Корни дерева разрослись так, что между ними поместилась дверь. Просто дверь, никакой роскоши, даже ручки — и той нет. Она никуда не вела и ниоткуда не уводила, она просто была. И, несмотря на то, что за ней ничего не было, кроме того же бескрайнего моря изумрудной травы, там все же что-то было, и мой разум начисто отказывался понимать такое противоречие.
Но кроме меня, здесь находился еще один человек. Я смутно его видела, неясно, но он манил меня за собой, звал, и я откликнулась на зов. Как завороженная, я сделала шаг вперед, и поляна пропала — передо мной раскинулся самый невозможный из городов. Дома здесь стремились в небо, звуки тонули в других звуках, а в блестящих окнах отражалось солнце и тусклое, пыльное небо.
Я подошла к краю крыши-площадки, и от высоты у меня закружилась голова. Что-то вроде рунринов, только пыхтящее серым дымом, носилось взад-вперед по темным участком земли, людей — я никогда не видела столько людей! — не занимало ничто вокруг. Они так спешили, будто боялись остановиться. Или просто не могли — и проносились внизу бесконечной серой рекой.
Негармоничный мир, неустойчивый. Не знаю как и почему, но мне казалось, что я могу услышать планету: ее сердце так стучало, так кричало, что мне стало больно. Страшная участь ждет заброшенные планеты, но еще страшнее участь ее стражей, забывших, зачем они здесь.
Этот человек — он тоже слышал планету. Он раскинул руки, покружился и посмотрел сквозь меня на небо. Его глаза — теперь я видела, что они серые — сузились, и он решительно выхватил из кармана нож.
— Пора, — он вдохнул, выдохнул, еще раз вдохнул. Он никак не мог решиться. А я никак не могла понять, на что. Зачем.
— Ну давай же! — он зашипел, приставил руку к груди и снова отвел. Зачем?!
Если бы я могла его остановить, я бы остановила. Но все это уже произошло, ничего не исправить.
Человек скривился, будто от боли, и с силой ударил себя в грудь, прямо в сердце...
...Потухшие глаза смотрели в небо — не серое теперь, а ярко-красное, горящее, пылающее искрами и пламенем приближающегося горя. Я хотела знать, что приближается, почему сюда, но, отвлекшись, чуть не упустила человека. Что-то отделилось от него — та самая неясная фигура — и устремилась вперед. Я поспешила за ней.
И снова поляна, только теперь красная. Красная трава, красная звезда, все будто в крови, все погибает... Я дернулась вперед, за человеком, поднимающимся к двери, но меня не пустили.
Человек поднялся, и, чем выше он поднимался, тем яснее и отчетливее становился, дотронулся до двери, толкнул. Дверь со скрипом открылась. Прошла минута... другая... человек не двигался, не двигалась и я.
Потом человек, будто что-то увидел, отступил назад... еще... из темного проема величественно и неспешно вышел кто-то в темной мантии...
И все опять сменилось. Я стояла на поляне, а человек — рядом со мной. Он задумчиво смотрел в ту же точку, что и я, потом медленно повернул ко мне голову и прошелестел:
— Смерть открывает человеку новый мир. Но только тот, кто обладает даром проводника, ее не боится. И в этом сила: в отсутствии страха. Тогда дается еще один шанс, еще короткий миг памяти. И этот миг можно использовать, чтобы спасти тех, кто дорог, кого любишь.
— Кто вы?
— Ты же знаешь, кто я. Зачем ты спрашиваешь? — голос смеялся, хотя я не могла различить лица. Не могла, но действительно знала, кто передо мной. Я склонила голову в знак почета.
— Целитель.
— Я помогу тебе, если ты дашь мне шанс, — он протянул руку и коснулся моего плеча. — Я не здесь, здесь моя память. Я не хочу, чтобы зверь вырвался на свободу, он должен быть скован. Так решил Совет Надзирателей. И ты мне поможешь. А я — помогу тебе.
— Как? Как я могу помочь?! Он сильнее меня!
Я еще не услышала ответ, но уже знала, какой он будет...
— Открой дверь. Впусти меня. Остальное — не твоя задача, оставь остальное мне. Но ты должна открыть дверь.
Сердце забилось часто-часто: мне стало страшно — по-настоящему страшно. Я облизала губы и прошептала:
— Нет... Нет... пожалуйста. Я хочу жить. Почему я? Почему я?!
Он опустил руку.
— Это твой выбор, дитя, только твой.
Нет! Мне хотелось завыть от отчаяния. То, к чему я, казалось, была готова, обрушилось на меня с такой силой, что у меня едва хватило сил выдержать эту тяжесть и не упасть прямо здесь. Я хочу жить! Хочу! До безумия, до ужаса хочу жить!!!
— Нет! — я закричала, до боли сжимая руками голову. — Нет!!!
Мир обрушился, разлетелся на частицы, и сон треснул: треснул, чтобы вынести меня в мир реальности, в мир яви, где меня ждал ужас, отчаяние и боль. Я выла, рыдала, пытаясь подавить в себе страх, но ничто не могло заглушить простой правды: нет больше надежды. Она рухнула вместе со сном, рухнула, погребенная жестокой, но истиной.
Я прижала ко рту скомканную простынь, чтобы не закричать, но слезы скатывались по щекам — и слава Создателю: они притупляли боль, позволяли смириться, позволяли понять и осознать... позволяли принять решение.
И я приняла его. Выбор за мной, и я его уже сделала — еще до того, как появилась возможность выбирать. Решение может быть одно.
Но мне было так страшно, так безумно одиноко... я встала, вытерла слезы и, закутавшись в одеяло, пошла к единственному человеку, который мог понять меня без слов. И как хорошо, что он рядом: я бы не вынесла все это в одиночку.
— Весси? — он испугался даже больше меня. Не задал ни одного вопроса, не сказал ни одного слова: крепко сжав меня, он молча вытирал мои слезы: с такой болью, с такой искренностью, что делал мне еще больнее... безысходность... отчаяние... боль, которую невозможно вырвать... я хотела исчезнуть, не чувствовать... но безумно хотела жить.
...А потом все прекратилось. Кончились слезы, кончилась боль, кончилось отчаяние. Пустота... так холодно. Холодно... Так пусто.
Глава 6
Кто-то за мной наблюдал — вот было первое чувство после сна. Я села, сонно посмотрела в зеркало напротив кровати, помахала рукой Неросу и опустилась обратно на подушку.
— Нерос?! — я села, но в зеркале не было никаких — ну ровным счетом никаких — Неросов. Только мой перепуганный и взлохмаченный двойник.
Я пригладила рукой волосы и, отбросив одеяло, опустила на пол ноги. Холодно.
— Нерос? — Линд рукой дернул меня обратно и спросонья собрался с кем-то драться.
— Линд?!
Ах, да. Я должна была бы почувствовать себя смущенной, как минимум, но, поскольку ничего не было и никто не видел, совесть решила зазря не просыпаться.
— Линд, прости. Мне просто приснилось.
Он моргнул, взгляд постепенно стал осознанным и, как всегда, холодным. Он быстро осмотрел мой наряд (вот тут как раз проснулась не совесть, но стыд) и, смутившись, опустил голову.
— Тебе лучше уйти.
А он прав. Мне надо было подумать вчера, что я делаю и в какой степени это неприлично. Я встала.
— Весс?
Я обернулась. Мне хотелось вообще вернуться, прижаться к его теплой груди — ключевое слово здесь "теплой" — и обо всем забыть. Вместо этого я поежилась и, обхватив себя руками, кивнула.
— Что?
— Что тебе приснилось?
Что мне приснилось... Если бы приснилось, и я могла отмахнуться, как от страшного кошмара, который забуду через несколько часов! Я покачала головой и села обратно. Помолчав, я закрыла глаза и облизала губы: врать для меня не так просто, но все легче и легче.
— Аглос.
— Аглос? — недоверчиво переспросил Линд, набрасывая на мои плечи одеяло. Да, так теплее. И да, Линду бы чуть меньше проницательности.
— Аглос.
— Ты же мне врешь, и уже не первый раз. Весси, что тебя мучает? Скажи мне, я же только добра желаю, — голос у него был грустный и уставший. Я чуть не купилась, но вовремя прикусила язык. — Весс?
— Да все в порядке. Все, что я могу сказать, я говорю, — улыбнувшись, я поднялась и, даже не глядя на Линда, буквально сбежала от вопросов. Конечно, я не стала позорно улепетывать при Линде, но, едва покинув его комнату, я припустила бегом.
Мне надо было решить, что делать. Я получила ответ на свой вопрос — ответ не самый приятный, но другого нет. Выходит, лучше смириться.
Что ж, Аглос. Твоя взяла. Я постояла у зеркала, потом быстро умылась и оделась. Я подчинюсь требованию Маски — у меня нет иного выхода, но не дам ему выиграть. Хотя бы в этом плюс: моя жертва не будет напрасной.
Целитель прав — кто-то должен брать все в свои руки. Вопрос "почему я?" хорош, но на него нет и не будет ответа — никогда. Если не я, то кто?
Обо всем этом лучше не думать. Я затянула пояс и отбросила волосы назад. Легко сказать "не думать", а если думается, то что делать?
— Чего это с тобой вчера было? — фейка вяло приземлилась на край раковины и сонно пригладила синие волосы. — А чем это вы там с Линдом занимались? Всю ночь, заметь!
— Болтали, — я подхватила фейку и выбежала на улицу.
— А дети после именно таких разговоров появляются? — Дзинь ехидно сощурилась и показала язык. — Врешь ты все, небось...
— Дзинь, помолчи, а?!
Дзинь замолчала, а мне стало стыдно: не хватало еще на всех подряд срываться! Никто не виноват, никто!
— Прости, — я вздохнула и села под деревом.
Такой чудесный день, такое солнце... радуга мостиком повисла над зеленым лесом, а над ней плавали кучерявые облака. И птицы — сколько птиц! Разные голоса, то хриплые, то звонкие, то переливчатые, но неизменно красивые. Шелест листьев, шепот ветра, хлопанье крыльев... маленькая пчела-труженица, жужжащая над красным цветком. И целая поляна цветов... неужели я потеряю этот мир — безумно красивый мир! Неужели это последние дни?
Нет ничего ценнее этой жизни. Как много я потеряла — как много дней, проведенных во сне, во сне наяву. И как ничтожны все эти проблемы и переживания по сравнению с одним мгновением жизни! Я просто не замечала, не хотела замечать... хочу остаться.
Но не ценой Линда. Я могла бы бросить все, наплевать и сбежать, позволив Линду занять мое место — могла бы, если бы предала себя.
* * *
Внизу, среди холмов, змеей вилась Бирюзовая Капель. Вопреки романтичному названию, река славилась буйным нравом и забирала в год от пяти до десяти жизней, а иногда и больше — если маги вовремя весенние паводки не подправят. В самой же деревушке — Аттол, если не ошибаюсь, — жили одни простаки, которым не то что подправить погоду, но даже облака разогнать не под силу.
Усталость взяла свое, перечеркнув все тревоги и страхи, оставив только одно жгучее желание — добраться до постели. Я сидела и клевала носом на пару с фейкой, Линд же вяло обсуждал со следопытами, как продвигаются поиски.
— Нить потерялась где-то здесь, дальнейшие поиски, полагаю, надо продолжать в направлении Подгорного путевого обхода. Просто удивительно, как вы с вашим несомненным талантом не догадались перерыть этот проклятый городок. Досадное упущение, — толстый следопыт, вальяжно рассевшийся в кресле, задумчиво выдохнул пар изо рта и набил трубку этой гадостью, которую курят простаки. Более нелепого способа покончить жизнь самоубийством я не встречала, но простакам, кажется, нравится. Перспективным тоже: им единственным из магических каст разрешались привычки простаков.
— Хотите сказать, что он двинулся к Запретному городу? — Линд приподнял бровь и при всем его вежливом тоне, на лице читалась насмешка. Следопыт не мог этого не заметить и, хотя сам же и перешел границы всех приличий, обиженно отрезал:
— На мой взгляд, это очевидно, профессор Тар. Не в обиду вам будет сказано, но где еще ошиваться бездомному сыну Отреченного, как не в городе, где его никто не будет искать? — помолчав, он скривился. — Разумеется, вы можете сомневаться в аналитических способностях Отдела по борьбе с прест...
— Следопытов. Говорите проще, иначе мы к утру не справимся, — Линд сказал это не со злостью, а, скорее, с печалью, заслужив одобрительный вздох фейки.
— Чес слово, если он тебе не нужен, я в него влюблюсь! Тааакооой душка!
— Итак. Полагаю, что ваш план состоит в том, чтобы обыскать Запретный город, ткнуть палкой в осиное гнездо? Отличный план, ничего не скажешь.
— Куда мне до ученых каст! — с невыразимым презрением бросил следопыт. — У вас есть иные предположения? Возможно, вы знаете то, чего не знаю я? Возможно, вы знаете, где и как мог пропасть ваш глубокоуважаемый брат? Возможно...
— Довольно, — холодно отрезал Линд, мигом превратившись из усталого профессора в ледяной айсберг. Перспективный, осознав наконец, что своим разговором рискует доболтаться до морального суда, сжался. — Знайте свое место. Я считаю ваш план глупым, но другого нет. Поступим по-вашему, — он допил чай и, с раздражением поставив чашку на стол, поднялся. — Пойдем, Весея.
— Красивая у вас невеста, — поняв, что разговор как-то не так пошел, Перспективный разулыбался и протянул мне руку. Ну надо же! Дошло, что надо познакомиться. Жутко хотелось поставить его на свое место, поведав о своем происхождении, но я сдержалась.
— Сожалею, вы ошиблись, — я быстро пожала руку и отвернулась.
Чем больше я жила, тем больше понимала: Великие и люди слишком разные, чтобы принять друг друга. Время идет, проходят года, кровь эльнолвов растворяется в человеческой, но это не уменьшает пропасти между нами. Нас ненавидели, но не за то, что мы стояли выше или жили дольше. Нас ненавидели за то, что мы другие. Если когда-нибудь — не дай Создатель! — но если когда-нибудь мы утратим связь с Землей, с магией, то нас сотрут за считанные дни.
— Сожалеешь? — Линд сжал мою руку и улыбнулся. — Неужели и правда?
— О чем ты? — я остановилась у лестницы.
— О... — Линд посерьезнел и в упор посмотрел на меня. — О нас?
В его глазах не было ни страха, ни волнения — он будто надеялся, что я скажу "как ты мог вообще об этом подумать? Я и ты — фу, как смешно!". И это был бы правильный ответ.
— Так мы поедем в Запретный город? — чтобы увильнуть от ответа, я готова была даже сплясать танец гномов.
— Ты не ответила.
Вот пропасть! Ну что ему просто не живется?! Да откуда мне вообще знать — не тем голова забита! Жалею ли я? Жалею. А еще жалею, что для меня осталось всего ничего, что я встретила Линда так поздно и что впереди все так... не весело. Жалею... жалость — бесполезное чувство.
— Да без ума она от тебя, без ума! — фейка вовремя взорвалась воплями. Молчать мелкая никогда не любила, и очень кстати запас ее молчания истощился. — Давайте по быстрой вас поженим и разлетимся, я спать хочу! Уууу, все маленьких забыть норовят, все хотят обидеть. Бедная ты, несчастная фейка, никто о тебе не подумает! Никто о тебе не вспомнит!
— Слышал? — я рассмеялась. — Абсолютно без ума. Линд? — я подавила нервный смех и серьезно на него посмотрела. — Прости меня, ладно? Прости.
Пока наш профессор не опомнился не стал выяснять, что это я такого натворила, я развернулась и поднялась наверх. Фейка золотым и возмущенным пятном света маячила перед глазами.
