Пляшущий огонь камина невольно тянул к себе взгляд. Раньше Эдан мог смотреть на пламя, не замечая его, но тихо размышляя о своем. Теперь же было не так. Теперь его мысли, казалось, следуют за огнем, колеблясь вместе с жаркими языками, сгорая раз за разом, разлетаясь дымом и пеплом.
Он не мог собраться, не мог думать — словно одно лишь касание горячего рыжего зверя разносило вдребезги прочную, тщательно выстроенную сердцевину его спокойствия, обнажая боль и хаос. Хотелось выть, хотелось биться о плиты пола, хотелось выпустить все наружу, круша стены "замка", как утесы над ахарской долиной...
Но Эдан лишь смотрел неподвижно в огонь. Держа спину ровно. Не позволяя себе шевельнуться. Вспоминая порой то пламя, что положило начало этому новому его безумию...
Погребальный Лаин костер.
Черный от древней копоти алтарь в стороне от Храмовой дороги. Красные змейки, стелющиеся по белой одежде и бледной коже, шипящие довольно в волосах, играющие с одинокой седой прядью в темно-каштановом буйстве... Едкий дым, вонь от горящего масла и плоти. Ледяной ветер высоко раздувает гудящий, свирепый огонь, сеет черной сажей на слепящую белизну сугробов.
Красные лепестки огня.
Черные лепестки пепла.
Белые-белые снежные лепестки...
Это единственное, что он помнил из того дня. Из долгой-долгой череды дней после... Зато помнил так ярко, что раз за разом, забывшись, обращал глаза к пламени, ожидая вновь увидеть в нем мертвое лицо и сгорающую седую прядку...
От Лаи свои странные мысли Эдан старался прятать — она же проявляла деликатность, притворяясь, что ничего не знает.
Прямо как сейчас. Напевает тихонько какую-то детскую песенку на древнем ахарском наречии — будто и не было безобразной истории с медальоном, будто не швыряли в очаг ее единственную связь с миром живых...
"А, кстати, они здесь, — не сбиваясь с мелодии, пропела охотница, — гости твои любопытные, повсюду нос сующие...".
"Вот и хорошо".
Эдан, наконец, оторвался от огня, наградил тяжелым взглядом присевшую прямо на пол Милу да мнущихся у порога влюбленных.
— Все-таки решились войти? Ну, располагайтесь!
Риэ поближе придвинулся к надутой, притихшей Юлии. Лекарка плотнее укутавшись в плащ, прячущий кошмарное тело, преданно воззрилась на мастера. Повисло выжидающее молчание.
— Поскольку вы все равно будете лезть не в свое дело, — вздохнул светловолосый, — лучше нам сразу разобраться. Чтоб не было, как сегодня...
Мягким, почти нежным, движением он выложил на столик перед собой злосчастный медальон, легко погладил серебряную поверхность пальцами.
Юлия скривилась, а Мила так и подалась вперед, чуть не выпрыгнув из плаща.
— Чуешь это, да? — посмотрел на нее Эдан. — Ну хоть ты-то, надеюсь, человек образованный, увидев незнакомую вещь, не станешь тыкать в нее пальцем, вопя об опасности?
— Что там? — затаив дыхание, спросила лекарка.
Эдан горько усмехнулся.
— Сейчас увидишь...
Его лицо стало напряженным, губы подрагивали, глаза медленно выцветали — а пальцы теребили неотрывно серебряную безделушку. И лишь Мила видела, как вливаются в медальон ниточки силы, как свивают они крепкую паутинку вокруг вещи и ее хозяина, как опутывают ею всех в комнате...
А потом воздух над столиком дрогнул зыбкой рябью, вмиг слившись в призрачную девичью фигуру. С прозрачного бледного лица живо глянули зеленые глаза, тонкая ладонь взметнулась вверх в приветственном жесте, красивые полные губы вытянулись в чуть лукавой улыбке...
— Позвольте вам представить, — тихо проговорил Эдан. — Лая, моя жена.
Юлия завизжала — и хлопнулась в обморок.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ, В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ НЕПРИЯТНАЯ ГОСТЬЯ, А ЭДАН ВЫНУЖДЕН ПРОСТИТЬСЯ СО СПОКОЙНОЙ ЖИЗНЬЮ.
Казалось, бесконечно уже наблюдал пораженный Риэ, раскрыв рот да выпучив некрасиво глаза, за оживленной немой беседой изувеченной лекарки, безумного лорда и... духа покойной леди Таргел. Нет, краем уха слышал студент что-то из объяснений Эдана: мол, прозрачная человеческая фигура — лишь иллюзия, созданная по желанию мертвой барышни, но... После "Рада познакомиться, Риэ!", легко зашуршавшего прямо у него в голове, почти захотелось юноше последовать примеру Юлии, которую, кстати, успел он неведомо как подхватить на руки — да тут же о ней и забыл.
Ибо происходящее рядом было, даже на влюбленный его взгляд, куда интереснее.
Подобранная на дороге знахарка, неожиданно оказавшаяся беглым подмастерьем, увлеченно жестикулировала, трясла головой, бросала иногда обрывки незаконченных фраз, вводя в замешательство своим высоким молодым голосом, несвойственной живостью да явно нездоровым любопытством. Светловолосый хозяин кривился, устало тер виски, раз за разом окидывая комнату бессмысленным, страшным взглядом выцветающих почти до белизны глаз.
Мертвая леди улыбалась — обаятельно, мягко, но иногда как-то невпопад, с опозданием. Будто в ответ на каждое слово улыбку свою приходилось ей на прозрачном лице рисовать заново...
Юлия пребывала в блаженном беспамятстве.
А бедный Риэ потихоньку прикидывал, уж не сходит ли он с ума.
— Любуешься? — удостоил взглядом и его Эдан. — Или размышляешь, кто из нас свихнулся? — ядовито искривил он губы.
Притихшая было в юноше злость опять начала поднимать голову.
"Он бывает порой невыносим, правда?" — зашелестел у студиозуса в голове бесплотный голос. От неожиданности тот чуть не уронил бесчувственную Юлию на пол.
Зеленоглазая девушка-призрак с запозданием подмигнула.
"Не злись на него, ладно? Эдан гораздо лучше, чем показывает..."
— Ну конечно! — скептически встрял светловолосый. — Ты, как всегда, слишком высокого мнения обо мне, Снежинка!
У Риэ от странности происходящего даже голова закружилась. Однако гнев на лорда, чуть не поднявшего руку на его невесту, вдруг, и правда, прошел. Слишком уж непривычным делалось при взгляде на мертвую у мастера лицо! Печальным, мягким. Пугающе больным и уязвимым.
Как же хорошо надо себя в руках держать, чтоб ни разу не показать ТАКОГО? Видно, совсем уж негодный из Риэ знаток человеческих душ...
— Вот только не надо так смотреть! — одернул студента Эдан. — Меньше всего я нуждаюсь в жалости!
— Я... лишь сочувствую твоей потере, — мягко проговорил юноша.
И темный мастер, против обыкновения, отвел глаза.
* * *
Еще не успел улечься в "замке" Таргел переполох от знакомства с призрачной леди, как случилось новое происшествие.
Эдан умчался с утра в деревню, по хозяйственным делам, которые давно грозил переложить на плечи Риэ — нового управляющего, — да пока, видать от скуки, не перекладывал. А в его отсутствие появилась вдруг на пороге нежданная гостья.
Караульный на воротах, не мысля подвоха, пропустил желающую видеть хозяина незнакомку, препоручив ее Тане. Та провела девицу в дом, прямиком в каминный зал (где уже коротала предобеденное время Юлия), затем сообщила, что господина лорда нет, зато на месте господин управляющий — и потопала этого самого управляющего выкапывать из книжной пыли.
Барышня с порога обвела зал взглядом вернувшейся в свои владения хозяйки. Скривилась, заметив леди.
— Мужчины! — выдохнула презрительно. — И года не прошло по смерти обожаемой супруги, а он уже шлюху себе завел!..
Юлия от такой наглости даже не нашлась, что сказать.
Риэ, выбравшийся из библиотеки, застал свою невесту красной от злости и сердито дергающей струны ни в чем не повинной арфы.
Незваная гостья бесцеремонно развалилась в хозяйском кресле у камина и потягивала со вкусом слабенькое вино из хозяйского же кубка. На леди она смотрела безразлично, не задерживаясь взглядом — словно та была пустым местом. Студиозусу же кивнула вполне любезно, хоть и с оттенком высокомерия.
Тот уставился на пришелицу во все глаза.
Худощавая, одетая в штаны и широкую мужскую рубаху, она могла бы сойти за парня, если б не плотный, шелком вышитый, корсет, выгодно приподнявший небольшую грудь. Лицо девушки с какими-то неправильными, чересчур острыми чертами не было красивым — зато гладкая, белая-белая, как молоко, кожа зависть вызвала бы у любой придворной леди. Черные волосы торчали короткими вихрами; темные, чуть вытянутые глаза смотрели на всех со скукой и плохо скрываемым презрением; блеклые губы могли показаться и аппетитными, если б не кривились они постоянно в недоброй, нехорошей усмешке...
Было у незнакомки что-то с их хозяином-лордом общее. Не внешне, нет! По сравнению с красавцем Эданом барышня эта смотрелась блеклой мышью — но лишь на первый, мимолетный, невнимательный взгляд.
Что-то такое же жесткое бросалось в глаза в ней, столь же надменно— циничное, покоряющее, сметающее все преграды, подминающее под себя. Каждый свой жест, каждое движение она делала так, словно имела на него исключительное ПРАВО — не подаренное богами, законом или рождением, но взятое самостоятельно, вырванное, коль была нужда, зубами из чьей-то глотки, острым клинком из чьих-то мертвых рук. Казалось, даже Эдану далеко до ее манеры держаться — или просто он никогда не вел себя ТАК при Риэ. Это не было высокомерием знати, с малолетства привыкшей к почитанию, — скорее уверенностью палача, стоящего вне обычных законов...
Толком еще и не заговорив с ней, юноша знал: перед ним сейчас темный мастер.
Но даже это в незнакомке не испугало его — скорей уж заворожило, покорило смесью любопытства да опасности. Если мягким и печальным выглядел Эдан рядом с тенью той, что звал своей супругой, — то вот с этой барышней, подумалось почему-то Риэ, сумасшедший их лорд смотрелся бы совсем по-другому: непреклонным, жестоким, сильным. Истинным властителем. Ибо нельзя было ее выдержать иначе. Властное, угнетающее обаяние гостьи покоряло куда сильней обычной женской привлекательности.
Оттого и уставился юноша на незнакомку с искренним восхищением, совсем не замечая злобных взглядов своей негодующей невесты.
— Ты, должно быть, управляющий? — бархатно обозвалась пришелица, и по спине студиозуса побежали мурашки.
— Да, госпожа, — дрогнул его голос. — Риэ к твоим услугам.
Юлию так и перекосило от досады. Тонкий пальчик яростно рванул струну арфы — и та оглушающе лопнула. Леди вскочила — резко, но с достоинством. Царственно держа осанку, гордо задрав подбородок, выплыла из зала прочь.
Жених ее этого почти не заметил.
Незваная же гостья лишь выгнула бровь, проводив благородную леди презрительным взглядом, — и вновь обратила к студенту все свое внимание.
— Тот самый Риэ? Ученый? Надо же! Твои расшифровки очень помогли мне в работе со старыми текстами! — не на шутку польстила она его самолюбию.
— Они ведь не только мои, — решил проявить юноша скромность. — Профессор Зарта...
— Этот именитый старый пень? — перебила незнакомка. — Мы оба знаем, что он давно уж ни на что не годен!
Риэ скорчил возмущенное лицо, с трудом сдерживаясь от довольной улыбки. С Зартой отношения у студента не сложились. В свое время, яро ухватившись за сулящее известность исследование, профессор пособил со знакомствами в обмен на собственное имя на обложке — но отвернулся от молодого ученого, стоило тому попасть Храму в немилость...
— Рад, что смог быть полезен, — немного смущенно улыбнулся юноша. — А у вас там... все так в доимперской культуре разбираются? — помявшись, решился все-таки спросить.
— "У нас?" — напряглась гостья.
— В Гильдии...
Лицо ее приняло совсем уж нехорошее выражение — но лишь на миг. Девушка тут же расслабилась, безразлично пожав плечами.
— Не думала, что наш лорд так тебе доверяет... Впрочем, от него теперь можно всякого ожидать.
— Это точно! — усмехнулся Риэ. — Недавно вот...
Договорить он не успел.
Тяжелые створки входных дверей грохнули о стену. Эдан — растрепанный, запыхавшийся и до крайности разъяренный — влетел в холл. Синие глаза его мгновенно отыскали гостью, впились в нее, наливаясь холодным бешенством. Челюсти плотно сжались.
Девушка криво ухмыльнулась, поднимая бокал в глумливом приветствии...
Светловолосый кинулся на нее, будто дикий зверь.
Бухнул, опрокидываясь, столик, покатились по каменным плитам серебряные кубки, растеклось, пачкая шкуру на полу, вино.
Риэ едва успел отскочить в сторону да забиться с воплем в угол.
Незнакомка увернулась грациозно и с легкостью.
Миг — и оба были на ногах. Сцепились, яростно бросаясь на противника, нанося жестокие удары, круша мебель, прыгая и ловко приземляясь на ноги, подобно хищным барсам... И вдруг замерли, сжигая друг друга тяжелыми взглядами — его рука на ее горле, ее кинжал у его шеи.
Пальцы Эдана дрогнули — и медленно, чересчур уж неохотно, разжались. Гостья осторожно, без особого желания, отвела лезвие. А ее вторая рука, будто против воли, метнулась к его голове, с болью, почти нежно, провела по коротким светлым прядям.
— Что ты сделал с волосами? — тихо спросила она.
— Положил их на погребальный костер, — едко выплюнул лорд. — Как клятву: вернуться за ней даже в царство мертвых!
— Ты же не веришь во всю эту суеверную чушь! — вновь злиться начала девушка.
— Как знать, Слава, как знать...
— Да перестань! Роль скорбящего влюбленного тебе не к лицу! Хватит! Головой подумай! Ты не можешь из-за этого все послать к дьяволам! — она уже кричала, хрипло выталкивая слова, игнорируя его пальцы, вновь опасно сжимающиеся у горла. — Ведь это не любовь даже! Так, психоз на фоне возврата памяти!..
— Поговорим о любви, Слава?! — зло выдохнул он. — Давай! Хочешь историю о маленькой, но очень тщеславной девочке? и о мальчишке-ученике, которого та от всей души презирала? Хочешь? Это интересная история, Слава! Ведь стоило ученику стать подающим надежды подмастерьем — и наша девочка вдруг воспылала любовью! И чем выше поднимался бывший ученик, тем сильнее разгоралась любовь тщеславной девочки! Кого же ты любила, Слава? Меня? Или мое блестящее будущее?.. И что с твоим чувством теперь? Когда сиятельный образ моего могущества рассыпался в прах?..
— Да как ты смеешь!.. — захлебнулась девушка яростью.
— Неприятно? Но ты ведь первая подняла эту тему, разве нет?
— Что ж, отлично! — взбешенно прошипела Слава. — Вспомним о тщеславии? Или, может, об эгоизме? Ты же знал, во что тащишь свою воровку, оставаясь с ней! Так почему не ушел?.. Мы стоим друг друга, не так ли?!
— О да! Я такой же эгоистичный ублюдок, как и ты!
Казалось, эти двое вот-вот сцепятся вновь. И в этот раз — в смертельной схватке, жестоко кромсая тела друг друга со всей силой горящей в глазах ненависти.
Но даже без крови, немой поединок их взглядов длился и длился — почти бесконечно...
— Чего же ты хочешь от меня, Слава? — яростно выплюнул Эдан, близко-близко наклоняясь к ее лицу. — Этого?
Его губы впились ей в рот — мстительно, зло, жестоко...
Они целовались — нет, терзали друг друга, — как заклятые враги. Как два сбесившихся диких зверя. В постоянной борьбе. В горькой, больной ненависти... Пока девушка не вскрикнула с яростью, оттолкнув светловолосого да оставив на безупречной его нижней губе след от зубов, закипающей капелькой крови.
