Узнав, что Анна с недавних пор живет по соседству с Кити, Долли загорелась ее навестить. Она всегда чувствовала по отношению к ней родственные чувства, хотя родственниками они были только через мужа, но Анна была ей ближе, чем даже родная сестра, хотя Долли неохотно признавалась в этом себе. А уж после всех перипетий ее личной жизни, эта душевная близость только возросла. Ведь она, Долли, тоже многое пережила, испытала на своем веку, кому как не ей понимать, как тяжело пришлось Анне.
Так как своего транспорта для поездки у нее не было, Долли обратилась к Левину. Узнав об ее намерении, он удивился, но отговаривать не стал, выделил джип и шофера и рано утром Долли отправилась в путь.
Она смотрела на проплывающие мимо нее пейзажи, но думала о своем. Правильно ли она распорядилась своей жизнью, посвятив ее семье во главе с неверным мужем? Столько женщин решительно разрывают такие порочные узы, живут самостоятельно — и совсем не тужат по поводу неудавшегося брака. А вот она так не может, она безнадежно старомодна. Если она вышла замуж, если родила от супруга детей, то будет с ним до конца, чтобы он не вытворял. Обвинять, прощать — и снова рожать. Ей ли не знать, как часто он ей изменял. Пусть она гнала эти мысли, но ведь они были и с этим ничего нельзя поделать. Может, она просто тряпка, обрекла себя на постоянные унижения и готова это терпеть до бесконечности, лишь бы окончательно не рушился ее маленький и хрупкий, как хрусталь, мир. А вот Анна молодец, уйти от такого мужа, почти по слухам министра, на это способна далеко не каждая женщина. Как же надо любить, чтобы совершить подобный поступок. Вот она любит ли так же Стиву, как Анна своего Вронского? Если рассудить, за что его любить? Блудливый эгоист — вот он кто. И все равно нежное чувство к нему не способны выкорчевать из ее сердца никакие его проказы. Да, он мерзавец, но любимый мерзавец. Он тот единственный в ее жизни мужчина, который поднимает ее на самый пик наслаждения и другого она не хочет, как бы ни был тот другой хорош в постели. Лучше Стивы для нее никого нет. Это какой-то экстаз или наваждение. Наверное, и Анна переживает нечто подобное. Вот бы об этом ее спросить? Но Долли знала, что никогда не решится на столь откровенный вопрос. А вот для Кити задать его не составит большого труда. Она, Долли, всегда удивлялась, как спокойно говорила сестра на самые откровенные темы и не могла понять, откуда в ней такая раскованность, ведь росли, воспитывались в одном доме, в одной среде, а получились такие разные. И судьба потому у них складывается неодинаково. Кити очень повезло с мужем, Левин просто идеальный человек. Даже странно иногда, что такие встречаются в современном мире. Словно он пришел из далекого прошлого или будущего — поди разберись. Иногда в этом ужасном мире происходят удивительные вещи, которые вселяют надежду на то, что не все так плохо и гнусно. Она, Долли, так счастлива за Кити, хотя и понимает, что той будет нелегко с таким мужем, в таких специфических условиях. Перебраться почти что с Невского проспекта в эту деревенскую грязь — на это способны единицы. И то, что Кити оказалась среди них, наполняет ее сердце гордостью за сестру. Может, это, и странно, что это является одним из важных событий, которые произошли в ее жизни, хотя к этому она имеет крайне опосредованное отношение.
Долли задумалась, ее немного удивило то, что эта поездка вызвала у нее такой всплеск неожиданных размышлений и чувств. Обычно она редко придавалась анализу происходящего с ней и вокруг нее. В своих реакциях и оценках она полагалась больше на чувства, а подчас на эмоции, но виной этого необычного явления скорей всего была Анна. А может что-то еще, но думать на эту тему времени уже не осталось, автомобиль остановился возле закрытых железных ворот. Их створки разъехались, и джип въехал во двор.
Анна и Вронский встретили Долли возле крыльца. Вронский помог ей сойти с джипа, и Долли после нескольких часов езды с удовольствием снова почувствовала себя стоящей на твердой почве. Она с любопытством и с некоторой завистью оглядывалась вокруг.
Долли находилась посредине небольшого двора, который почти весь утопал в цветах. Впереди располагался не слишком большой, но очень красивый двухэтажный особняк. Строивший его архитектор проявил отличный вкус и фантазию, в итоге получился прямо сказочный домик. Невольно она сравнила его со своим домом на дачном участке. По сравнению с ним тот смотрелся грубо и примитивно.
С Анной они сердечно расцеловались, Вронский же учтиво поцеловал ей руку. После чего все прошли в дом.
Первым делом Долли попросила проводить ее в детскую, ей не терпелось поглядеть на дочь Анны и Вронского. Ее удивило то обстоятельство, что Анна не выказала никакой радости от этой просьбы. Обычно матери с огромным желанием демонстрируют гостям своих чад.
Такое поведение Анны продолжилось и в комнате дочери, она подвела Долли к играющей с куклами Ани, но смотрела на ребенка без обожания. Скорей ее взгляд ничего не выражал. Долли не могла поверить своим глазам; будь она на ее месте, то закатила бы великую сцену любви и нежности. Почему Анна так сдержанно ведет себя? Уж перед ней ей нет смысла скрывать свои чувства, они знают друг друга не первый год и их многое связывает.
Обед прошел в общем, но малосодержательном разговоре. Долли показалось, что между Анной и Вронским существует не то, что холодок, но какая-то сдержанность. Как между супругами, прожившими в браке много лет. Они как-то не очень походили на безумно влюбленных друг в друга людей. Когда Вронский смотрел на Анну, его глаза не загорались, а светились спокойным светом. Точно таким же, когда он глядел на нее, Долли. И ей почему-то становилось немного тревожно и обидно за эту пару.
После обеда Вронский, сославшись на дела, оставил женщин одних. Долли услышала, как во дворе заурчал мотор, послышался скрип колес, и машина выехала со двора. Анна провела Долли в небольшую и уютную комнату. Там стояла кофеварка. Анна налила кофе и поставила чашки на столик.
— У вас тут так здорово. Такой прекрасный дом и двор — настоящий сад. Вам очень повезло, — заметила Долли.
— Да, — согласилась Анна, — эта работа Алексея — настоящий подарок судьбы. Он буквально ожил. Я раньше не предполагала, что он такой хозяйственный. Все эти цветы — его инициатива.
— Я думала твоя, — удивленно произнесла Долли.
— Нет, его, — сказала Анна и отвернулась.
— Ты еще тут не привыкла, — осторожно сказала Долли.
Вместо ответа Анна отпила уже порядком остывший кофе.
— Понимаешь, — вдруг быстро заговорила Анна, — Алексей тут обрел себя. Он захвачен новым делом. А что делать мне? Там, в Москве у меня был свой бизнес, я вращалась в кругу художников, артистов. Это было захватывающе, я никогда не скучала. А здесь только этот дом. Я ощущаю себя в нем узницей замка Иф.
— Но у тебя же семья: муж, дочь.
— Он мне не муж. — Анна осеклась. — Конечно, он фактически муж, но дело не в этом.
— Это все временно, это все непременно пройдет, — попыталась успокоить ее Долли.
— Что пройдет? — как-то строго посмотрела на нее Анна.
— Твое состояние. Все наладится. В моей жизни так часто бывало, казалось, что все рушится окончательно и бесповоротно, а потом неожиданно все входит в нормальную колею.
— Мы с тобой разные, — глухо сказала Анна. — Ты живешь жизнью Стивы, жизнью своей семьи, а мне нужна своя линия жизни. Я не могу быть просто дополнением к мужу и даже дочери. — Анна быстро посмотрела на свою собеседницу. — Прости, милая Долли, я не хотела тебя обидеть.
— Ты меня нисколько не обидела, — по возможности беспечней проговорила Долли, подавляя обиду. — Мы, в самом деле, разные, но это же не мешает нам любить друг друга.
— Нисколечко.
Анна порывисто привстала и поцеловала в щеку Долли.
IX.
После ужина Анна неожиданно под предлогом того, что болит голова, удалилась в свою комнату. Это удивило Долли, она полагала, что они все вместе отправятся гулять по живописным окрестностям, о которых в два голоса ей вещали хозяева особняка за обедом. Долли была даже немного заинтригована, а потому поступок Анны был ей не совсем понятен. Она проводила ее недоуменным взглядом. Это не осталось не замеченным Вронским.
— Дарья Александровна, если желаете прогуляться, с удовольствием составлю вам кампанию, — предложил он.
Долли, соглашаясь, кивнула головой.
Через пятнадцать минут они вышли из металлических ворот и направились по тропинке. Коттеджный поселок был небольшой, и они скоро вышли за его пределы. Здесь было в самом деле красиво. Сосновый лес устремлялся вверх сотнями прямых, как мачты, стволов, воздух был удивительно свеж и вкусен, и Долли с наслаждением вдыхала этот с сосновым привкусом аромат.
Они почти не разговаривали, но ей казалось, что ее спутник немного напряжен. Пару раз она бросала взгляд на него, словно бы поощряя Вронского к беседе, но тот все ее не начинал, и Долли даже подумала, что возможно, ошиблась, Вронский вовсе не намерен ей что-либо конфиденциально сказать. У нее чересчур разыгралось воображение.
Однако интуиция ее не подвела, это она поняла сразу по первым же произнесенным словам Вронского.
— Я не ошибаюсь, Дарья Александровна, что с Анной у вас сложились доверительные отношения? — спросил он.
— Думаю, что да. Она помогала справляться мне с моими семейными неурядицами.
— А если я попрошу вернуть ей долг?
— Я вас не совсем понимаю, Алексей Кириллович.
Вронский отвернулся и несколько секунд рассматривал окружающий его пейзаж.
— Когда я сюда ехал, то думал, что тут нам будет хорошо. У нас есть хороший дом, мы больше не нуждаемся в деньгах. Согласитесь, этот аспект жизни очень даже немаловажен.
Долли мысленно согласилась, денежные проблемы мучили ее с того момента, как она вышла замуж.
— А какая тут природа, — продолжал Вронский.
— Да, очень красиво, — поддержала его Долли. Как раз в этот момент они вышли к небольшому озеру, и неторопливо пошли по его кромке.
— Вот и я полагал, что тут почти что идиллия. Все о чем мы столько мечтали, нежданно-негаданно случилось. Причем, почти без усилий с нашей стороны.
— В чем же тогда проблема, Алексей Кириллович?
— Вот и я задаю себе вопрос: в чем же проблема? Понимаете, Анна как-то вдруг изменилась, у нее появилось раздражение. Она его скрывает, но я-то чувствую. Она не испытывает по-настоящему материнских чувств к нашей дочери, выполняет обязанности матери без души и мне обидно за ребенка. Вы понимаете, что я испытываю, видя все это?
— Понимаю, — взволнованно ответила Долли. Она вдруг прониклась сочувствием к нему. — Наверное, ей сейчас нелегко.
Вронский слегка пожал плечами.
— Я понимаю, у нее не урегулированы отношения с бывшим мужем. Точнее, с нынешним. В последнее время у нее не ладились дела с галереей, в том числе во многом и по его вине. Он элементарно ей вредил. Ее отлучили от сына, но она же понимала на что шла.
— Женщины часто не задумываются, когда идут на зов чувства, а уже потом осознают все последствия этого шага, — со знанием дела заметила Долли.
— Наверное, вы правы, но ситуацию надо как-то урегулировать. У меня сейчас много работы, и я не могу уделять Анне столько времени, как раньше. Еще совсем недавно я безраздельно принадлежал ей, теперь же у меня появилось дело, которое мне нравится, которым я дорожу. А когда я прихожу домой, то попадаю в атмосферу ее недовольства и меня это обескураживает, я чувствую себя не в своей тарелке.
— Вы пытались с ней об этом поговорить?
— Да, но она упорно уходит от этой темы. У нее внутри словно табу на ее обсуждение, но это лишь накапливает взаимное недовольство. А я так дорожу нашими отношениями. Наша любовь по-настоящему глубока, она сохранилась, несмотря на испытания. Согласитесь, что сегодня это редкость.
— Очень большая редкость! — пылко поддержала его Долли.
— Вот я и прошу вас, как-то помогите Анне выйти из этого состояния. Она в нем укрылась, как в одеяле с головой. Помогите сбросить ей его с себя. Этим вы окажите услугу не мне, а Анне. Мне кажется, если она разведется с мужем, и мы поженимся официально, всем станет легче. Это словно нарыв. Хотя потери не избежать. Скорей всего придется окончательно расстаться с галереей, а она очень ею дорожит. Но что же делать? Подчас надо идти на жертвы. Неопределенность всегда хуже даже самой плохой определенности. Это я вам, как бывший дипломат говорю.
— Хорошо, я постараюсь, — заверила Вронского Долли. И ей показалось, что он сразу же повеселел. Она невольно вспомнила Стива; у него тоже мгновенно улучшалось настроение, когда ему удавалось скинуть решение какой-нибудь проблемы на нее. Мужчины всегда остаются детьми, подумала она. А нам с ними возиться и возиться до скончания веков, а может еще и потом.
X.
Долли находилась в своей комнате и уже собиралась ложиться спать, как неожиданно к ней зашла Анна. Долли ощутила смущение, после общения с Вронским и его несколько заставшей ее врасплох просьбой, она еще внутренне не была готова к разговору с ней, но по виду Анны Долли сразу догадалась, что та была настроена серьезно. На ее лице не было и тени улыбки, наоборот, выражение лица было для Анны непривычно сосредоточено. В руках она держала планшет.
— Я тебе не помешаю, ты еще не спишь? — поинтересовалась Анна.
— Нет, я рада, что ты зашла ко мне, — не совсем искренне уверила ее Долли.
Анна улыбнулась и села в кресло.
— Хочу кое-что тебе показать. — Анна включила планшет. — Вот посмотри. — Она протянула ей его.
Долли села рядом и стала листать планшет. Это были фотографии картин. Их сюжет несколько смутил ее, однако, как художница, она не могла не оценить мастерство незнакомого ей автора.
— Что это за картины? — спросила она.
— Одного очень талантливого художника. Выставка его полотен должна была открыться в моей галерее, но муж сумел мне помешать это сделать.
— Жаль, картины замечательные, хотя их сюжеты меня смущают.
— Творчество не бывает без свободы. Любой художник добивается успеха лишь тогда, когда его произведения вырастают из души. А о чем они, так ли это важно. Если в мире живут большое число гомосексуалистов, почему об этом нельзя создавать произведения искусств. Ничто так не убивает искусство, как ханжество.
— Я согласна с тобой, но разве нет других тем... Мне эта не нравится.
— Я предполагала именно такую твою реакцию.
— Но тогда зачем ты мне это все показала?
— Точно не знаю, — задумчиво протянула Анна. — Может, еще раз проверить...
— Проверить что?
— Люди очень ограничены и нетерпимы. Я совсем не имею в виду тебя. Ты-то как раз наоборот. Они не видят никого другого, кроме себя. А собственные воззрения возводят в абсолют. Знаешь, я, наверное, тоже бываю такой. Но когда я стала владелицей картинной галереи, это сильно изменяло меня. Я столкнулись с таким многообразием взглядов на жизнь и способов их выражения, что стала незаметно для себя меняться. Отказалась от мысли, что все что я говорю или думаю, это истина. Занятие искусством сделало меня шире и одновременно терпимей. Разве мы можем быть в чем-то уверенными? Мы так мало знаем, еще меньше понимаем, нами движут самые примитивные эмоции, которым мы придаем непомерное значение. Нам нанесли небольшую обиду, а кажется, что обрушился весь мир и мы мстим этому человеку, как главному врагу. Скажи, разве не так?
