Элинор отводил взгляд, и морщина скорби корежила его лоб. Он уже не мог справиться с тем, что пожирало этого юношу изнутри, вытягивая силы. Целитель только облегчал его мучения, и то ненадолго. А глубокой ночью у журналиста началась лихорадка. Он то кричал, пугая обслугу Дэсвери и гостей, то стонал, а потом и вовсе принимался с кем-то разговаривать. Та-Дюлатар снова сидел у его постели, смыкая глаза только для того, чтобы нырнуть на пустошь, выйти в иной пласт реальности и там ненадолго отпугнуть подступающего Желтого всадника — палача, готового исполнить приговор. Тот отступал, но вскоре возвращался, и врач понимал, что жить Ноиро осталось совсем немного.
Вот и теперь тот говорил из последних сил, передавая слова неизвестного доброжелателя. Или же это была ловушка? Ноиро не знал. Он почти ничего не соображал. Его одолели бесконечные кошмары, навеянные злобной фантазией черного раванги. Кошмары приходили из мира, где все имело способность обретать плоть и материализоваться, но самыми жуткими были те, которые не обладали зримой формой и проявлением.
— Я не смогу поехать за нею... — сказал он, уже почти забыв, с чего начал речь и о ком говорил прежде: на рассудок наплывала вязкая дурнота.
— Я съезжу, — заверил его мэтр Дэсвери. — Вы отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь. Мы все сделаем.
— У меня нет связи с музыкантами, но им нужно сообщить... Ту-Эл... он знает, где шкатулка. Я ничего не менял, она все еще там. Заберите ее. Эгмон знает... Знает шифр, а ключ... он у меня в обложке удостоверения...
— Мы постараемся найти музыкантов, ключ и шкатулку. Спите, Ноиро.
Тот улыбнулся и почти невнятно ответил:
— Да я уже скоро... высплюсь...
Телеведущий стиснул челюсти и стремглав покинул комнату, а Та-Дюлатар вернулся на свое прежнее место и сел, поглаживая Ноиро по голове.
— Жалко, я так и не вызволил Нэфри... — пробормотал Ноиро, отвернув голову, чтобы взглянуть в окно.
"Я пойду за ней, — вдруг сказал Элинор где-то на грани его сна и реальности. — Она там из-за меня, и вывести ее оттуда смогу только я".
"Почему? — с безразличием подумал журналист, не оглядываясь на него, хотя всем своим существом чувствовал его безумное отчаяние, тем более удивительное, что происходило оно от горя, а само горе было связано со скорой смертью человека, Элинору не близкого и, можно сказать, мало знакомого. Все их прежнее общение сводилось к назиданиям, тычкам, окрикам и недосказанностям. Ноиро казалось, что он привязан к их с Нэфри учителю куда больше, чем тот к ним, и вот получается, что все совсем не так, как он полагал. — Почему сможешь только ты?"
"Возможно, сходство с неким человеком, имеющим власть в Тайном городе, поможет мне больше, чем кому бы то ни было иному. Но сначала нужно спасти тебя"...
Ноиро медленно вкатился в сон-бред. Вот он у Гэгэуса, и тот отдает ему пленки, отдает видеоматериалы, что-то говорит, потом читает написанную им статью и отправляет текст на верстку для первой полосы... Вот они с Сокаром сидят перед телекамерами и говорят то, что не дали сказать Сэн-Тару Симману три года назад... Вот едут из телестудии, и по дороге Ноиро узнает, что Та-Дюлатар уже в Кемлине, что Дэсвери предложил ему и его спутникам остановиться в его доме, поскольку в Кийаре сейчас очень опасно. Вот Хаммон наконец рассказывает свою историю девятнадцатилетней давности, и замученный болезнью журналист даже не знает, верить ли этому, столь фантастичны его злоключения. Но тогда все, все встает на места, исчезают белые пятна в биографии Та-Дюлатара. Это невероятно, но объяснимо. Это потрясло бы Ноиро еще месяц назад, но теперь ему было не до потрясений.
"Я мог бы помочь, бог-целитель", — метнулась еще чья-то мысль, и она заставила журналиста проснуться.
Рядом с сидящим Элинором стоял тот юный Птичник, Айят. Ноиро снова едва признал его. Юноша был одет на манер обычных жителей Кемлина, и его чужестранность выдавал только акцент да некоторая экзотичность черт лица.
Лекарь и Птичник обменялись несколькими фразами на языке дикарей Франтира. Кивнув, Айят подступил к Ноиро и тоже сел, скрестив ноги, но прямо на пол, у его изголовья. Посидев неподвижно — журналист чувствовал только слабое покалывание то здесь, то там во всем теле — юноша начал медленно раскачиваться и что-то бормотать с полуприкрытыми глазами. Догадавшись о его действиях, Та-Дюлатар встал, запер двери, перебрался в дальнее кресло, где можно было дать телу полностью расслабиться, и ускользнул в иное пространство.
"Явись!" — тихонько шепнул Призыв, адресуясь к Ноиро.
Умирающего мало что держало в теле, и он охотно кувыркнулся к ним на радугу.
Та-Дюлатар по-прежнему был Незнакомцем, а вот Айят больше напоминал птицу, красивого серебристого хищника из пустыни Агиза, который умеет так протяжно кричать в небесах, приветствуя солнце! Сокол висел над ними, паря на восходящих потоках горячего воздуха бездны.
Здесь Ноиро было хорошо, силы полностью вернулись, точно и не было никакой болезни, и возвращаться не хотелось нисколько.
"Я хотел бы остаться тут", — признался он своим спутникам.
"Это не выход, — Та-Дюлатар ждал от него этой мысли, и журналисту вспомнилось, что ведь и целитель был проклят два десятилетия назад, а значит, сполна пережил все то, что сейчас происходит с Ноиро. — Сначала проклятие пожирает тело физическое, затем принимается за тонкие оболочки, а закончится все гибелью, полным растворением твоей сути".
Взмахнув огромными крыльями, Айят встал наконец-то на ноги-лапы, и длинные когти царапнули хрустальную поверхность, нисколько ее не повредив.
"Идем искать", — сказал он, заглядывая в глаза Ноиро золотистым оком, обведенным черной каймой.
"Искать?"
"Лазейку. Тебе надо выбраться и спрятаться, иначе ты скоро умрешь, — спокойно объяснил юноша. — Но спрятать тебя с живыми не получится, тебе надо к Змею Мира".
Он указал крылом на спираль. Незнакомец же молчал, неподвижно сидя на краю радуги и свесив одну ногу в пропасть.
"Кристиан, о чем он толкует?" — взмолился Ноиро, надеясь, что его оставят в покое и дадут прилечь хотя бы прямо здесь, на радуге, и крепко заснуть.
Элинор поднял капюшон и посмотрел из-за плеча. Видимая часть его лица сверкнула серебром.
"Не знаю. Это доступно только Говорящим — помнишь, я рассказывал тебе о них? Айят — сын Аучар, она научила его своим умениям или же он был к ним предрасположен самостоятельно. Но мне незнакомо то, о чем говорит он. Я слабый псионик, Ноиро. Положись на Айята, он знает, что делает".
Айят ждал, распустив крылья. Было в его антропоморфности что-то притягательное, что не отпугнуло бы и в реальном мире. По крайней мере, так показалось Ноиро, который в своей жизни с человекоптицами еще ни разу не пересекался, зато в "тонкой" вселенной привык уже почти ко всему: здесь метаморфозы всегда выглядели естественно.
"Смелей! — подбодрил сокол. — Просто держись!"
Ноиро понял, чего он добивается, и ухватился за его шею. Так он раньше таскал на себе маленькую сестру, сажая на закорки и поддерживая под колени. Перья птицы были плотными и мягкими. Айят немедленно оттолкнулся от моста и камнем ринулся в огненную пропасть, на лету расправляя полотнища крыльев. Пестрые перья с мягким шелестом трепетали в воздухе.
Словно почуяв жертву, навстречу им из неведомых глубин вырвалась волна пламени. Она всегда охотилась на ротозеев или отчаянных смельчаков.
"Неужели он хочет, чтобы мы с ним сгорели и таким образом очутились на том свете?" — мигом проскочила мысль, и Ноиро не испытал ни малейшего страха: после былых путаных кошмаров этот хотя бы был очевиден и предсказуем.
Но, восторженно вскрикнув — протяжный зов полетел к гигантскому вороту — сокол изменил положение крыльев, перья на них развернулись, препятствуя встречному ветру, и, обманув волну, они с Ноиро воспарили к серебристым клубящимся небесам. Только теперь журналист позволил себе видеть все вокруг чистым всепроникающим сознанием. И он увидел.
Позади них молчаливо летело черное существо с перепончатыми крыльями на руках — в его облике Сотис уже несколько раз встречал здесь Элинора. Только теперь Ноиро подумал, каким же чужим и не похожим на себя самого делает Учителя этот облик. Тот как будто прячется за ним, как за уродливой маской.
"Здесь мы еще не летали! — поддразнил его журналист. — Жалко, я не успел научиться этому".
"Еще успеешь, — сурово ответил птице-ящеро-человек, полетел быстрее и в три взмаха обогнал Айята, чтобы расколотить перед ними пространство. — Вперед!"
Осколки реальности посыпались в бездну. Тогда великий Змей Мира исторг возмущенный рев, а сокол нырнул в быстро затягивавшуюся брешь. Следом выскочил черный ящер и, дохнув огнем, сплавил края раскола.
"Здесь опасно, — предупредил он, зависая в пронзительно-синей пустоте. — Это Междумирье".
"Что это значит?"
"Промежуточная зона между миром живых и... временно не совсем живых. Живым здесь лучше не показываться".
"А в чем опасность, Кристиан?"
Ящер взглянул на сокола и полетел вперед. Вместо ответной мыслефразы в воображении журналиста сложилось несколько символов, из которых он склеил одно общее и малоприятное определение: Соглядатаи. Те самые существа, о которых говорила Нэфри? Не живые и не мертвые, непонятные и свирепые Соглядатаи из городских легенд?
"Тут много всякого. Есть и Соглядатаи-люди, и Соглядатаи-нелюди, и Соглядатаи-нежить. Здесь магниты еще не стали магнитами, а противоположно заряженные частицы не могут аннигилировать. Это нейтральная зона, патрулируемая Соглядатаями. Они следят за балансом, и вламывающиеся сюда посторонние этот баланс нарушают. Кого они нашлют на нас — неизвестно. Но можете быть уверены: они отыщут самые слабые места и подберут достойного врага"...
Элинор рассмеялся. Ноиро чувствовал в нем воспламеняющийся боевой задор. Или так влияла на спокойного целителя зона Междумирья, или он так влиял на зону. А скорее — то и другое. Айят же оставался непроницаем, как будто раз и навсегда избрал своим уделом служить извозчиком для незадачливых журналистов, одной ногой стоящих в могиле. Нет, положительно Ноиро здесь нравилось. И, если бы не чувство долга перед многими людьми, он остался бы в этом мире насовсем — уже не как шпион, нарушивший границу, а как законный обитатель загробного мира. Если, конечно, это и есть тот самый обещанный загробный мир. По крайней мере, здесь нет боли и кошмаров, нет той уязвимой тюрьмы с комнатами для пыток, величаемой телом, здесь он свободен...
От низа до верха синее Междумирье заполняли гигантские тучи-столбы. Колонны пыли и газа таили внутри себя тусклые огоньки.
"Теперь вам надо поспешить, — предупредил Элинор. — Они тут".
Синеву расчертили неровные черные полосы, похожие на негатив реактивной струи самолета. Они догоняли, протыкая на своем пути пылевые колонны.
"Это Соглядатаи?" — Ноиро понял, что видит не само явление, а лишь его следы.
"Это те, кого они выслали по наши души, — рыкнул ящер. — Айят, лети!"
Та-Дюлатар забрал вверх, залихватски перекувыркнулся над ними и, очутившись позади, начал возвращаться в облик Незнакомца, одновременно вырастая до исполинских размеров, заковываясь в броню усиленного Благословения и посылая призыв о помощи остальным ученикам из других миров. Под его ногами из ничего создавалась твердь, а четыре страшных пылевых столба, окруживших его, загудели, отдавая для придуманной, иллюзорной земли частицы настоящей материи и тем самым воплощая ее. Проявленная реальность оживала. За спиной, по правую и левую руки и перед глазами стоявшего на вершине горы Незнакомца — словом, на всей новорожденной планете забушевали вулканы и смерчи. Падающие из синей пустоты кометы заполняли кратеры водой, над твердью в кровавом небе сходились тучи, сверкали первые молнии, проливались первые дожди.
Черный монах вытянул руку, та пробила зеркало иллюзии и вошла в туман иного измерения, чтобы вытянуть оттуда тонкую нить. Другую руку Незнакомец опустил в бурлящую грязно-желтую воду сотворявшегося океана и оттуда извлек вторую нить. Удар молнии и треск громового разряда соединились у него над головой, и тогда с хирургической ловкостью руки Незнакомца начали сплетать нити друг с другом, нанизывая на каждую песчинки-бисеринки, а затем швырнули перекрученное ожерелье в волны. Несколько мгновений спустя из океана на сушу поползли странные существа. Они меняли форму и размеры, а суша облекалась зеленью трав и деревьев, и вот наконец в небо нового мира взлетели грозные существа, послушные своему создателю.
Посланники Соглядатаев уже пробивались сквозь плотную атмосферу планеты, когда через аркады реальностей сюда же перенеслись "тонкие" воплощения учеников Та-Дюлатара.
Сокол и Ноиро тем временем влетели в туманность, верхняя часть которой напоминала формой клюв орла. Тут не было видно ни зги, не ощущалось движения, не слышалось ни звука. Это был кокон для какой-то гусеницы колоссальных размеров, пригодный для того, чтобы вынянчить прекрасную бабочку — а быть может, и не одну. Именно коконом представилось журналисту то место, где они очутились. Здесь даже мысли текли подобно засахарившемуся меду...
На планете Та-Дюлатара грязные кляксы поднимались из жижи протоозер, обретая оптимальный для себя облик вращающихся черных воронок. Крылатые ящеры набросились на воинство Посланников, ведомые приказом своего творца, но были уничтожены в одно мгновение ока: их закручивало и перемалывало, едва только они приближались к черным зевам. На смену погибшим тварям прямо из земли выбирались новые. Они тоже не жили долго и почти не задерживали продвижение черной рати.
"Их ведет черная звезда, — понял Ноиро, всматриваясь в суть вещей, — а она ненасытна"...
"Они выбрали верного противника для нас", — ответил Айят.
Их мысли туго проползли от одного к другому и растворились в бурой пыли "кокона".
Ноиро видел место битвы глазами Элинора, словно бы стал им, возвышавшимся на той горе с отбитой вершиной. А тот видел всё.
Даже способ боя Посланников был каким-то вывернутым наизнанку: если двенадцать учеников лили силу благословений Учителю, а он держал удар сам, оставаясь на виду, то черная дыра пребывала в невидимости и неприкосновенности позади своих слуг-воронок и непрерывно тянула в себя все, что проглотили они, выпущенные в сражение. На месте одного уничтоженного молниями Посланника тут же воскресало двое. Новые воронки присоединялись к старым — пожирали и высасывали все, что попадалось им на пути. Летающие ящеры гибли один за другим, рождаясь из праха и возвращаясь в небытие.
"Уходите!" — дотекла до Ноиро с Айятом мысль Незнакомца, и крылья сокола дрогнули.
"Мы с тобой могли бы ему помочь!" — задыхаясь от удушающего отчаяния, которое никак не выплескивалось в крике посреди неподвижного мрака "кокона" и, словно комом, забивало грудь и горло, простонал журналист.
"Нет. Он решил правильно".
Это было как во сне, когда гнев кипит в тебе, но что-то не позволяет его проявить и взорваться яростью. Все клокотало в Ноиро от понимания, что сейчас ученики и учитель будут смяты, а у них с юным Птичником не останется никакого шанса их спасти и обрушить справедливое наказание на головы врагов.
