— Наёли может показать вам то, что видела там, — Фанг кивнул на свою темноволосую спутницу, и кумицо шагнула к Ли, демонстративно держа на виду пустые руки.
— Они мастера обмана, — напомнила Таката.
— Со мной, ты легко сумеешь отличить вымысел от правды, — шепнула Фуёко на ухо тайпэну, и тот хоть и с недоверием стянул тяжелую латную перчатку, вкладывая кисть в ладони кумицо.
Когда глаза человека и демона закрылись, Хань резко вздрогнул, а кровь отхлынула от его лица. Веки Ли задрожали, и образы один за другим понеслись в безумном хороводе перед его внутренним взором.
— Что ты делаешь с ним?! — по-кошачьи шипящий голос Такаты был первым, что услышал Хань, вернувшись в реальный мир.
Длинный клинок къёкецуки подрагивал буквально в волоске от шеи Наёли, но зеленоглазая кумицо лишь ошарашено вглядывалась в лицо императорского вассала, что стоял перед ней.
— Все в порядке, честно. И пожалуйста, убери оружие, — прохрипел Ли, после чего Таката нехотя исполнила просьбу тайпэна.
— Что он такое? — также хрипло спросила Наёли, покосившись в сторону Фуёко и все еще не в силах отойти от шока.
— Не твое дело, подруга, — с наглой улыбкой собственного превосходства бросила та, вставая между Ли и сестрицей.
— Так, что вы решили, тайпэн? — напомнил Фанг о себе.
Хань медленно запрокинул голову, чувствуя, как снежинки садятся на кожу и неторопливо таят, стекая вниз по щекам. Многое из того, что он увидел, требовало более глубокого осмысления. Но первая мысль уже сформировалась сама собой, а Ли привык доверять своему первому впечатлению. Зверства сиртаков на юге Юнь пускай и могли соперничать с тем, что творили царские воины во владениях Нефритового Трона, но лишь в самых мелких и незначительных аспектах. Волна из чудовищных убийств и пожаров, кошмар для десятков тысяч изнасилованных женщин и изувеченных детей, вся боль и скорбь, что обрушилась на тайпэна за эти несколько мгновений из воспоминаний кумицо, не оставляли ему иных вариантов. Он уже понимал, что Зло многолико и самым опасным может оказаться та форма, которую ты посчитаешь "малой". Однако, в отношении того, кто называл себя раджей Ранджаном, не могло бы возникнуть двояких сомнений ни у одного человека, рожденного в пределах Империи. И обстоятельством тому были не только пепелища и гниющие курганы плоти, покрывшие устье Шаанга и побережье залива Авадзи, но и, терзаемые не менее жутким вторжением горцев, земли Каратау и Гуррама.
— Империя приложила к этому свою руку. Значит, Империя и должна это исправить. Простые жители Юнь расплатились уже сполна за недальновидность своих вождей. А те, кто умер в джунглях Умбея, вообще не имели отношения к этому. И потому, нам следует затушить этот страшный лесной пожар... Что вам понадобится от меня, генерал?
— Десять тысяч ваших лучших солдат, тайпэн. Столько же будет с моей стороны. Мы двинемся на юг и уничтожим Ранджана. После этого, если потребуется, то проследуем и далее, чтобы покончить с армией тай-шанского князя и даксменских вождей, а заодно и со всей этой войной. Мы сокрушим их вместе, раз и навсегда. Если выступить прямо сейчас, то мы еще успеем встретить раджу под Тай-Тунгом до начала возможной осады. Проход через Цзянмэнь и земли Юнь я вам гарантирую.
— Блестящая выйдет из этого западня, — хмыкнула къёкецуки. — Десять тысяч лучших солдат Империи и тайпэн, которого ляоляньский двор мечтает видеть выпотрошенным и посаженым на кол, идут скорым маршем прямо в капкан.
— Я даю вам свое слово, что не нарушу наш уговор, несмотря на все обстоятельства и то, что может случиться в дальнейшем, — Фанг протянул вперед руку и мягко заставил "зачарованную" Наёли, уйти обратно к себе за спину, где ее уже ждала встревоженная Маэси. — Но если и этого будет недостаточно, то моя жизнь тоже в вашем распоряжении.
— Мне достаточно будет вашего слова, генерал, — ответил Ли, отрывая свой взгляд от затянутого тучами неба.
— Я надеялся это услышать, тайпэн.
— Нет, — усмехнулся Хань, — вы знали, что услышите именно это.
Глава 20.
Сырая грязная зима, с замерзающей по ночам водой и метущей по полям поземкой, была непривычна для воинов Ранджана. Мародеры Умбея, обвыкшиеся к бесчисленным тяготам и лишениям походной жизни, без ропота переносили очередное испытание, но их раджа слишком хорошо разбирался в людях и прекрасно понимал, что его солдаты, уже пресытившиеся добычей, банально устали от бесконечных сражений и маршей. Только то, что Ранджан во всеуслышание объявил Тай-Тунг их последней целью и завершающим штрихом великого сиртакского вторжения на север, сдерживало всех этих заматеревших головорезов от открытого ропота, несмотря на суровый нрав их владыки и почти поголовное благоговейное преклонение перед его силой и лидерскими качествами.
Армия Отрекшегося, подобно многоглавой змее, неумолимо продвигалась вперед, чтобы сомкнуть свои "прожорливые пасти" вокруг главной намеченной жертвы. Слабое сопротивление малочисленных гарнизонов юнь, состоявших почти сплошь из безусых юнцов и седых стариков, нельзя было назвать даже смешным. После кровопролитных боев за Вонгбей и Сямынь это было нечто, напоминавшее больше всего послеобеденную охоту богатых изнеженных жрецов, когда не важен уже ни результат, ни процесс, ни смысл, вкладываемый в это действо.
И потому, весьма неприятными стали для Ранджана донесения о том, что группы авангарда, состоявшие из самых жадных и охочих до драки солдат, добравшись до больших ремесленных поселков, окружавших Тай-Тунг, неожиданно повстречали хорошо организованные отряды царской армии, состоявшие явно не из ополченцев. Однако следующее известие оказалось еще более тревожным. Со слов бойцов, не доверять которым у Осквернителя не было никакой причины, выходило, что по отдельным группам сиртаков наносит удары тяжелая конница, но не такая, которую было бы привычно увидеть в строю у Юнь. Всадники в пластинчатой стальной броне, идущие в битву под синими флагами, могли принадлежать только к одной касте воинов, известной Ранджану, и чтобы развеять свои опасения и догадки, предводитель "единой армии" выслал вперед дополнительные дозоры из самых преданных хмоси.
За два дневных перехода до богатых предместий Тай-Тунга раджа получил, наконец, ответы на все свои вопросы. На пути у его соборного войска, насчитывавшего уже более двадцати тысяч мечей и копий, в терпеливом ожидании замерла объединенная армия Юнь и Империи. Разведчики говорили о цифре в "сотню сотен" от каждой из сторон и терялись в догадках, каким образом солдаты Нефритового Престола оказались почти в самом сердце владений Ляоляна. И если простых воинов от подобных известий посещали страх и неуверенность, то другие вольные раджи и командиры, примкнувшие к Ранджану, в открытую выражали свое непонимание, прозрачно намекая на то, что им вообще-то уже давно известно, чьим золотом были оплачены первые успехи Хулителя. Как понимать ситуацию, возникшую теперь перед ними, они не знали, а их предводитель не слишком спешил снизойти до объяснений, в открытую посмеиваясь над самыми боязливыми.
В том, что имперские солдаты намерены драться и драться всерьез, стало понятно после неудачной попытки передового отряда Нагпура сходу ворваться в городской посад, где располагались обширные мануфактуры и роскошные жилые подворья знаменитых местных литейщиков. Бойцы нефритовой армии засыпали подручных первого воина Ранджана настоящим градом стрел и снарядов из своих метательных механизмов, а фланговый удар кавалерии довершил разгром прежде непобедимых головорезов.
К вечеру раздраженный и злой Нагпур сумел, наконец, добраться до шатра своего повелителя. Ранджан, окутанный клубами опиумного дыма, встретил гостя укоризненной улыбкой и веселым блеском затуманенных глаз.
— Надо же, не думал, что мое поражение может вдруг доставить хоть кому-то такую радость, — досадливо заметил Нагпур.
— Твое поражение — нет, а вот чужая победа — может, — усмехнулся раджа. — Я уже начал бояться, что в скором времени не встречу вновь достойного противника, чтобы шагнуть еще на одну ступень выше. Но теперь эти опасения в прошлом, ведь мне только что доложили, кто командует корпусом солдат Империи.
Нагпур настороженно поднял бровь, не решаясь задать вопрос напрямую.
— Тайпэн Хань.
— Цепной ведьмак Императора?! — хрипло выдохнул воин, сквозь золотые зубы.
— Он самый, — благостно кивнул Ранджан. — Великий победитель юнь при Таури, при Люньшай и при озере Тива. Человек, разрушивший блестящую стратегию самого генерала Манчи одним лишь своим появлением. Повелитель демонов, ставший последним доводом Нефритового Трона в войне с Ляолянем, и доводом весьма весомым.
— Но почему? Зачем им это теперь? — искренне не мог понять Нагпур. — Государство юнь уже почти, что упало к копытам их боевых коней. Разве все наши действия не были направлены на то, чтобы подорвать силы Манчи ударами с двух сторон и обречь на верное поражение нашего общего врага?
— Да, когда-то это было так, — высказанные мысли явно веселили Ранджана. — Но в процессе этих совместных стараний Империя открыла для себя одну неприятную истину — мы оказались уж слишком хороши, слишком сильны, слишком удачливы и слишком опасны. Нефритовый Престол рассчитывал на беспорядки на южных границах, а получил вторжение мощной армии, которой Умбей не выставлял на поле боя уже более девяти столетий. И что они сделали дальше? — улыбка раджи стала еще более хищной. — Они испугались нас так же, как испугались до этого Юнь. И теперь имперцы готовы даже заключить союз с былым врагом, лишь бы остановить опасных сиртаков. Все просто и предсказуемо, такое случалось всегда и во все времена. Нельзя быть настолько успешным, и рассчитывать на то, что все вокруг спокойно воспримут это. А единственное, что нам остается теперь — подтвердить тот факт, что все наши достижения — это не нелепая череда случайностей, а планомерный итог возвышения новой могучей силы, неведомой ранее на побережье Жемчужного моря.
— Ты намерен разбить их.
— А что еще мне делать с ними? Отступить? Сейчас это уже невозможно. Вступать в переговоры бессмысленно. Уклоняться от боя тоже. Я обязан вступить в эту схватку, и одержать в ней верх хотя бы потому, что только тогда смогу окончательно утвердить свое право выбирать собственный путь и не сворачивать с него из-за мелких препятствий. Хань станет последней проверкой. Он закален в огне своей собственной веры и выточен из того же камня, что и я, и это будет прекрасно...
Раджа мечтательно прикрыл глаза, смакуя предвкушение от поединка, который он уже представлял себе во всех деталях. На несколько мгновений Нагпуру показалось, что их разговор окончен, но Отрекшийся чуть слышно расхохотался и вновь посмотрел на своего первого воина.
— Человек против человека, воля против воли и разум против разума! Ни богов, ни хозяев, ни иных повелителей. Так, как и должно всегда быть...
Вид военного лагеря, притихшего в последнюю ночь перед сражением, стал за эти полгода настолько привычным для Ли, что его удивляла сама мысль о том, что совсем недавно он с дрожью в сердце поднимался по сходням "Стража престола" навстречу неизвестности, такой же пугающей и непредсказуемой, как и в те последние зимние вечера в Ланьчжоу накануне осады.
Богатый цветник, разбитый на крыше трехэтажного дома, принадлежавшего зажиточному мастеру-сталевару, благоухал весенними ароматами. Стоя у дощатых перил, Хань, молча, рассматривал полуночную панораму, собираясь с мыслями и пытаясь понять, что так тревожит его в последние дни. В своем поступке Ли не сомневался, равно как и в том, что тайпэнто Синкай, скорее всего, выразит свое полнейшее одобрение его односторонним решением. Мао нуждался в этом перемирии больше всего. В случае военной победы, это была бы великая победа, но без его участия. Скорее даже наоборот, если вспомнить о почти провальном походе ополчения чжэн-гун-вэй. Самого опасного исхода — поражения Империи — сейчас уже в любом случае удалось избежать, и только неопределенный мир, очень выгодный Юнь, давал Феню шанс окончательно укрепиться возле Нефритового Престола.
Не то, чтобы за эти месяцы Ли стал настолько лучше разбираться в хитросплетения придворных интриг, но долгие разговоры с Васато и Кара Сунем давали ему те важные основы, которые бывший дзи пытался прежде полностью игнорировать. Призванием тайпэна было вести полки в бой и выигрывать войны во славу своей страны, но это было лишь частью их истинной ответственности, что лежала на каждом из вассалов Избранника Неба. Своим ближайшим соратникам и слугам Император жаловал высшую привилегию, способную развратить слабых духом, но становящуюся бременем и тяглом для тех, кто верил в идеалы, которые внушались каждому из них еще в детстве.
Вот только не все были способны придерживаться их до конца, а порою, как в случае с Мао Фенем, никогда, наверное, и не пытались этого делать. Хотя трудно было обвинять тайпэнто в отсутствии того, чего он в принципе просто не мог иметь. Нынешний глава рода Синкай пробился наверх совсем из другой среды и стал полезен Империи лишь благодаря своим многообразным и порою не самым лицеприятным талантам. Однако Единое Государство не привыкло разбрасываться ценными ресурсами, чтобы они из себя ни представляли.
— Надеюсь, я могу отвлечь вас на пару минут, — тихий голос Фанга заставил Ли слегка вздрогнуть. Он совсем не слышал, когда генерал успел подняться сюда наверх.
— Думаю, пару минут у меня найдутся всегда, — вежливо ответил тайпэн, приглашая юнь занять место рядом с собой.
Фанг облокотился на перила и, окинув взглядом картину, которую рассматривал Хань, понимающе кивнул.
— Хороший момент, тревожный, но очень искренний.
— Завтра мы уже забудем о нем, — вздохнул Ли. — Так что вы хотели?
— Мне нужно попросить вас кое о чем.
— Похоже, выполнять ваши просьбы входит у меня в привычку, — усмехнулся тайпэн, но так, чтобы не обидеть собеседника.
— Главное, чтоб не во вредную, — поддержал шутку Фанг. — Речь пойдет о Ранджане.
— Что именно?
— Он должен умереть.
Несколько долгих секунд повисшая тишина прерывалась лишь звонким стрекотом садовых цикад. Наконец, Хань медленно повернулся к Сей Янь, и генерал Юнь прекрасно понял тот вопрос, который так и не раздался вслух.
— Нет, это не личное. И не потому, что Ранджан был тайным союзником Империи. Просто, такие люди, как он, должны умирать. Всегда. И это единственный вариант. Вам что-нибудь известно о вероисповедании сиртаков?
— О многоруких демонах-богах?
— Да. Когда-то Ранджан был верховным жрецом самого богатого и большого храма южного Умбея, а сейчас его называют Отринувшим и Хулителем. Этот титул не так легко получить, его не дают за особые заслуги или достижения, и стать Отрекшимся кто-либо может только через всеобщее отвержение жреческим сословием и абсолютную анафему. Ранджан бросил вызов самим богам Умбея... и победил. Не раз и не два. Его сила духа ослепляет его соратников, его харизма способна опьянить последнего скептика, а неприкрытой злости и ненависти хватит на то, чтобы трижды утопить в них весь мир. Он не остановится и не успокоится. Даже потерпев самое страшное поражение, Ранджан просто начнет все с начала и без сомнений добьется новых успехов, которые прольются кровью по обоим берегам Шаанга. И поэтому, он должен умереть.
