Привязав наконец жеребца, Нимве прошла по людной улице, еще мокрой от недавнего дождя, и, толкнув знакомую дверь, шагнула через порог.
Колокольчик под притолокой звякнул, дверь с негромким стуком захлопнулась за спиной. Нимве постояла, привыкая к полумраку, затем не спеша двинулась вперед, разглядывая рулоны разноцветных тканей возле стен. Покупателей оказалось немного, но приказчик, занятый с клиенткой, только метнул на Нимве взгляд и сразу отвернулся.
Остановившись в углу, Нимве приподняла свободный край отреза, чтобы рассмотреть набивной рисунок на ситце, и услышала:
— Да где-где... В Петухе и Короне! У меня ж деверь там служит, щас только жену его встретила, она и рассказала, — мещанка лет сорока, полная, со щеками будто яблоки, озираясь, таинственно понизила голос. — Нынче спозаранку он и приехал, и еще какие-то с ним.
— Чего шепчешь-то, — заметила собеседница, красивая, молодая, в дорогом платке. — Чего, тайна государственная, что ль?
— Ну, мало ли... Все ж таки с королями он знаком, да и маг...
У Нимве замерло сердце, закружилась голова. Чтобы не упасть, она вцепилась в толстый рулон ткани.
— Только странно, — продолжала молодая, — с чего бы это он на постоялый двор жить поперся? У него ж вроде краля эта есть, как там ее... Да и с королями на короткой ноге.
— Поди ты знай этого Мафхора. Поссорился, может, со своей.
— Да небось другую себе давно нашел, — начала молодая, и осеклась, встретившись взглядом с Нимве. Ее спутница резко обернулась, глаза округлились, в них мелькнуло узнавание, а после — любопытство.
Отмерев, на негнущихся ногах Нимве пошла к порогу.
Как попала наружу, она не помнила. Ступив на мостовую, невидяще огляделась, прижимая ладонь к губам. Он здесь. Он здесь, стучала единственная мысль. Он здесь... Но ко мне не поехал. "Небось, другую себе нашел", — прозвучали в ушах слова той женщины из лавки.
Я должна туда пойти, подумала Нимве. Не смей, отозвался тихий голос из глубины сердца. Но я должна его увидеть! Я должна... Руки Нимве бессильно упали. И что тогда он подумает, твердил беспощадный голос. Что ты навязываешься? Что ты тряпка? О тряпку вытирают ноги!
— Ну и пусть, — прошептала Нимве. Подняла лицо. Солнце ослепило, перед глазами поплыли сияющие блики. — Ну и пусть... Пускай думает, что хочет. Я просто посмотрю на него... и уйду.
Будто сомнамбула, ведомая чужой волей, Нимве зашагала по проулку. Как-то добралась до тарантаса. Отвязав жеребчика, села и взяла поводья.
До Петуха и Короны путь был неблизкий. Несколько раз Нимве едва не повернула назад — но все-таки, после долгого петляния по улицам, отыскала эту небольшую гостиницу у Западных ворот.
Едва дыша, с обмирающим сердцем она вошла, остановилась у длинного высокого стола, за которым помещался белобрысый парень. Тот поднял голову, и Нимве проговорила:
— Я ищу одного человека. Мне сказали, он у вас остановился.
Парень хмуро сощурился:
— А кто такой он вам будет-то?
— Он... ну... — Нимве замялась, не зная, что ответить. Острым взглядом смерив ее с головы до ног, парень сказал:
— Э-э, нет-нет-нет, любезная! У нас заведение приличное. Ступай отсюда, нечего шляться! Ишь, уже и в полдень являться начали. Ступай-ка! — поднявшись, он пошел на Нимве, расставив руки, будто ловил курицу.
— Но я... — растерянно промолвила она. — Вы не поняли, я не проститутка. Я только хотела...
— Да уж знаю, чего вы все хотите, — приказчик крепко взял ее за локоть. — А только не положено.
— Эй, чего еще такое? — недовольно сказали за спиной. Обернувшись, Нимве увидала лысого мужчину лет за сорок, с серебряным подносом в руке. — Чего буяните?
— Да вот, шлюху выпроваживаю, — ответил парень. — Обнаглели совсем!
— Я не шлюха! — Нимве вырвала руку. — Ты со всеми так обращаешься?
— Ладно, отпусти ее, — велел лысый, — может, и в самом деле. Вам чего надобно-то было? — обратился он к Нимве.
— Я хотела видеть одного человека. Я слышала, что он приехал сегодня утром, и...
Лысый уставился на нее, а через пару секунд его брови поползли на лоб.
— Ой, — выговорил он, — так это ж... Не извольте гневаться, сударыня, работники мои — такие остолопы, да где ж в наше время путных найдешь? А господин маг туточки, на втором этаже, то-есть, поселился, не знаю, правда, воротился уже, иль нет. Давайте, я вас провожу.
Втроем они поднялись по скрипучей лестнице. В полумраке, пахнущем воском и мышами, добрались до двери в самом конце коридора.
— Вот тут он и живет, — тыча пальцем, выговорил лысый. Он стоял, блестя глазами, а из-за плеча выглядывал приказчик. Они, похоже, не собирались уходить.
— Я могу остаться одна? — попросила Нимве.
— Ох, ты ж, — суетливо спохватился лысый. — Конечно! Идем, что ли.
Подождав, пока шаги удалятся к лестнице, Нимве повернулась к двери. Подняла руку... Снова опустила, замерла, кусая губы. Может, не надо? Может, уйти? Уйти... и не увидеть его. Я просто посмотрю, подумала она. Просто посмотрю, ничего больше!
Нимве вскинула руку и постучала. Дрожа, холодея изнутри, вцепилась в дверной косяк.
Несколько мгновений было тихо, потом щелкнул замок, и дверь отворилась.
Девушка была темноволосая и такая красивая — будто принцесса из сказки. Простое белое платье подчеркивало изумительно тонкие черты, карие глаза и губы, напоминавшие лепестки розы. Улыбнувшись, она спросила:
— А вы кто? — в речи был очень сильный акцент.
Оцепенев, Нимве смотрела ей в лицо. Язык прирос к нёбу, она бы не сумела ответить, даже если бы старалась.
— Да вы проходите, — пригласила незнакомка, но, замерев, как соляная статуя, Нимве не могла пошевелиться.
— Дорогой! — повернув голову, на хиршейском, главном языке Кирвана, позвала красавица. — Дорогой, иди сюда! Тут какая-то девушка!
Задохнувшись, Нимве рванулась прочь. Добежала до лестницы и, растолкав толпу любопытных во главе с хозяином гостиницы, кинулась к порогу.
Она едва помнила, как выехала из города. Как мчалась по тракту, нахлестывая жеребца. Пошел дождь, но Нимве было все равно. Бросив поводья, она лежала на жестком сидении, закрыв лицо руками, и плакала так, что едва не теряла сознание. Жеребец брел куда-то, быстро темнело.... Но Нимве, промокшая до нитки, окоченевшая, ослепшая от слез, не замечала ничего вокруг. И даже когда чужая лошадь остановилась около повозки, Нимве не подняла головы. Скрипнула рессора, тарантас качнуло, будто под весом человека, а потом чья-то рука легла Нимве на плечо. Она убрала от лица ладони.
Кьолан. Он смотрел, и глаза поблескивали во мраке.
Нимве закричала. Будто ветром ее совало с места. Спрыгнув наземь, помчалась сломя голову, сырая трава путалась, сковывала ноги, замедляя бег.
Он догнал ее. Схватил, и она снова закричала, стала отбиваться, будто от этого зависела жизнь. Обернувшись к нему, ударила кулаками по груди. Влепила пощечину, потом вторую, расцарапала лицо...
Но он все равно был сильнее. Прижал ее руки к телу, стиснул так, что Нимве не сумела больше драться, однако она не унималась, билась и рвалась, и оба повалились в мокрую траву.
— Пусти... — как в бреду, шептала Нимве. — Пусти...
— Ним... — услышала она. Это точно придало ей сил. Рванувшись, она выдернула руку. Попыталась ударить Кьолана, но он поймал ее запястье.
— Ним... Тише... Что ты, родная, успокойся.
— Уйди, — задыхаясь, ответила она, и сама едва услыхала собственный голос. — Оставь... меня... я не... хочу...
— Родная, не надо так, — он обнял, обхватил ее руками, начал укачивать, будто ребенка, и Нимве внезапно разрыдалась в голос, клонясь лицом к его плечу. А Кьолан говорил:
— Ну, что ты, что такое? Что случилось, Ним? Что, аорэяна?
— Иди к ней... — сумела выговорить Нимве. — Уходи...
— Ш-ш-ш... Не плачь. Не плачь. Ты все неправильно поняла.
— Не ври! — Нимве рванулась, но не сумела высвободиться. — Пусти меня! Ты мне врешь! Зачем ты врешь? Зачем?!
Кьолан вдруг выпустил ее, и Нимве откачнулась. Он сказал:
— Я не вру. Это ошибка.
— Она была в твоей комнате... — прошептала Нимве. — Я видела... Она звала тебя "дорогой". Я понимаю по-кирвански!
— Это не моя комната, и меня там не было. А она звала своего мужа. Она замужем, Ним.
Нимве медленно подняла глаза. Его лицо было рядом, и он смотрел, не отрываясь.
— Это правда, — сказал он. — Я тебе не вру. Можешь проверить.
Нимве пару секунд молчала. Потом обмякла, и ее так затрясло, что она упала бы, не подхвати Кьолан.
— Ты промокла вся, — он обхватил ее руками, как кольцом. — Тише, милая, тише...
Нимве прижалась к его груди. Вдохнула такой родной, такой знакомый запах, и, закрыв глаза, тихо прошептала:
— Пожалуйста... поехали домой...
* * *
* *
Когда Нимве проснулась, в горнице было светло. Низкие солнечные лучи, проникая в открытое окошко, стелились по полу. Снаружи громко чирикали воробьи.
Подняв голову, Нимве заглянула в спокойное лицо Кьолана, лежащего с закинутой за голову рукой. Дотронулась до его короткой бороды. Улыбнулась. Как он изменился, подумала Нимве. Творец, неужели это он... Снова здесь... Снова рядом.
Тихо, чтобы не разбудить, она поцеловала его в плечо. Перевела взгляд на обнаженную грудь. Там, где прежде была рана, возле сердца, белел крохотный рубец — и это все, больше никаких следов. Зато скулу пересекала свежая царапина. Это я его так, с раскаянием подумала Нимве. Вот ведь истеричка...
Она осторожно, пальцем, коснулась его щеки, и Кьолан тут же глубоко вздохнул. Веки дрогнули.
Когда он открыл глаза, Нимве шепнула:
— Привет...
Кьолан улыбнулся, рука легла ей на плечи.
— Болит? — спросила Нимве.
— Что?
— Я тебе лицо расцарапала.
Усмехнувшись, он привлек ее к себе:
— Ничего. Сам виноват. Что ты так смотришь?
— Ты изменился...
— Тебе не нравится борода?
— Нравится, — Нимве провела ладонью по густой и упругой поросли на его подбородке. — Но я не это имела в виду. Ты... у тебя взгляд другой.
— Какой?
— Не знаю. Раньше ты будто прятался, а теперь перестал.
Кьолан снова усмехнулся.
— Нет, серьезно, — сказала Нимве. — Это трудно объяснить. Раньше ты был более дикий. Ну, я хотела сказать...
Он запустил пальцы в ее волосы и негромко молвил:
— И совсем бы одичал, если бы не ты.
Нимве помолчала, а потом решилась.
— Скажи, — она опустила глаза. — Ты насовсем приехал, или...
Тишина. Вскинув взгляд, она продолжила:
— Потому что... если только для того, чтобы попрощаться, то скажи мне прямо сейчас. Я просто не смогу еще раз через это все...
Кьолан вдруг крепко обнял ее, прижал к себе, и она умолкла, опустив голову ему на грудь.
— Прости меня, — услышала она. — Я совсем тебя замучил.
— Ответь, я должна знать.
— Нет, родная, нет. Не чтобы попрощаться. Конечно же, нет.
— Почему же ты тогда не поехал сразу ко мне? Почему живешь в гостинице? И... та девушка, кто она?
С секунду он молчал, потом сказал:
— Вообще-то, я там не живу. Вышла путаница. Знаешь, давай оденемся и поговорим. Я очень многое тебе обязан объяснить.
Позавтракав на кухне, вдвоем, они отправились в беседку, что пряталась в глубине сада, среди кустов рябины. Собаки, увязавшись следом, белыми тенями мелькали в высокой траве.
Беседка, увитая диким виноградом, походила на диковинный шатер. Внутри их встретил полумрак, зеленый и прохладный, старые, давно не крашеные половицы скрипели при каждом шаге.
Нимве села на лавку, Кьолан — рядом. Положил возле себя небольшую кожаную сумку, в таких курьеры обычно возили бумаги.
— Ты почти не хромаешь, — заметила Нимве. — И шрам на груди пропал.
— Да, — ответил он, — меня вылечили маги. Я все это время был в Римте, в Младшем Доме Сагринэйна. В Кирване есть два Младших Дома, знаешь?
— Конечно, — вздохнула Нимве. — К тому же, мне их величества сказали, что ты там. Я думала, ты решил у них остаться, и больше никогда ко мне не вернешься.
Встретив его взгляд, осязаемо мягкий, она умолкла.
— Ну, что ты, — сказал Кьолан. — Почему ты так решила?
— Из-за всего, — Нимве опустила голову. — Из-за того, как ты уехал. Из-за того, что не писал, хоть и обещал...
Молчание. Нимве вскинула глаза. Кьолан даже не старался скрыть замешательства.
— А что, — выговорил он, — ты ни одного письма не получила?
— Одно, еще в начале, отсюда, из Алавинги...
Кьолан покачал головой:
— Вот черт...
— Что?
— Я отправил по крайней мере с десяток. Надеялся, что хоть пара, но дойдет.
— Правда? — тихо спросила Нимве.
— Конечно, аорэяна.
— Что это значит? Вот это слово...
— Аорэяна? Аор — сердце, ияно — дорогой, — Кьолан улыбнулся. Потом взял ее руку и сказал:
— Пообещай не сердиться.
— На что?
— Видишь ли, я от тебя многое скрыл.
— Будто я не знаю...
— Это было в последний раз, — заверил он. — Так получилось. Но сейчас я все расскажу. Прочти вот это.
Раскрыв сумку, маг вынул несколько пергаментов, свернутых в трубочку и перевязанных бечевками. Протянул один Нимве:
— Перевод, конечно, мой, но я постарался ближе к тексту.
Сняв бечевку, Нимве развернула лист. Увидала знакомый, четкий и ровный почерк. Глаза заскользили по строкам.
"Когда сгинут высокородные," — начала читать она, — "и не останется наследника, сыны великих взойдут на их престол, и станут править, и пребудет добрая эта земля под рукою их, с того дня, и навечно.
Случится это во времена, когда явятся двое, рожденные одной утробой, и придет клинок, сын братьев. И встанут единоутробные, и взойдут в землю дальнюю, что давно оставлена тобою. И в той земле биться будете за Сокровище мое, за Великое Древо, мной посеянное — Единорог против Клинка.
И подрубит корень осененное Владычицей дитя, и падет Древо, и гореть будет, как факел на ветру. Наследует Клинок Единорогу, если не смените на силу слабость, и гордыню — на раскаянье. Сражайтесь же, дабы не пресекся род мой, ибо вам завещал я Сокровище, и вам его беречь."
Моргая, Нимве отвела взгляд от бумаги, подняла ошалелые глаза.
— А... что это? — спросила она.
— Пророчество Таэнана, — был ответ.
— Но... как же... Пророчество ведь звучит по-другому!
— Да, — Кьолан согласно нагнул голову, — шестьсот лет вся страна так и считала. Дом Таэнана заставил всех так думать. Но, тем не менее, настоящий текст Пророчества у тебя в руках.
Нимве молчала, ошеломленная, переваривая услышанное. Кьолан спросил:
— Помнишь, тогда, в развалинах, Фиарнейд, глава Дома, говорил со мной?
— Так это он тебе сказал? — очнулась от раздумий Нимве.
Кьолан кивнул:
