… Чем более зимой появиться корневищ, тем более пышной будет крона дерева. В организме самого дерева в этот период также происходят биологические процессы, хотя обмен веществ немного «заторможен» и прекращен видимый рост. В частности, крахмал превращается в сахар и жиры, сахар расходуются в ходе дыхания. Процессы роста тоже идут, хотя совсем не заметны внешне — зимой период интенсивной деятельности образовательной ткани — меристемы, так же закладываются зачатки листьев в вегетативных почках и элементы цветков в цветочных почках.
КОММЕНТАРИИ:
Форест123, 18 февраля 2006 г.
— Вот уж не знал! Надо дочке рассказать...
Одинокая кошка, 18 февраля 2006 г.
— Я бы не спешила. Что-то все это сомнительно... Помните! Нас же в школе так учили: в Китае живут китайцы, в Африке — негры... а деревья зимой впадают в спячку.
Домоклов Алексей, 18 февраля 2006 г.
— Поддерживаю... :-)
ХивиОСТ, 18 февраля 2006 г.
— Баран, смотри, что читаешь! Это же бред!
Форест123, 18 февраля 2006 г.
— комментарий удален модератором...»
_______________________________________________________________
Здание комендатуры еще носило на своих стенах следы боя. Весь фасад был в мелких выщербленных ямках, оставленных пулями и осколками. Со стороны подсобок окна были вообще заколочены толстыми досками.
— Марк, может пришло время пообедать? — Грайте со вздохом откинулся на спинку высокого стула и с ненавистью оглядел заваленный бумагами стол. — Как вам такое предложение? Нежная курятина с хорошо прожаренной, подрумяненной корочкой. Все это заправлено чесночной подливкой... А? После устриц, думаю, вам нужно обязательно попробовать нормальной еды.
Комната, которую им выделили, была довольно просторной и уютной. В ее центре стоял огромный лакированный стол из настоящего дуба иссиня черного цвета с фигурными ножками. У дальней стены массивной глыбой застыла печка, от которой волнами распространялось желанное тепло.
— Что вы молчите, Марк? В такое холодное время нужно хорошо питаться и кушать очень калорийную пищу, — Грайте встал со стула и подошел к окну. — Оставьте вы эти бумаги! Я все-таки распоряжусь насчет обеда, — сняв трубку телефонного аппарата, он требовательно произнес. — Обед готов? Хорошо! Давно пора. Несите...
Едва трубка легла на место, как дверь распахнулась и в комнату вошла крупная женщина в платке, которую неотступно сопровождал молчаливый солдат.
— Wot, posnedajte, hem Bog poslal! — красные с отшелушившейся кожей руки начали быстро выкладывать на стол многочисленные тарелки со снедью, от которых немедленно стал распространятся чудесный аромат.
Корпевший все это время за столом Марк вздрогнул и потянул носом.
— Вы правы профессор, хватит работать. Как там говорят в России — rabota ne wolk, w les ne ubeghit! — здоровяк сразу же рассмеялся, увидев, как у женщины вытянулось лицо. — Посмотрим, правы ли вы были, когда так нахваливали местную кухню.
— Браво, мой мальчик, — присаживаясь к столу, картинно захлопал Грайте. — У вас, по всей видимости, склонность к языкам. Если меня не подводит слух, то у вас довольно хорошее произношение... И поверьте мне, очень сложно добиться такого выговора в этом варварском языке.
Тот не подал вид, но чувствовалось, что лесть, даже поданная под таким соусом, ему пришлась по душе.
Некоторое время они молчали, отдавая должное приготовленной пище.
— Действительно, очень нежное мясо, — наконец, оторвался от стола Марк. — Чем-то мне даже напоминает индейку. Точно также тает на языке... Признаюсь, не ожидал такого.
Профессор самодовольно рассмеялся.
— И заметьте, все из абсолютно свежих продуктов, — он обвел рукой остатки приготовленного на столе. — Все это, без всякого преувеличения, еще недавно, бегало, мычало и кукарекало..., — теперь уже над этой незамысловатой шуткой рассмеялся Марк, которого сытная еда, жаркая температура настроили на чрезвычайно благодушный лад.
— Профессор, мне тут вдруг пришла очень странная мысль по поводу нашей проблемы, — еще секунду назад сидевший в совершенно расслабленном состоянии молодой Крупп встрепенулся. — Вон тот последний документ, который я читал именно сейчас предстал в совершенно ином свете. Давайте лучше я вам зачитаю один отрывок из него и вы сами все поймете.
У его соседа, тоже обмякшего от плотной пищи, загорелись глаза.
— Так..., — бормотал Марк, перелистывая одну страницу за другой, подыскивая что-то особенное. — Кажется вот... Количество задержанных... за август, сентябрь, октябрь. Вот! Число задержанных силами полиции бандитов, которые в той или иной степени участвовали в подрывной деятельности против немецких войск и оккупационной власти, с июля по сентябрь активно росло, достигнув максимального пика в конце августа. Смотрите, на 27 августа 1941 г. только в окрестностях города было задержано 316 человек, из которых более половины имели оружие и боеприпасы, а примерно треть пропагандистские листовки.
Внимательно слушавший первые несколько секунд Грайте еле уловимо скривил лицо. Из услышанного он не узнал для себя ничего нового. «Черт, — подумал он, — придется делать вид, что этот мальчишка открыл что-то важное». Его лицо в это момент излучало искреннюю заинтересованность и готовность вникнуть во все, о чем ему расскажут.
— И вот теперь другое..., — Марк перевернул следующий лист. — За следующие пару месяцев поток задержанных резко спал. С октября по декабрь уже говориться лишь о 26.
— Это все совершенно естественно, — профессор, с трудом подавил в себе желание рассмеяться ему прямо в лицо. — Падение вызвано целым рядом совершенно объективных причин. Во-первых, большая часть окруженцев уже сдалась или окончательно ликвидирована. Во-вторых, народ тоже не дурак и понимает, что немецкий солдат им несет культуру и цивилизацию и с ним не надо воевать. Поэтому больше всего сдавалось почти сразу же, как только власть большевиков рухнула. Во всем этом нет ничего фантастического. И я прекрасно понимаю, почему на этот факт никто не обратил особого внимания...
Краска бросилась Марку в глаза. Ни тон, ни тщательно подобранные выражения, его не ввели в заблуждение. Над ним посмеялись, как над обыкновенным мальчишкой, который посмел выразить свое мнение при взрослых.
— Я все это прекрасно понимаю, господин Грайте, — ледяным тоном заявил он, отчего профессор тяжело вздохнул, осознавая свою оплошность. — Вы не дослушали то, что я собирался вам рассказать... Вот другой документ. Пришел из другой службы. Здесь говориться, что такие же закономерности прослеживаются и в вопросе с подрывной деятельностью. С началом холодов резко снизилось количество диверсий на жизненно важных объектах города и крупных населенных пунктов, практически прекратились нападения на наши гарнизоны. И дальше... Именно в конце ноября вновь вырос поток добровольцев во вспомогательных полицейских частях.
— Марк, мой мальчик, я не хотел тебя обидеть, — попытался слово профессор, прекрасно осознававший чем ему лично и его проекту чревата ссора с представителем семейства Круппов. — Просто, мне все эти цифры не показались...
— Подождите, не перебивайте меня! — вспыхнул тот, неожиданно повысив голос. — Все это, вышесказанное мной, теперь, дорогой господин Грайте экстраполируйте на нашу ситуацию, — и не думая скрывать свое удовлетворение, Марк рассмеялся. — Ха-ха-ха! Вы вновь ничего не поняли? А по моему все более чем очевидно! Перелопатив ворох этой макулатуры, из которой ваши аналитики ничего толкового извлечь так и не смогли, я понял одно — практически вся неподконтрольная нам активность в этом районе, особенно выраженная в открытом противостоянии, в той или иной степени связана с одним конкретным территориальным квадратом и конкретными либо людьми либо событиями. Если наше предположение верно, то источник почти всех бед в этой части области этот самый русский диверсионный отряд, который либо уже испытывает либо еще только собирается испытывать что-то совершенно новое... Сейчас совершенно не важно, что это такое! Сверхсолдаты это, какие-то яды или газы, или что-то еще... главное они здесь! И наконец, последнее, с наступлением холодов они существенно снизили свою активность! Вы поняли, профессор, им не по нраву холод. Конечно, это достаточно вольное предположение, но все же...
Грайте вскочил. «Вот мальчишка! Смотри..., — в его голове бушевал вулкан мыслей. — Надо же! Углядел!». Не смотря на все свое внутреннее презрение ко всей этой семейке бывших торгашей, который выбились в крупные промышленники и сейчас строили из себя настоящую элиту, он не мог не признать, что в теории Марка было очень весомое здравое зерно.
— Мне докладывали, что за последние две недели ни одна их ягд-команд не обнаружила ни каких следов этих бандитов возле их старого лагеря, — заговорил Грайте после некоторого молчания. — … Прекратились взрывы, нападения, диверсии, почти иссяк поток задержанных, да еще эти проклятые язычники куда-то пропали... Очень похоже, очень похоже, — профессор, вдруг, резко остановился словно уткнулся лбом в стоявшую перед ним стену. — Стоп! Получается именно сейчас самое идеальное время, чтобы сделать первый шаг. Нужно собрать все силы в кулак и, наконец, поставить точку в этой затянувшейся игре.
Он улыбнулся и, вдруг спросил:
— Кстати, Марк, вам попадались, действительно, странные сообщения? Что вы так на меня смотрите? Я спрашиваю о таком, что вам показалось совершенной бессмыслицей..., — лицо Марка стало задумчивым. — Это не просто любопытство. Понимаешь, — в этот момент он как-то совершенно естественно, сам этого не замечая, перешел на «ты». — Меня не покидает ощущение какой-то неестественности. Я оглядываюсь вокруг и понимаю, что единственным, к чему это может относиться, являются эти чертовы дети Одина... У нас просто все чудесно складывается. Регулярно появляются все новые и новые свидетельства, которые нас просто ведут в каком-то направлении. У вас нет такого ощущения, Марк?
96
1 декабря 1941 г. Восточный берег реки Нара, примерно в 20 километрах от Наро-Фоминска. Вдоль высокого обрывистого берега, причудливо извернувшегося в сторону запада, протянулась змеевидная цепь черных пятен. Притягивающая взгляд чернота земли на белоснежном фоне при ближайшем рассмотрении оказывалась намечающейся линией окоп. Полураздетые несмотря на тридцатиградусный мороз бойцы с уханьем вгрызались в мерзлую землю, периодически притоптывая подмерзающими ногами.
— Эх, морозец, родимый, — приговаривал крупный боец из Пензы, вытаскивая обломком широкой доски кусочки земли вперемешку со снегом из едва наметившейся ямы. — Что же ты так кусаться вздумал? — багрово-красные уши выглядывали из под сползшей на затылок шапки. — Да... Мама, родная, не вовремя ты видно меня родила...
— Трофимов! — вместе со скрипом снега раздался хриплый голос. — Уши отморозишь. Ты их снежком слегка разотри, снежком. Они и отойдут. А то вон лопухи какие! Того и гляди отвалятся.
— Не отвалятся, товарищ лейтенант, — подняв голову на командира, буркнул тот. — Они у меня знатно пришиты..., — выпустив из рук перегнутый лом, он устало спросил. — Товарищ лейтенант, что там слышно-то?
Из соседних ячеек, которые до боя планировалось связать в единую сеть окоп, вытянулись еще головы, услышав вопрос. Сверкающие из под надвинутых на лоб шапок глаза с надеждой уставились на лейтенанта. Заданный вопрос кровно касался их всех, бывших бойцов практически исчезнувшей в ожесточенных боях 222 стрелковой дивизии, нынешних бойцов Московской сводной дивизии, которая тоже, несмотря на столь воодушевленное название насчитывала едва полк личного состава.
— Не забыли, говорю, нас? — не дождавшись ответа повторил вопрос Трофимов, съеживаясь на поднявшемся из-за речки ветру. — А то прет ведь гад, как саранча...
Лейтенант Мареев, еще недавно возглавлявший разведывательный взвод, а сейчас назначенный командиром роты, отвечать не спешил. Под прицелом десяток ждущих глаз, он просто не знал что ответить. Сказать правду он просто физически не мог! Вымотанные непрерывными за последние три недели боями, бойцы и так находились на грани и держались из последних сил. Рассказать им, что их тут фактически бросили без поддержки — без мало мальски значимой артиллерии, без подкреплений, чтобы задержать рвущиеся к Москве танковые кулаки немца?! Или сообщить о том, что с соседями справа нет связи уже несколько дней?! Может стоило бойцам бросить кость о ждущих где-то совсем близко свежих полках, о сотнях новых советских танков?! Встречаясь с их глазами, Алексей понимал, что нельзя делать ни того, ни этого...
— Не забыли Пенза, не забыли! — ответил, наконец, Мареев, подняв с земли валявшийся лом и прыгая в наметившийся окоп. — Не выросла еще такая забывалка, чтобы нас забыли! Что смотрим, архаровцы?! — гаркнул он в сторону встрепенувшихся бойцов. — На немца тоже будем смотреть воловьими глазами, как на бабу?! А!? Копаем, братцы, копаем! Так копаем, чтобы пар от нас шел, чтобы брызги летели!
Разогнувшиеся спины, вновь согнулись и кирки с лопатами снова застучали и заскребли по замерзшей земле.
— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, — Алексей со вздохом вскочил на выступавший бруствер и посмотрел в сторону редколесья, от куда раздавался крик вестового. — Тут до вас пришли... К комдиву, срочно! — запыхавшийся Филипчук, неизменный уже на протяжении месяца ординарец комдива, не переставал кричать. — Из санбата десятка три человек к вам определили... Вот! — не добегая до него, он остановился и махнул рукой. — Быстрее, а то разберут!
Охнув, Мареев перемахнул через окоп и рванул в сторону леса. До командного пункта он добежал за какие-то несколько минут и как оказалось, правильно сделал, что поспешил. Возле землянки комдива, едва заметной на фоне стоявших рядом высоких сосен, громко спорили два его соседа — ротный-2 и ротный-3. Первый, кряжистый и плотный мужик с исконно русской фамилией — Петров, что-то яростно втолковывал второму, Загидуллову, чернявому татарину.
— Что ты мне тычишь своими бумажками? — буквально ревел Петров, тряся рукой перед носом второго ротного. — И у меня не цельная рота. Вот! Сорок семь человек! А у тебя сколько? — его короткие, очень похожие на снаряды от сорокопятки, пальцы тыкали куда-то в сторону расположения третей роты. — если бы у меня столько было в наличии..., — вдруг, он увидел Мареева, который с каменным выражением лица вышагивал в сторону командного пункта. — Стоять! Не пущу! А ты то куда?! — его квадратная фигура с растопыренными руками встала на пути лейтенанта. — Тебе-то, Лексей, эти убогие зачем нужны? Трое хромых, пара слепых да глухой в придачу! Куда?!
В нескольких метрах от них, переминаясь с ноги на ногу стояло то самое пополнение, о котором «ломали копья» командиры. Тридцать семь человек, едва подштопанные в медсанбате и выпущенные обратно в бой, стояли в ожидании распределения. На многих из них блестели свежие марлевые бинты... Кто-то жевал, прихваченную с кухни горбушку хлеба.
