— Я ценю это, Харви.
У него были проницательные карие глаза, которые могли видеть сквозь тебя. В тот момент они стали тусклыми, как будто он куда-то ушел. — Фрэнк нашел решение.
— Чего?
— Генезиса. — Я уставился на него. Глаза вернулись к тому месту, где они были до этого. — Он разработал процесс, благодаря которому появились первые живые клетки.
Слова просто повисли в воздухе. — Ты серьезно, Харви?
Он кивнул: — Думаешь, я стал бы шутить о чем-то подобном? Это правда. По крайней мере, насколько мы можем судить. Мы еще не провели все тесты, но цифры, похоже, соответствуют действительности.
— Ну, ты честный человек, Харви. Ты мог бы сделать это сам. Приписать себе заслугу в крупном открытии. Кто бы мог подумать?
— Почему ты думаешь, что я этого не сделаю?
— О какой сумме идет речь?
Он провел указательным пальцем по усам. — По правде говоря, я думал об этом, Рон. Но мне бы это не сошло с рук.
— Почему бы и нет?
— Я никогда не справился бы с уравнениями. И все на факультете это знают. — Он усмехнулся. — Нет, здесь нужен был кто-то поумнее меня. — Он взглянул через единственное окно на Калбертсон-холл, расположенный прямо напротив нас. Это было здание студенческого центра.
В здании зазвонили колокола. Я услышал, как открываются двери, как в коридорах раздаются голоса. — Какая жалость, — сказал я.
— Что ты имеешь в виду?
— Он совершает важное открытие. И умирает, не успев объявить о нем. Действительно ли оно заслуживает Нобелевской премии?
— Да, — сказал он. — Если все подтвердится, как я и предполагаю. Но есть одно недоразумение. Это не был набор текущих результатов, Рон. Похоже, что он держал это взаперти более семи лет.
Я спросил, может ли он объяснить это мне. На языке непрофессионала, чтобы я мог донести это до своих читателей. Короткий ответ был "нет". Но это не помешало ему попытаться. Я достал диктофон, и он начал говорить о первичных состояниях, триггерах, углероде и Бог знает о чем еще. — Можем ли мы воспроизвести это в лаборатории? — спросил я.
— Уже сделано.
— В самом деле? Ты создал жизнь!
— Что ж, мы сделали это виртуально.
— Хорошо. — Что еще хотели бы знать мои читатели? — Почему он не объявил об открытии?
Харви понятия не имел. — В этом нет смысла, — сказал он. — Это был Грааль.
— А что он делал потом? — спросил я.
— Похоже, он уточнял свои результаты.
— Тянул время?
— Может быть. — Он глубоко вздохнул. — Тебе интересно узнать, каковы были шансы на то, что жизнь будет развиваться дальше?
— Понятия не имею. Я всегда предполагал, что это было более или менее неизбежно.
— Вряд ли. На самом деле, если Фрэнк прав, вероятность была одна на триллионы.
— Это большое число.
— На самом деле, это даже другой уровень. Квадриллионы. — Он отодвинулся, и стул заскрипел. — Первому живому созданию требуется четкая последовательность длинного ряда чрезвычайно маловероятных событий. Затем оно должно выжить, чтобы размножиться. Мы были самыми последними в длинной цепи точных попаданий, Рон.
Мы стояли и смотрели друг на друга. — Думаю, это объясняет, почему эти ребята из SETI никогда ничего не слышали.
Никто из тех, кто знал Джелпера, не смог предложить никаких объяснений, почему он мог утаить свой прорыв. Когда Харви сообщил, что результаты тестирования по-прежнему все подтверждают, я подумал, не мог ли он не знать о последствиях. — Нет, — сказал Харви. — Ни за что.
Я колебался со следующим вопросом. — Возможно, он беспокоился, что может всплыть его сексуальная ориентация?
— Нет. Он не распространялся об этом. Но это тоже не было секретом.
Вот так я написал статью, которая привлекла внимание всего мира. Это правда, что в Локпорте почти никто не пришел в восторг, но я подал заявку на участие в программе Ассошиэйтед Пресс и дал интервью вместе с Харви на научном канале.
Харви получил признание за эту работу, поскольку именно он обнародовал ее, и постепенно Джелпер отошел на второй план.
Я разыскал нескольких друзей, в том числе нескольких женщин, которые время от времени встречались с Джелпером. (Очевидно, он играл на обеих сторонах улицы). Никто из них и не подозревал, что он стоит на пороге важного открытия.
В конце концов, я позвонил его родителям, нашел отца и выразил свои соболезнования. Он поблагодарил меня, но его голос звучал отстраненно. — Вы один из его друзей? — спросил он.
— Я репортер Локпорт Реджистер, — сказал я.
— О.
— Ваш сын проделал очень важную работу, мистер Джелпер. Вы, должно быть, гордитесь им
— Я читал статьи.
— Он провел прорывное исследование много лет назад. Но так и не опубликовал результаты.
— Насколько я понимаю.
— Он рассказывал вам, чем занимается?
— Нет.
— Если вы не возражаете, мистер Джелпер, это кажется странным. Я ожидал, что вы будете первым человеком, которому он доверится.
— Мистер..?
— Хейт.
— Мистер Хейт, мы с моим сыном не были близки. Уже долгое время.
— О, мне жаль это слышать. — На другом конце провода повисло молчание. — Можете ли вы представить себе какую-либо причину, по которой он мог бы утаить такую информацию?
— Я не удивлен, что он это сделал, — сказал он. Затем: — Спасибо, что позвонили.
— Почему? — спросил я. — Почему вы не удивлены?
— Пожалуйста, оставьте это.
И я услышал гудок.
Он не согласился на интервью. Не отвечал на мои звонки. Поэтому я убедил Харви выдать от имени факультета сертификат о признании заслуг Фрэнсиса Джелпера. Мы оформили его, и я купил билет до Хантсвилла на свои собственные деньги, взял напрокат машину в аэропорту и поехал в Твин-Риверс.
Джелпер-старший был отставным торговцем недвижимостью. Когда-то он был продавцом автомобилей, безуспешно баллотировался в школьный совет Твин-Риверс и обучал своих детей на дому. На момент смерти сына был почти на пенсии. Раз в неделю появлялся в компании "Джелпер и Мартин", специализировавшейся на строительстве новых объектов недвижимости.
Его жена в течение нескольких лет преподавала математику в местной средней школе. Они жили недалеко от города, в двухэтажном кирпичном доме с колоннами и участком земли примерно в четверть акра. Когда я подъехал к дому, садовник окапывал кусты азалии.
Дверь открыла миссис Джелпер. Я не видел ее недавних фотографий, но ее было легко узнать. Ей было далеко за шестьдесят, светлые волосы были зачесаны назад, голубые глаза и отсутствующий взгляд, который давал мне понять, что я не имею большого значения. — Да? — спросила она, взглянув на конверт, в котором я держал награду Фрэнка.
Я представился и объяснил, что я из Локпортского университета. Это в Мэриленде. Она даже не пошевелилась, чтобы пригласить меня войти.
— Они выдали вашему сыну благодарственную грамоту, — продолжил я.
— О, — сказала она. — Это очень любезно с их стороны. — Мы стояли и смотрели друг на друга.
Откуда-то сзади раздался голос: — Кто там у двери, Маргарет?
Она отошла в сторону, и я увидел старшего Джелпера, Чарли Джелпера, который, по-видимому, спал на диване. — Пожалуйста, входите, — сказала она. Затем обратилась к мужу: — Он кое-что принес. Для Фрэнка.
Я не могу сказать, что муж был настроен враждебно. Но он явно хотел, чтобы я убрался отсюда. Очевидно, по недоразумению, он сказал, что Фрэнк мертв.
— Это награда, — сказал я. — В знак признания его заслуг.
Он встал с дивана и наблюдал, как я вынимаю сертификат из плотного конверта и протягиваю его тому, кто захочет его взять. Маргарет взяла. Она посмотрела на него и улыбнулась. — Спасибо, — сказала она.
Джелпер кивнул. — Передайте им, что мы ценим это. — Я увидел в отце сына. Те же черты лица, те же широкие плечи, те же глаза. Он дождался своей очереди, взял у нее сертификат, нахмурился и еще раз поблагодарил. Презентация закончилась.
— Не знаю, известно ли вам, — сказал я, — но он внес значительный вклад в свою область.
— Мы слышали об этом, — сказала Маргарет.
— В университете все озадачены. — Я старался вести себя непринужденно. И, конечно, когда ты изо всех сил стараешься вести себя непринужденно, то знаешь, что происходит.
Она обменялась улыбками со своим мужем. — Могу я вам что-нибудь предложить? Может быть, кофе?
— Да, пожалуйста. — Я был рад, что она немного расслабилась.
Джелпер положил сертификат на приставной столик. Мы стояли в гостиной. У них не было недостатка в деньгах. Кожаная мебель. Большие двойные окна с видом на сад. Посуда из травленого стекла. Книжные полки с изящной резьбой.
На стуле лежал экземпляр "Охотничьего дайджеста", а на одной из полок было расставлено с полдюжины книг. Остальные были посвящены искусственным цветам, репродукциям классических произведений искусства и фотографиям в рамках.
— Вы из Локпорта? — спросил Джелпер.
— Да, сэр. Я прожил там всю свою жизнь.
Я перевел разговор на охоту, признался, что ничего об этом не знаю, притворился, что всегда хотел этим заниматься. Принесли кофе. Маргарет спросила, хорошо ли я знал их сына.
— Только вскользь, — сказал я. — Но все, с кем он работал, включая его студентов, были о нем очень высокого мнения.
В конце концов, я смог вернуться к тому, что Фрэнк не сообщил о своих находках. — Это всех озадачивает. Харви, глава его факультета, говорит, что если бы он раскрыл то, что знал, то получил бы Нобелевскую премию.
Маргарет кивнула. — Я могу сказать вам, почему он ничего не сказал. — Ее голос дрожал.
— Почему? — спросил я.
— В газетах пишут, что этот процесс настолько сложен и требует такого сочетания маловероятных событий, что шансы на успех практически ничтожны.
— И?.. — подсказал я.
— Ученые, — она произнесла это так, словно имела в виду группу людей с сомнительной репутацией, — ожидали, что это будет рутина. У вас есть вода, солнечный свет и несколько основных элементов, и следующее, что вы видите, — это белки.
— Все вышло не так, — сказал я, пытаясь подбодрить ее.
Она кивнула. — Нет. Несмотря на все разговоры, в этом была рука Божья. Это то, что Фрэнк доказал, то, что он хотел опровергнуть. Это пятый день творения. — По ее щекам потекли слезы.
Джелпер подошел к ней сзади, обнял за плечи и посмотрел на меня сверху вниз. Он был внушительной фигурой. — Он не смог бы вынести такого результата, — сказал он мягким голосом. — Он отказался от своей веры давным-давно. Не знаю, на чьей вы стороне, понимаете ли вы, что это значит. Но именно поэтому он хранил молчание. Он жил в отрицании. Отрицал все, что, как мы знаем, является истиной. — Он выглядел потрясенным. — Он отрицал Господа до самого конца. Подумайте об этом. В этот момент наш сын находится в аду.
Ну, я не знал, что на это ответить, поэтому поблагодарил за то, что мне уделили время, и ушел. Как только оказался подальше от этого района, то позвонил Харви. — Не думаю, что его родители одобряли его.
— Ты понял, почему?
— Очевидно, это религиозный вопрос. Они говорили что-то о пятом дне.
— Похоже на то. Я думаю, они имели в виду Книгу Бытия. Библейскую. В пятый день Бог сотворил первые живые существа.
— Это была печальная сцена, Харви. Я думал, что религия должна быть утешением.
— Не всегда. Думаю, то, что он был геем, тоже не помогло.
Я подумал о Джелпере, который стоял там и дрожал, и мне пришло в голову, что это он попадет в ад.
Я отправился в местную библиотеку, взял компьютер и провел поиск по Фрэнсису Джелперу. Я, конечно, делал это и раньше, когда составлял оригинальную статью. Появились тысячи записей. Джелпер о теломерах для Нэйчур. Джелпер обсуждает эволюционные аспекты для информационного бюллетеня Дарвина. Джелпер о контрольных точках клеточного цикла для Сайнтифик Эмерикэн.
Но на этот раз я сузил поиск. Я добавил "гей".
Как обычно, результаты оказались не по теме. Джо Джелпер играет Гейлорда Бэттерли в фильме "Выше всяких похвал", а Джордж Фрэнсис дирижирует. Роман Мари Джелпер о путешествиях во времени "Назад в веселые девяностые" — один из лучших в этом году, по мнению Марка Фрэнсиса.
Затем я увидел то, от чего у меня мороз по коже. Это было из "Вестника откровений".
Обряд экзорцизма, проведенный над тремя мальчиками
Твин-Риверс, штат Алабама. 11 апреля. В прошлое воскресенье в церкви Божественного милосердия три подростка прошли обряд экзорцизма. Церемонию проводил преподобный Гарри Майклсон, а сотни верующих с благоговейным трепетом наблюдали за ней.
Далее в статье назывались имена подростков. Одним из них был Фрэнсис Джелпер. Я проверил дату. Ему было пятнадцать лет.
Я отыскал в сети адрес церкви Божественного милосердия и поехал туда. Это было живописное место, но не такое большое, как казалось в статье. Здание было свежевыкрашено, территория огорожена белым забором из штакетника, а большая вывеска призывала всех желающих посетить в эти выходные пробуждение "Могучих воинов Господа". В списке настоятелей значился преподобный Майклсон.
Через десять минут я снова был в доме Джелперов.
Они были удивлены, увидев меня. — Расскажите мне об экзорцизме, — попросил я.
Маргарет побледнела, Джелпер впился в меня взглядом. — Не понимаю, какое вам до этого дело, — сказал он.
— Что он должен был сделать? Стоял у входа в церковь, пока все его друзья наблюдали за ним? И кто-нибудь помолился над ним?
Маргарет смотрела сквозь меня. — У нас не было выбора. Мы боролись за его душу.
— Он должен был исповедоваться в своих грехах перед всем собранием?
Джелпер взялся за меня. — Убирайтесь, — сказал он.
— Это объясняет, почему он держал это в секрете, не так ли?
— Я уже говорил вам, почему. Он отрицал своего Бога. Неудивительно, что он умер молодым.
Он надвигался на меня, сжав кулаки. Обычно я не такой храбрый, когда дело доходит до рукоприкладства. Но в тот день я был в ярости и стоял на своем. — Вы все неправильно поняли, Джелпер, — сказал я. — Он знал, к какому выводу вы придете. Что его результаты якобы подтверждают ваши представления о сотворении мира. А он этого не хотел. Он не отрицал Бога. Он отрицал ваше видение вещей. Он отрицал вас. Он пожертвовал всем, лишь бы не позволить вам присвоить его работу.
Харви сообщил мне, что шансы на существование жизни в каком-либо одном месте настолько малы, что они всего в три раза выше единицы, деленной на предполагаемое количество миров в биозонах во всей Вселенной. Если мы предположим, что известная нам основанная на углероде форма жизни, которая нуждается в жидкой воде, является единственно возможной, то шансы на появление где-либо хоть одного живого существа были один к двум. Нам повезло. Вот что говорит Харви.
Но оценка количества подходящих планет носит чисто спекулятивный характер. Никто понятия не имеет, насколько велика Вселенная на самом деле. Так что все разговоры о вероятностях, в конечном счете, просто разговоры.
И все же, когда я сейчас смотрю на ночное небо, оно не такое, каким было раньше. Оно кажется холодным. И безличным. Просто машиной.
