— Третьей идет красная!!! Она обходит старую кобылу, — голосом профессионального комментатора болельщика провизжала я. — В забеге лидирует лидер скачек Принц!
— Ва!!!! — вопили трибуны.
В Англии нет ни единого человека, который не бывал бы на скачках. А для знати это настолько привычно, что они включились в боление просто автоматически, делая ставки.
— Обходит, обходит! — безумно кричала я, с трудом перекрикивая чудовищный шум, подпрыгивая и ободряя обезумевшую старуху. — Быстрей, Ванга, ему не уйти!!!
Наконец принц вышел на финишную прямую и сумел таки вскочить на ноги. И рванул так, что оставил далеко старуху и кардинала, первым пересекя финишную черту выхода.
— Ааааа! — взревели в восторге трибуны.
Я же, заложив два пальца в рот, бешено свистела, так что у окружающих заложило уши, выражая свое высшее одобрение.
— Первой прибыла лошадь по кличке Принц! — сумела перекрикнуть рев я.
Грохнул хохот и аплодисменты.
В это время принц, очевидно, пробежав по какой-то лестнице, оказался на третьем этаже бальной залы и услышал последние слова.
— Ну, Лу, погоди!!! — изо всей силы провопил он в бессильном неистовстве, потрясая кулаками, затормозив на мгновение, прежде чем скрыться в лабиринте коридоров. — Подожди, я тебе это припомню!!!!!
Глава 42.
— Чего это ты накинулась так на еду? — удивилась я, вся красная от смеха и слез, увидев, как растрепанная Мари, прямо с пола подошла к одному из столиков и начала совершенно бестактно бешено поедать все подряд. — В конце концов, это просто неприлично! Ты меня шокируешь!
— Я сомневаюсь, что в Тауэре, где мы будем теперь жить, хорошо кормят, — хладнокровно ответила она, быстро запихивая еду себе в рот, будто опасалась, что ее отберут.
— Я что-то не помню, когда мы его купили, — растеряно сказала я.
— А нас там поселят в государственной квартире за казенный счет... Наедайся папа! — непринужденно посоветовала она подошедшему графу.
Я же сначала причесалась и поправила платье, а потом пристроилась к Мари.
— После скачек у меня всегда такой аппетит! — пожаловалась я.
Мари подавилась.
Шедшая к нам бабушка дяди Джорджа споткнулась.
— Мои последние в жизни танцы, — печально сказала Мари, с тоской и сожалением оглядев зал.
— Чего это ты так тоскливо, — удивилась я, раздирая зубами закуску. — По-моему, здесь довольно весело. Никогда так не веселилась...
Мари снова ткнулась лицом в бутерброд.
— Обожаю танцы, — заталкивая себе в рот бутерброд с красной игрой, промычала я. — Только пока только они голые танцевали перед нами, когда же будем мы?
Подошедшая впритык к нам бабушка снова споткнулась.
— Привет! — сказала она.
— Добрый вечер, — удивленно сказала я, ведь мы уже познакомились. — Вы не собираетесь замуж?
Мари фыркнула в бокал, а, потом, отложив все, отвернулась, не в силах успокоиться.
— Могу просватать чудесного мужика...
— Ты зараза крылатая, — печально сказала бабушка. — Ты хоть думаешь, прежде чем делать?
— А я тут причем! — возмутилась я, закусывая губу. — Я только смотрела!!
Я тщательно облизала и вытерла пальцы, забыв, что не дома в кругу своих.
— А когда будут танцы?
Они ахнули.
— Господи, Лу, что с тобой делать? — чуть не плача спросила мама.
— Отбить руки как Нике, чтоб не делала гадости, — сказал подошедший и уже переодевшийся и вымывшийся дядя Джордж, непонятно как дерзнувший вернуться сюда, — и поставить на крыше замка в углу, чтоб любоваться издалека...
Наверное, граф уловил что-то подозрительное в том, как я изменилась и подозрительно улыбнулась, потому что отпрыгнул, не ожидая продолжения. А, поскольку он был в узком фраке, ему пришлось сделать это двумя ногами одновременно.
— Щелкунчик! — восторженно от души захлопала в ладоши я. — Ах, граф, вы такой шалун, что вы еще придумали?
Меня не стали даже упрекать, а просто нечестно накинули мой собственный шлейф сзади, и, закутанную, как в мешке, просто понесли в угол, обхватив поверх, как я не отбивалась и хохотала, взбешенная таким коварством.
— Это не честно по отношению ко мне, ведь я уже не маленькая! — смеясь, сказала я, выпутываясь из шлейфа, ибо ко мне в детстве иногда применяли похожий способ, когда я была уже совсем несносна и никого не слушалась. — Вы взрослые, но не благородные!
Я поправила растрепанные волосы, мило надувшись, как ребенок, все еще смеясь.
— Ты сам виноват, дорогой, — сказала графиня, — что взял ребенка с собой вопреки всем правилам. Она так долго не была в Англии, что все это для нее лишь очередной костюмированный маскарад, которых вы уже сменили сотни при разных дворах...
— Я никогда не делала гадости, — обиженно сказала я на слова графа, слизывая с руки остаток джема. — Мы с Мари никогда не выкидывали жестоких шуток...
— Ага, а кто устроил для гостей "веселую" игру, при которой выигравший обязывался своей честью при всех тут же съесть редкий заморский фрукт — апельсин, а потом проигралась вдрызг каждому по тридцать семь апельсинов, — мама угрожающе посмотрела на меня, — подсунув бедным мальчикам, которые в этом не разбирались, грейпфруты?!?
Мы с Мари захихикали как зарезанные, не проявляя ни малейших признаков раскаяния. Воспоминания о том, как они ели, были одними из моих самых приятных...
— Вот уж было "веселье"...
— Но мам... — подавившись от смеха, запротестовала Мари.
— Молчи!
— Но мама, кто же заставлял их обыгрывать меня? — с изумлением невинно спросила я.
— А они потом обходили наш дом десятой дорогой, шипя — здесь живут проклятые садисты! — не слушала графиня. — По самой дальней дороге, не в силах вспомнить без дрожи пытку... Больше я их не видела...
Я не выдержала и снова хихикнула.
— И это мне такая плата за мою доброту и редкую щедрость, когда я, оторвав от сердца, накормила их бесплатно до отвала редким ценным изысканным фруктом, — печально сказала я. — Люди никогда не ценят доброты...
— Добрая душа, — сочувственно вздохнула мама.
— Да я ж искренне сочувствовала принцу и подбадривала его бежать быстрей! — не выдержала такой явной взрослой несправедливости я. — Кто ж, как не я, поставил на него сто фунтов!!!
Мне просто заткнули рот.
Так и пришлось сидеть на лавочке молча, пока Мари ела.
— Я тоже хочу есть, — негодующе сказала я. — Что это за поход в гости, когда я умираю с голоду? И что это за хозяин, который сбежал?!? Бардак какой-то!
Все как-то странно посмотрели у меня за спину и замерли.
— Вы позволите хозяину это исправить? — ласково, но насмешливо сказал сзади взрослый мужской голос, показавшийся мне чуть знакомым. Я ошеломленно крутанулась на скамейке, сумев сделать это вместе с ней, в шоке сидя глядя вверх. Я то думала, что сижу у стены, а это ширма!
Запала странная тишина.
Лавочка, правда, почему-то раскачивалась.
Где-то я этого пожилого донжуана видела. Но эти скачки совершенно отшибли память.
Минуты две мы смотрели друг другу в глаза, но я его переглядела. Игры в гляделки мне всегда удавались.
Он смутился.
И только тогда я обратила внимание, что все молчат.
Сидя на скамеечке смотреть ему в глаза и лицо было неудобно, приходилось задирать высоко голову, чтобы рассмотреть стоявшего почти в упор ко мне человека, и я поджала ноги, ухватившись за скамейку.
Он все молчал. Странный человек, связывавшийся у меня в голове с мажордомом. Тишина в зале стояла какая-то абсолютная. Я, дура, на нее не обратила.
— Может, нас кто-то представит? — сидя, весело и легкомысленно спросила я, вспомнив, что у англичан не принято знакомиться самому. Надевая одной рукой упавшую от моего детского поступка туфлю и жизнерадостно кося на него глазами. Сидя так неудобно!
— Это К-кароль! — почему-то так плохо представил его дядя Джордж, точно его термиты покусали за язык, что я заругалась. Он с трудом выдавил имя и замолчал.
— Кáроль, да? — сама переспросила я, повторив вслух его имя, искоса глядя на него, и ожидая, пока ему представят уже меня. Мои глаза утешали его — ничего, я знавала имечка и похуже.
Но дядя Джордж молчал.
— А меня что, ему так и не представят? — не выдержала я. — Дядя Джордж, ты представил его мне, почему ты не представляешь меня? Или он настолько плохой человек, что ты не хочешь, чтоб я его знала?
— Ах, — окружающие затаили дыхание.
— Он не выглядит таковым, — сообщила я. — К тому же он не бретер и дуэлянт, и его можно сбить ударом кулака, — сделала я профессиональную оценку.
— Лу, быстрее встань, — мучительно выдавила из себя Мари. — Трон, трон, — делала она губами какие-то странные знаки.
— Ой, я заняла вашу скамеечку! — я мгновенно вскочила.
С окружающими случился обморок. Я не понимала, чего они такие замороченные.
— Ножки болят, — наконец сострадательно сообразила я, наклонившись над ним; поняв, наконец, почему он так глядел на эту скамеечку и то, что я перед ним развалилась, а он стоял. — О, я бегемотиха! — я была сокрушена. — Вы не можете танцевать да, решили смотреть на старости лет, а я лишила вас последнего удовольствия, — раскаяно протянула я.
— Не надо меня казнить, лучше в Тауэр... — бормотала раз за разом дикую чушь с серьезным видом Мари. Так, что мне захотелось закатиться смехом. Она всегда меня смешила. Умение ее выдать с серьезным видом чушь непревзойденно. — Хоть лет на девяносто, но не казнить...
— Садитесь, садитесь дедушка, — я с трудом усадила его на скамеечку, потому что он от смущения и воспитанности, что нельзя сидеть мужчине при женщине, отчаянно сопротивлялся. Но куда ему против меня... — Вы не смотрите что я женщина... В ваши девяносто лет для вас уже все равно, что женщины, что мужчины, все одинаково... И как я могла так ошибиться, — извиняюще пробормотала я. — Должна сказать вам комплимент, что в свои года вы довольно молодо выглядите... Меня ввело в заблуждение то, что ваш костюм похож на павлиньи перья командира отряда кораблей моих пиратов бретера барона дэ Логана, хотя я сразу увидела, что вас можно сбить с ног одним плевком... — легкомысленно щебетала я.
Оглянувшись, я увидела, что мама без сознания, лицо ее было ослепительно белым, а глаза закрыты, и если она оставалась на ногах, то только потому, что ее поддерживал за руки граф, который отвернулся к залу, не обращая на нас с дедом никакого внимания, и что-то рассержено мугыкал. Дядя Джордж, просто отобрав у какой-то бабушки нюхательные соли, взапой с шумом нюхал их... В общем, все развлекались, как могли... Мне даже тоскливо стало, что они все отвернулись, оставив меня одну, как всегда, нянчиться с этим стариком... Придворные почему-то вовсю хихикали, все красные, закрыв лица руками и платочками, а часть просто корчилась на земле, а я все пропустила и даже не знала, что там такого интересного случилась...
Еще раз оглянувшись, я увидела, что бабушка делает мне страшные глаза, отчаянно указывая мне на сидевшего без сил и как-то странно глядевшего на меня во все глаза снизу вверх дедушку на лавочке.
— Я же не извинилась, — с опозданием спохватилась я, внимательно оглядывая глазами зал. — Простите меня, дедушка, я больше не буду садиться на вашу скамеечку, я не знала, — я сделала ему книксен. — Простите, я оставляю вас на вашу ровесницу, — я указала кивком на бабушку, — надеюсь, у вас будет о чем с ней поговорить, и вы приятно проведете время... Чтоб искупить свою вину, я приставлю к вам своих слуг...
Жестом я подозвала Джо и китайца, и приказала им последить, чтоб старик никуда не вставал, пока не отдохнет.
— Он очень слаб и болен, ему нельзя вставать и перенапрягаться... Последите за тем, чтоб он ни в чем не нуждался и нормально поел, а я пока потанцую... — сказала я, оглядывая зал. Принципиально не заметив, как вытянулось при этих словах лицо бабушки, с ужасом смотревшей на зал. Не знаю, чего она ожидала! — взбешенно подумала я. — Она восприняла мое невинное желание самой идти танцевать с таким видом, будто с залом уже покончено...
Джо с его чудовищной силой мгновенно подтащил к старику стол с наедками.
Раскачивавшиеся вокруг меня бабушки и придворные были в полубессознании, и я подумала, что они успели накачаться каким-то неизвестным мне наркотиком и теперь кайфуют. Я видела такое в Китае и среди индейцев, и всем сердцем ненавидела эту мерзость. Они что-то нюхают! — увидела я, — а мужчины подносят обмершим женщинам под нос флакончики. Вот почему эти балы так привлекательны, это просто большие притоны, а нам с Мари это не говорили, — огорченно подумала я. Оставаться среди них я не собиралась, а собиралась найти еще не обкуренного молодого человека и всласть повеселиться как нормальные люди среди молодых людей, а не среди этих полумертвых деревьев. Ах, мама! — с яростью подумала я, вспомнив ее белое лицо. — Приедем домой, я тебе еще прочитаю лекцию о вреде наркотиков и промою мозги! Сейчас уже не буду трогать. Вот почему они так волновались...
Сзади меня китаец, повязав на груди старика белый слюнявчик, с помощью Джо сам кормил старика, не давая ему брать руками, а сам совая халву в рот. Как это принято на востоке как выражение наивысшего почтения, засовывая ему в рот разные сладости, набивая ему полный рот и не давая ему подниматься или даже самому двигать руками...
— Сидзи, сидзи, — приговаривал он. — Дрозит беднязка...
Его укутали у меня на глазах с ног до головы в теплое покрывало.
Поняв, что там все нормально, я решительно направилась в зал, сообразив, что если я сама не потанцую, так первый бал так на этом и кончится.
— Совсем безобразное зрелище, — бормотала я, наблюдая корчившихся на полу под действием какого-то наркотика придворных, не обращавших на меня внимание. Их больное внимание сейчас все было занято выпучившимся стариком, которого ласково кормил и поил Джо. Лицо старика с выпяченными сумасшедшими глазами теперь являло все признаки большой старости. Ах, несчастный — у него же отдышка и подагра, и к тому же такой полубезумный вид, будто сейчас его хватит удар, и он ничего не соображает и иногда закрывает глаза от кошмара. Надеясь, что сон кончится, и он, наконец, проснется.
— Ваше величество, ваше величество, — услышала я сдавленный шепот где-то далеко сзади. — О Боже, что она сделала с троном, теперь его придется чинить... Ножки совсем вырваны с мясом... Я даже ума не приложу, как эта юная катастрофа сумела его развернуть...
Я мгновенно обернулась, сбив кого-то с ног, ища глазами короля...
Откуда то сверху из-за ширмы мне почудилось истерическое рыдание Джекки, очевидно, наблюдавшего всю картину из-за ширмы или из-за цветов.
Я тщательно оглянулась. Но никого не увидела, кроме несчастного старика, послав ему ободряющую улыбку и пожелание хорошо проводить время и быть паинькой.
Оба мои слуги предвосхищали каждое его желание, поя его с рук и кормя с ложечки...
Но он что-то стал совсем плох.
— Что папа, достала она тебя все-таки, — послышался сверху злорадный голос Джекки, перемешавшийся с истерическими рыданиями и диким хохотом филина. — Я говорил тебе, не приближайся к моей невесте, а ты — она воспитана, воспитана...
