедрона мигрировали в родной плечевой пояс.
Тем не менее, энное время спустя, я откровенно любовался внушительной пирамидкой блинов, приговорённых к завтраку. Аппетитные запахи щекотали нос, заставляя едва ли не захлёбываться слюной, но я себя сдерживал. Во-первых, пока готовил начинки, перекусить успел, во-вторых, Кейт вот-вот должна проснуться. А в-третьих, прочь лапки загребущие, ибо нефиг и вообще — кофейные корешки ещё не доварились.
Хотя это я зря, конечно, без кофе за покупками с утра пораньше побежал. Долго тупил и пытался понять, чего же лучше взять к завтраку, метался от лотка к лотку до тех пор, пока не увидел торговку блинчиками. А дальше — тело уже на автомате, полностью без участия так и не проснувшегося мозга, выбирало ингредиенты, добавки, начинки...
Пока я колдовал с дающими бешеную пену корешками, кицунэ успела и проснуться, и явиться с ревизией на кухню. Милейшее зрелище, как ни крути. Сонная рыжеволосая красавица, потирающая кулачками глаза, облачённая в небрежно наброшенный на плечи полувосточный халатик, абсолютно не скрывающий всего великолепия молодого, здорового тела.
— Светлого утра, тоб... Кайна, — поправилась Кейтерра.
Я жестом пригласил девушку к столу:
— И тебе светлого, Кейт, — с удовольствием отметив приятный румянец, выступивший на щеках кицунэ, я водрузил к блинчикам кружки с клейморовым кофиём. — Айда завтракать, Лисёнка.
Девушка выглядела абсолютно довольной и выспавшейся, даже желтизна глаз словно бы обрела глубокое мягкое янтарное сияние, привлекая к себе, заставляя даже отвлечься от аппетитной бледно-розовой маленькой ягодки соска, застенчиво выглядывающей из-под халата.
А я на миг ощутил себя аватарой Юлия Батьковича Цезаря: перемешивая молоко и кофе, краем глаза следил за какими-то упитанными птичками, устроившими игры по ту сторону окна, и при этом умудрялся любоваться кицунэ, целиком впитывая её образ, что, тем не менее, совсем не мешало наслаждаться отдельными моментами внешности и поведения Кейт. Лучащаяся яркость глаз, подрагивания крыльев носа, ловящего ароматы молока и блинчиков, тонкие длинные пальцы узенькой кисти, обхватом, не за ручку, удерживающие кружку, полутень межключичной ямки...
Кейт замерла.
— Со мной что-то не так?
Я фыркнул в кружку, едва не расплескав напиток по столу и себе:
— Нет, всё нормально, Кейт. Просто — красивые девушки гипнотизируют.
— Ты меня смущаешь, Кайна, — ну вот какая магия делает её румянец таким милым и мимимишным?!
— Как говорил один простудившийся герой сказки, «Узбагойся и бгими гаг данность».
Кицунэ рассмеялась:
— Расскажешь?
— На ночь — всенепременно, — заговорщически подмигнул я, с максимально серьёзным видом стараясь снова не фыркнуть в кружку. — Как спалось, Кейт?
Кицунэ замерла, расфокусированным взглядом глядя куда-то в пустоту, моргнула и улыбнулась:
— Замечательнейше, Старшая! Не помню, чтобы когда-нибудь было так спокойно и хорошо.
— Вот и славно, — я дожевал блинчик, в этот раз попался с ветчиной и сыром, неторопливо запил кофе. — И да, если что, не стесняйся. Мой дом — твой дом, моё одеяло — твоё одеяло.
Лёгкий румянец на щеках девушки стремительно набрал яркость, Кейт смущённо прикрыла глаза:
— Благодарю, то... Кайна. Это великая честь... для... меня.
Шестерёнки натужно заскрипели, пытаясь найти причину такой реакции кицунэ, однако кроме беспомощного «Этачёйтабыло?» ничего больше не выдали.
Чтобы скрыть собственное замешательство, я уткнулся носом в кружку, едва не хлебнув ноздрями напитка.
