...Отгремел пир в замке Магистра. Из приотворенных дверей трапезной доносились уже не хмельные голоса, а раскаты могучего храпа. Плут с Албом, громогласно объявив, что испытывают небывалую жажду и намерены повеселиться в городе, не таясь, пересекли двор и подошли к воротам. Алба пропустили беспрепятственно, Плута — после долгих препирательств, лишь вытребовав обещание раздобыть и для сторожей волшебного напитка.
Оказавшись за воротами, беглецы ускорили шаги. Не успели пройти и четверть мили, как из темноты в спину ударило негромкое и повелительное : "Стоять!" И тотчас их окружили фигуры в темных плащах. Плут послушно замер. Удивленно взглянул на Алба — тот с перепугу обмяк и сел на землю. Кто-то высек огонь и зажег факел. С Алба бесцеремонно сдернули капюшон, поднесли огонь к лицу. Алб сморщился, попытался загородиться, его ударили по руке. Он сидел на песке, таращил глаза, тяжело дышал, словно огромная жаба. Затем неизвестные так же внимательно оглядели Плута. Сам он, ослепленный, не мог узнать обступивших их людей. Но вот, совсем рядом, в темноте зазвучал голос, показавшийся Плуту знакомым.
— А, это ты, Алб? Куда торопишься?
— А, это вы, лорд Мюрэй! Чего это вам не спится? Или ждете, хозяин наградит усердие?
— Уймись, — холодно проговорил Мюрэй. — Куда направляетесь?
— В таверну, горло промочить. Или нельзя? — огрызнулся Алб.
— Что, опустошил уже подвалы замка?
— Скучно с вами, на каждом пиру — покойник, — парировал Алб.
Плут, почувствовав, как лорд Мюрэй напрягся, мысленно обругал Алба.
— Ладно, ступайте, — процедил лорд.
Алба не понадобилось упрашивать. Толстяк развил такую скорость, что Плут с трудом сумел догнать его у подножия холма.
— Почему ты так испугался?
— Ты видел? — перебил Алб.
— Что?
— Я тоже не видел.
— Да говори толком! — рассердился Плут.
— Шатры исчезли.
— Какие шатры?
— Там, на склоне, — Алб принялся тыкать пальцем. — Вечером еще стояли. Лорд Гиром потихоньку снялся и ушел со своим отрядом. Значит, и брат его, лорд Накс, уведет своих людей из Борча.
— Ну! — ахнул Плут. — Письмо Родирера подействовало?
— Вовремя ноги уносим, — прошептал Алб.
— А чего ты труса праздновал? — пристал к нему Плут. — Подумаешь, застава.
— Подумаешь! — передразнил Алб. — За тот подарочек, что я в Дарль несу, нас обоих живьем зажарят, и шкуры снимут, и...
— А что ты несешь? — заинтересовался Плут.
Алб воровато оглянулся, извлек из-за пазухи сверток. Откинул тряпицу. Узкий серп луны не рассеивал мрак, и Плут с недоумением разглядывал два тонких обруча.
— Что это?
— Ты смотри, смотри!
Плут пожал плечами, хотел взять один из обручей, Алб спешно отдернул руку.
— Что это? — озадаченно повторил Плут.
— Ослеп ты, что ли? — взъярился Алб. — Это королевские венцы!
* *
*
Аннабел проснулась рано. Из серого сумрака только начали выступать стены и башни замка. Умывшись и одевшись с проворством воина, поднятого по тревоге, Аннабел решила заняться "Летописью королей Урша". Жители Урша век за веком отбивались от алчущих соседей, и ни один завоеватель не мог похвастаться, будто усидел на их троне... Отчего же в сердцах ее подданных угасла любовь к родной земле? Более того, стала предметом для осмеяния? Что за ужасная перемена произошла? Почему окрестности городов и селений, а то и улочки их, сплошь превращены в выгребные ямы? Почему осквернять землю — плевком ли, вероломством по отношению к живущим рядом — не стыдно?
Да, земля их испоганена... Но мать более всего дорожит ребенком, когда он болен...
Аннабел водила рукой по алому бархату переплета. Только ли любовь к земле угасла? За последние недели, объезжая союзные Дарлю города и селения, она многое повидала, со многими говорила. Тает, уходит любовь к старикам и детям. Если и проявляют к ним заботу, так в одном: одеть, накормить. А то, что никакой толстый ломоть не заменит ласкового слова, задушевного разговора — не помнят. Но если дети, родители не дороги, не интересны, чей образ обитает в сердце? Свой собственный?
Аннабел открыла книгу и вновь захлопнула. Были времена, когда за доблесть почиталось любить только соплеменников, или единоверцев, или кровную родню... Долго ли простоит мир, где каждый любит одного себя? Где оправданием любого преступления является фраза: "Я хочу", а слова "долг" и "бескорыстие" приравнены к ругательствам?
От невеселых размышлений Аннабел отвлек взрыв смеха. Она подошла к открытому окну. Внизу, в темном дворе кто-то жонглировал факелами. Снова зазвучал женский смех, потом голос юного пажа потребовал:
— Дай мне.
Два факела отделились, взлетели и тут же упали наземь. Женщина засмеялась.
— Не спеши.
И в воздухе закрутилось огненное колесо. Аннабел облокотилась о подоконник. Несколько мгновений смотрела, затем обернулась на звук открывшейся двери. Вошел Стрелок. Глядя на него, Аннабел гадала: всю ли жизнь будет замирать сердце при звуке его шагов? Негромко сказала:
— Помнишь, мы сидели на поваленном сосновом стволе. Над головами шумели деревья, вокруг цвел шиповник, жужжали шмели. Я тогда думала: это еще не само счастье, лишь ожидание его. Впереди много дней, один прекраснее другого...
Она подошла ближе.
— А теперь мечтаю о подобном мгновении, как о чем-то несбыточном. Какое блаженство: сидеть рука к руке, вдали от всех, смотреть в небо... — Аннабел улыбнулась. — Похоже, чем старше становлюсь, тем скромнее делаются мои желания. Наверное, у всех так?
Стрелок покачал головой.
— Сомневаюсь. Магистра и весь мир не насытит.
Аннабел вздохнула.
— Магистр жаждет венца, а я — спокойной прогулки в лесу. Боюсь, его желание исполнится скорее, нежели мое.
Стрелок обнял ее. С первой встречи знал: ее горе всегда будет его горем, ее радость — его радостью. У них одна дорога. И ноша — одна на двоих. К венцу он не рвется, но и бегать от судьбы не станет.
Во дворе вновь раздался взрыв смеха. Аннабел невольно повернула голову. Стрелок взглянул через ее плечо. В воздух взлетали факелы. Четыре — стремительно и высоко, один — едва вырывался из бросавшей его руки.
— Плясунья нашла ученика? — засмеялся Стрелок.
— Это одна из девушек, пришедших с вами? Она жила в доме, где прятался Артур?
— Да.
Аннабел удивилась краткости ответа.
— Она танцовщица?
Стрелок молча кивнул, предпочитая, чтобы на вопросы о Плясунье отвечал Артур. Аннабел задержала на нем взгляд, спросила:
— Наверное, она танцует прелестно?
Стрелок смутился. "Артур был в восторге".
Аннабел не сводила с него глаз:
— Вы давно знакомы?
— Два года.
— Встретились в доме Оружейника?
— Нет, напротив, я привел актеров к Оружейнику.
— Вот как? А... где вы познакомились?
— На представлении, в таверне "Золотой олень".
Аннабел ждала подробного рассказа, но Стрелок молчал. Тогда она промолвила:
— Ты в дорожном плаще. Едешь в лагерь?
— Да.
— Прости, я задержала тебя.
Стрелок помедлил. Однако он сам назначил час сбора, надо было идти.
— До встречи.
Аннабел улыбнулась, но едва лучник вышел, улыбка сбежала с ее губ. Королева вернулась к книге, погладила бархатный переплет.
Внизу слышался уже не смех — лязг доспехов. Аннабел встала, перегнулась через подоконник. В редеющем сумраке виднелись силуэты всадников — отряд выезжал со двора. Предводитель вскинул голову, встретился глазами с Аннабел, склонился, приветствуя королеву. Аннабел, узнав Драйма, холодно кивнула в ответ. Как странно устроено сердце... Артур навлек на них множество бед, приказал убить Стрелка — Драйм был только исполнителем... И что же? Артура она простила. Неприязнь к Драйму так и не сумела побороть.
Аннабел рассеянно провела рукой по лбу. Во дворе было тихо. Паж куда-то скрылся, и Плясунья присела на парапет фонтана. Подняла голову, увидела королеву, вскочила, поклонилась. Аннабел поманила девушку. Вскоре запыхавшаяся Плясунья предстала перед королевой. Аннабел быстро оглядела ее. "Худа, лицо и руки обветрены, волосы цвета ржавчины".
Ее Величество любезно произнесла слова приветствия. Плясунья, взбираясь по крутой лестнице, сочинила несколько изящных фраз. Но стоило ей увидеть супругу Артура, все придуманное разом вылетело из головы. Язык прилип к гортани. Аннабел гадала: только ли благоговением перед венценосной особой вызвана растерянность девушки?
Королева предложила Плясунье сесть и принялась учтиво ее расспрашивать. Плясунья несколько оправилась от смущения, постепенно увлеклась и разговорилась.
Родители? Нет, родителей она не помнит. Жила у тети с дядей. Любила их? Пыталась. В детстве всегда стараешься привязаться к кому-то сердцем. Наверное, они были неплохие люди, раз согласились заботиться о чужом ребенке. Нет, своих детей у них не было. А она так и не привыкла называть их дом — родным. Ей было там душно. Целыми днями судачить о соседях, добывать караваи — попышнее и обновки — понаряднее... только для этого и жить? За порогом она видела огромный мир: леса, горы, города. Разве могла усидеть дома? Когда старый Дейл увидел, как она танцует, и предложил взять в труппу, она с восторгом согласилась. Тетя с дядей расстались с ней без сожаления...
— Вы странствовали из города в город. Однажды оказались в столице, в таверне "Золотой олень".
— Да, — лицо Плясуньи начала заливать краска.
— Танцевали там?
Девушка кивнула. Словоохотливость ей явно изменила.
— Вероятно, это было необыкновенное зрелище, — предположила Аннабел. — Мои друзья до сих пор вспоминают о нем.
Плясунья продолжала краснеть.
— В тот день вы встретили человека, который стал вам особенно дорог?
За сравнение с щеками Плясуньи могли спорить свекла, гранат и вишня.
— Стрелок проводил вас в дом Оружейника?
Плясунья, радуясь перемене темы, живо откликнулась:
— Нет, нет. Со Стрелком мы встретились год спустя на арчинской ярмарке.
Тут она, полагая, что королеве приятно будет узнать о подвиге своего возлюбленного, поведала, как Стрелок их спас.
Аннабел внимала ей, затаив дыхание, но буйной радости не обнаружила. Спросила:
— И... с тех пор вы не разлучались?
— Со Стрелком? Разлучались, конечно. Мы же бродили по всему королевству с труппой Овайля. Под Рофтом в такую переделку попали — страшно вспомнить. Если бы не господин Драйм...
Плясунья рассказала о встрече с королевскими воинами. Дойдя до того места, где Драйм предложил ей поехать в лагерь, Плясунья запнулась, опасливо взглянула на королеву, выдохнула:
— Я отказалась.
— Не поехали в лагерь? — переспросила королева. — Однако Стрелок в это время был в столице?
— В столице или у лорда Гаральда, не знаю, — легко откликнулась Плясунья и со значением повторила: — Я считала, что не должна появляться в лагере.
Тонкая морщинка залегла меж бровей Аннабел.
— Вы встретились с ним, когда вернулись в город?
— Да, — тихо отвечала Плясунья.
— Обрадовались встрече?
— Да, — голос Плясуньи звучал еле слышно.
Королева поднялась. Плясунья тоже вскочила. Аннабел поглубже вдохнула.
— Любите его?
— Да.
— А он?
— Говорит, что тоже любит, — Плясунья вскинула на королеву круглые глаза. — Ваше Величество, я осмелилась выслушать признание лишь потому, что твердо знаю: ваше сердце принадлежит другому. Ничего, кроме слов, между нами не было. Для меня, как и для всех, он король и ваш супруг.
Аннабел снова села. Опустила голову, скрывая улыбку. "Мне следовало догадаться. Рыжеволосая красавица... Ох, Артур! Стрелок тоже хорош..."
Она дружелюбно посмотрела на Плясунью, испуганную собственной дерзостью. Теперь Аннабел находила, что девушка стройна, у нее замечательный румянец и волосы цвета заката.
— Садитесь же, — мягко проговорила королева. — Я еще раз хочу поблагодарить вас за заботу о короле. Вы проявили немалое мужество...
Плясунья перевела дыхание. Села. Позволила себе нерешительно улыбнуться.
— Мужество? Я умирала от страха, — Плясунья вновь улыбнулась — в душе у нее все пело. — Меня Магистр ненавидит столь же пламенно.
И она рассказала о Шорке.
— Право, — заметила Аннабел, выслушав ее, — надо мне почаще вспоминать о собственной вине, едва захочется взроптать: "За что такие беды?"
— Разве вы в чем-нибудь виноваты, королева?
— Доверие ко лжи, — сказала Аннабел. — Доверие ко лжи. Страшный грех.
* *
*
Впервые Стрелок, Аннабел и Артур встретились наедине. На несколько мгновений воцарилось неловкое молчание. Артур с преувеличенным вниманием оглядывал зал. По каменным стенам тянулись узкие высокие арки из светлого дерева. В каждой арке — картина: люди в доспехах или богатых одеяниях, строгие, холодные лица... Артур отступил на шаг, рассматривая один из портретов. С холста сурово взирал чернобородый мужчина в тяжелой пурпурной мантии и золотом венце — король Август Славный. Артур повернулся к Аннабел и Стрелку.
— Я отослал Драйма с отрядом в Борч. Лазутчики уверяют, будто город свободен. Заняв его, мы закроем дорогу на столицу. Каралдорцы на подходе к Милипу. Через десять дней могут быть здесь, — он помолчал. — Вы многое успели. И город, и лагерь прекрасно укреплены. Я слышал, лорд Гаральд отправился в Бархазу. Приведет помощь?
— Нет, — ответил Стрелок.
— Почему? — поразился Артур.
— Легко привлечь чужеземцев, отвоевывая свою страну. Но и хозяйничать в ней будут чужеземцы.
— Вы правы. И все же, нам трудно рассчитывать на собственные силы.
— Если лорд Гаральд добьется успеха, бархазцы придвинут свои отряды к границам Каралдора. Каралдорский король не сможет собрать здесь все войско.
Артур кивнул.
— Леди Дарль сопровождает своего супруга?
Ответила Аннабел — после паузы:
— Леди Дарль вернулась в Лильтере. Постарается прислать к нашим северным крепостям лильтерские корабли.
— Если бы я имел такой тыл, когда сдерживал врагов под Рофтом! — воскликнул Артур. — Каралдорцы не посмели бы вновь подступить к нашим границам, — и тоном ниже добавил: — Сам виноват, что помощи не имел.
Стрелок с Аннабел переглянулись. Артур вскинул голову.
— Полагаю, я должен был первым заговорить об этом. Вы простили, но я себе не простил.
— И я себе не простила, — откликнулась Аннабел.
Вспомнились ей последние дни лета — черные дни траура по отцу. Лепестки роз, усыпавшие дорожки в саду. Тронутый рыжиной мох на каменной скамье. Артур тогда уговаривал не спешить со свадьбой. Уступила. Испугалась — подданные взволнуются. Будто их могло волновать что-то, кроме скорой войны! Артура в соблазн ввела.
А потом пришли страшные зимние дни. Артур предложил выйти за него замуж. Согласилась. От страха — тяготы правления принять на себя не пожелала. Открытой лжи поверила. Артуру обман давался нелегко. Могла узнать правду — по дрожи его голоса, по бегающему взгляду. И все же предпочла его умом жить — не своим. Своим — слишком трудно.
Теперь поняла: истина сокрыта лишь от того, кто не желает ее видеть. Дорогая цена заплачена за урок.
