— Три алюминиевые мухи и пять человек в черноземе — подсчитал без труда Корнев.
— Именно! Те трое, что в поле, стали к дороге пробираться, мало не теряя на каждом шагу по сапогу, а комэск Демехин с короткой, но пламенной речью обратился к бабам-ремонтницам и совместными усилиями вывернули его штурмовик на более — менее твердое. Однако плацкарт-то на двоих, а тут — пятеро! Такая шарада с кроссвордом, что любой Вольтер, даже и с Фейербахом бы ничего не намудрил. Опять же все в зимней одежде, с парашютами, не колобки, но где-то сзади и издалека глядя — похоже. Тут комэск приказал — летчики в кабину стрелка...
— Там один-то человек с трудом помещается! — отметил общеизвестное худой летчик.
— Жить захочешь — уплотнишься. А стрелков обоих куда? — с интересом спросил Корнев.
— А на шасси, по стрелку на подкос. Пристебнулись поясными ремнями, вцепились руками — и на взлет. Ювелирно на форсаже взлетел, дальше на бреющем через линию фронта перетянул и рисковать дальше не стал, на первом же аэродроме так же ювелирно и сел, даже толком не замерзли ребята! Но поговаривали, что с места стрелка пришлось летчиков в восемь рук выдергивать, спрессовались, пока летели. Да и от шасси тоже непросто было оторвать — прикипели, да.
— Как же, замерзнешь тут. Я б дрожавши вспотел!
— Ну аттракцион почище американских горок. Не говоря о том, что и подстрелить могли, так и самолетом могло пристукнуть, смять хоть на взлете, хоть на посадке, да и сорваться могли б тоже. Я бы после такого даже бы к качелям простым и то бы не подошел. А они ничего — на следующий же день уже опять полетели. Вот и суди, что такое — наши, и что такое — ихние — победоносно заявил рассказчик.
— Ну кто знает, может и они так делали? Камарады и все такое... — справедливости ради спросил ленинградец.
— Это вряд ли. Раньше может и могло такое быть, пока им фарт шел. А сейчас — вон сколько они своих по деревьям развешали. И драпают очертя голову, куда уж тут до цирлих-манирлихов. Видал же висельников? — уточнил Виталик.
— Трудно было не заметить. Я так полагаю, что нас и для этого везли тоже, не только посмотреть на результаты своих штурмовок, а еще и замполит постарался. Уж точно с его подачи...
Помолчали, вспоминая как недавно проехались по тем самым местам, где до того штурмовали колонну отступающих немцев. Так-то обычно после проявки пленок дополнительно штабники ездили, фотографировали результаты с земли поближе, сверяясь с тем, что получалось на пленке во время боя. Сверху жестко требовали от летчиков представлять данные точные и проверенные не раз и комиссии приезжали периодически, проверяли.
Фотографирование во время боя было обязательным, как и последующие съемки поля боя. Уже больше года так установлено. Потому еще, что теперь это было делать не очень сложно — все время наступали и то, что вчера было передовой и немецким тылом — сегодня уже оказывалось тылом советским.
Вот в пасмурную нелетную погоду и решило командование провести этакие экскурсии, раз летать не получается. Желающие летчики и стрелки погрузились в грузовики и проехались — убедиться вблизи и глянуть, что и как, тем более — было у летчиков такое неприятное ощущение, что вроде и воюют в полный мах, а при том врага вблизи не видали и потому получалось это как-то странно отстраненным.
Нагляделись от души. Немножко странно было видеть вблизи то, что разбегалось и пряталось тогда, при налете. Маленькие коробочки грузовиков оказывались трехосными громадами, игрушечные с высоты в сто метров бронетранспортерчики внушали уважение, когда оказалась возможность оценить толщину их брони самим, руками пощупав, пушечки вблизи тоже впечатляли. Летали сюда неоднократно, громя отходившие в беспорядке колонны, вот от одного места к другому и прокатились, делая выводы на будущее и прикидывая. что можно было бы сделать лучше. С земли многое виделось совершенно иначе и польза от поездки была даже и тактическая.
Немного мешала вонь от лошадиных и человеческих трупов, но никого не стошнило, все прекрасно понимали, что эти зольдаты, валявшиеся в канавах, куда их скинули с полотна дороги еще камарады при поспешном отходе, больше никого не убьют.
Удивило другое — количество развешенных на деревьях казненных. Нет, так-то все летчики и воздушные стрелки и газеты читали, а многие, к сожалению, и сами убедились в том, что европейские каратели на советской земле не стеснялись — вешали и расстреливали всех подряд, по любому поводу и без повода. И зверство свое захватчики проявляли независимо от того, были ли это немцы, румыны, венгры, финны или кто еще, вроде мелких помогальщиков из тех же прибалтов. Все они были хороши.
Потому висельники, попадавшиеся часто, не удивляли, пока глазастый Корнев не понял, что его смущает в висящих с картонками на груди трупах.
— Ребята, а ведь это точно немцы! — заявил он удивленно.
Постучали в пяток ладоней по крыше кабины, притормозили. Не ошибся комэск — под мелким дождем почти неподвижно висели на веревках, вывалив языки и выпучив глаза, двое в немецкой униформе. Чин было не понять — погоны сорваны, но один — очень похоже — простецкий рядовой, а второй — чин повыше. Не офицер, но очень похоже — унтер или фельдфебель.
— Написано-то что? — спросил не шибко знающий языки Виталик, смахивая с лица капли дождя.
— Тот, что слева — трус и предатель. А справа — грабитель и мародер — пояснил замполит. Забавный вид у него, этакий постный взгляд кота, который только что сметану сожрал и еще не успел толком морду облизать. Вроде как совсем не при делах, но сметана на усах выдает. Точно, увязал приятное с полезным. Летный состав и впрямь удивился. Причем сильно. Раньше такое не то, что не видали, даже и не слыхали. Германия казалась этаким монолитом, не зря же немцы все время трендели о единстве великогерманского народа. А тут — такое. Интересное единство получается. Вешают своих же, как собак. При том отлично было известно, что штрафные батальоны немцы создали сразу после их разгрома под Москвой, черт знает когда и штурмовикам не раз приходилось обрабатывать именно позиции, занятые этими самыми штрафниками.
А тут гляди — ка, уже и не до штрафбатов. Комэск сделал для себя приятный вывод — сыплется уже все у фрицев, это — одна из примет общей немецкой катастрофы. Некогда им уже судить, некогда посылать преступников в штрафные, нет времени для обеспечения протокола — все уже примитивно до предела.
— А ведь это показывает крах немецкой государственности — вслух сказал Корнев, сложив в уме два плюс два.
Замполит с удовольствием на него глянул, словно был футболистом, прорвавшимся на последней минуте матча к чужим пустым воротам и получившим ловко пасанутый мяч.
— Вот, товарищ старший лейтенант правильно отметил! Сами же немцы немцев и немок вешают, словно это какие-то славянские недочеловеки. Вы видите, какова цена декларированным раньше басням про "великогерманское единство". Кончается тысячелетний Рейх и в немалой степени — благодаря вам! И потому паскудная сущность капитализма и его крайней формы — фашизма вылезает сейчас во всей красе, как дерьмо из летнего сортира, куда кило дрожжей кинули. Пока они побеждали и всех грабили, пока колониальная война успешная, все немцы вроде как братья по оружию, что фронтовые вояки, что тыловые боссы, все равны. А кабы победили они, так точно так же бы своих же гнобить бы начали, потому как капиталисту прибыли всегда мало!
Тут замполит четко ощутил момент, когда молодые парни в погонах начали уже — самую чуточку — скучать и завершил свою речь. В отличие от многих попугаев был он человеком умным и не упивался своей болтовней, изнуряя слушателей. Потому, помня, что конец — делу венец — закончил:
— А уж когда трещать все начало, и подавно, начнут торговать друг другом в розницу и задешево. Надо добивать это паскудство! А вы пока глядите во все глаза — завтра соберем совещание, на котором вы свои соображения по улучшению боевых результатов выскажете и обсудите! А теперь — поехали дальше, у нас по плану еще два места штурмовок и еще на ужин успеть надо!
Тогда на ужин все же опоздали, потому как, разглядывая результаты штурмовки, заспорили. Тыловики с трудом успели расчистить в одну полосу дорогу, распихав битый хлам в стороны. Но на этом перекрестке для приехавших с трудом нашлось место даже машины поставить — так густо было завалено все горелым рваным и гнутым металлом пространство дороги, обочины и поля вокруг. С трудом воткнулись между раздолбанным бывшим "Бюсингом" и кучей обугленных дров, бывших раньше крестьянскими фургонами. Жуткая вонь резала носы, но посмотреть тут было на что. Потому прикрывая нюхательные органы платочками, штурмовики старались разобраться что тут происходило.
Сами они штурмовали этот бесспорно важный перекресток дорог трижды. Да плюс к тому соседи почему-то прошлись тут своей "химической эскадрильей", как называли отчаянных ребят, к "Илам" которых были приделаны выливные емкости. Горючая смесь плюс гранулы белого фосфора, вспыхивающие от контакта с воздухом, давали жуткий по эффективности результат, но летать на таких горбатых было все равно, что на бочке с порохом и любое попадание в эти самые емкости превращало штурмовик в огромный факел моментально. Потому из и так весьма отчаянных штурмовиков на "химиках" летали уж самые сорвиголовы.
Первая штурмовка перекрестка была рутинная и типовая — подошли "уступом", накрыли осколочными бомбами АО-20 и АО-25 колонну отходящих войск противника, обработав потом огнем бортового вооружения, а говоря человеческим языком высыпали на перекресток 20 и 25 килограммовые бомбы и обстреляли из пушек и пулеметов ту мешанину, что была внизу.
Время, когда дорожная служба у немцев работала четко — закончилась и теперь сверху было трудно понять — кто и что драпает, а что перебрасывается к фронту — громадные толпы и массы беженцев перемешивались с войсками, тыловики с боевыми частями и все это забивало дороги напрочь, резко уменьшая их пропускную способность.
От той, первой штурмовки четко опознать смогли только пару громадных грузовиков "Фомаг", встрявших в поле в грязи по кузова. Остальное, что было переломано, еще сами немцы постарались сгрести в сторону, добавив и хлама, который тащили беженцы, потому как надо было расчистить перекресток для шедшей спешно к фронту танковой колонны. Расчистить успели, но тут поспели второй волной штурмовики, на этот раз с ПТАБами, кумулятивными противотанковыми бомбочками, простенькими и дешевыми жестянками, которые высыпались сотнями и уничтожали любую технику, попавшую в полосу "осыпи".
Результаты этой штурмовки опознать было проще — у оставшихся на перекрестке семи немецких танков были специфические отметины — аккуратные вдавлинки, размером с тарелку и с маленькой дырочкой в центре на верхней броне панциров. Приемлемым считался результат удара, при котором 15% танков выводилось из строя. Тут поломали треть, так что сыпавшие жестянками были определенно рады. Даже без учета того, что несерьезные с виду копеечные ПТАБы уничтожали и все остальное, попавшее в полосу "осыпи". Полутора килограммов взрывчатки хватало и грузовикам и легковушкам и фургонам с телегами, хотя по залегшей пехоте получалось слабее, чем обычными осколочными бомбами.
Скинуть с дороги многотонные бронированные коробки оказалось куда сложнее, чем разбитые грузовики и перекресток "мертво встал", пробка оказалась такой, что соседи не утерпели и залили все это дорожное безобразие, с полным отсутствием орднунга, огненным дождем. Опередили, прохвосты.
Как ни старались приехавшие летчики найти еще на двух сгоревших танках хоть какие-то следы от своих ПТАБов, но оказались с носом. Вот характерные точечки сгоревшего белого фосфора были на всем вокруг — и на панцирах тоже. По всему было видно — накрыли немцев аккурат когда они эвакуировали свою поврежденную технику, буксирные тросы это наглядно подтверждали.
То есть — пытались эвакуировать. Видно успели что-то погасить, решили оттащить на ремонт — и опаньки. Поди теперь, разберись, кто что уничтожил, а что всего лишь повредил. Соседи явно себе лавры потянут. Формально-то они тут все окончательно спалили.
После этого налета горело тут знатно, потому отчаявшиеся немцы попробовали обойти проклятый перекресток по полям — там полно было всякого увязшего и брошенного — от штабных автобусов до раскрытых чемоданов с тряпками. Прилетевшие опять с ПТАБами летчики вынужддены были просить перенаправить на другую цель, тут, в этом огненном кресте, в который превратился перекресток — бить уже было нечего. Высыпали бомбы чуть поодаль — где была пробка, а фосфор не долетел. А потом сюда прибыли наши танки головной группы.
Вот посреди всего этого горелого хаоса и заспорили летчики. Понятно, что у каждого свои соображения и насчет тактики — подходить звеньями клином, змейкой или пеленгом (надо признать, что во всех построениях были и свои плюсы и свои минусы, да и по оружию тоже мнения разделились — у каждого типа были свои сторонники. Разве что воспевателей "выливаек" тут не нашлось. Но это и понятно — и полк чужой и хвалить их — нехорошо перед своим полком. Да и неприятны эти баки в полете. Здоровенные и опасные). Понятно, что сразу несколько точек споров возникло. Кто про что.
Остряк Виталик был апологетом установки на штурмовики 37 мм. пушек и даже пару раз сумел на таком агрегате пушечном полетать, правда, без стрельбы. А так как в любой бочке шутник был затычкой, то и тут не утерпел. Он вообще был сторонником больших калибров, нравились ему здоровенные дудки. И свары ему тоже нравились, любил он завести товарищей на горячий спор, чувствуя себя как рыба в воде.
— Не летал ты с такими пушками — хмуро заверил его мощный новичок, недавно прибывший в полк и еще не знакомый с Виталиковыми привычками.
— Это как не летал?! Еще как летал! — возразил с праведным негодованием шутник.
— Но ведь не стрелял? — не удержался Корнев. Он-то не раз уже слышал дифирамбы своего подчиненного этому типу Илов.
— И что? Разница невелика — у нас 23 миллиметра пушки, а там на 14 всего больше. Наши — вон средние не берут — выщербины на башне все видали — ткнул Виталик пальцем в сторону стоящей рядом выгоревшей громадины Т-4. А была бы у меня 37 — я бы дырок наделал!
— Да ни хрена! — отозвался уверенно новичок и сплюнул.
— Ты-то почем знаешь? — поднял брови домиком Виталик.
— Я летал с такими. Тоже купился на то, что мощные шибко. Ну и ошалел, когда впервые бабахнул — штурмовик аж остановился в воздухе! Такая отдача, что вот перед войной я на своем грузовичке в столб въехал — так те же ощущения были...
— Так может ты и на Иле в столб? Раз на грузовике-то? — подначил Виталик.
— Не, этот столб моему грузовику дорогу перебегал, а в воздухе — откуда столбы? Не, там отдача! Неудачная конструкция, не для самолета. И боеприпаса кот наплакал, всего-ничего. Да еще работали не синхронно пушечки эти, дергается самолет вправо-влево, как припадочный, хрен прицелишься толком. А спешить надо — по средним их танкам дальше 500 метров бить бесполезно, не попортит. И только сбоку или сзади надо. Вот и гляди сам. А ПТАБы сыпанул с любого направления — и капут! — уверенно и веско заявил новичок.