Она снова фыркнула.
— Молодец, подруга, — одобрила Сапарская. — Правильно мыслишь. Мужики — они все сволочи... ну, кроме некоторых.
Болотов с Ваграновым дружно расхохотались.
— Женщины всегда найдут повод, чтобы объединиться против мужчин, — сообщил Вагранов, вытирая навернувшиеся слезы. — Однако же, сударыня, вы обладаете весьма независимым мышлением и умением не поддаваться стереотипам. Сразу видно, что математику вы изучали долго и вдумчиво, так что ум у вас вполне дисциплинирован. Нет, положительно, ни в какие гувернантки вы не пойдете. Князя Трубецкого, царствие ему небесное, отпели позавчера, через неделю, десятого октября, нового ректора выбирают. Баллотируются двое — профессоры Мануйлов и Дернов, причем победит наверняка Мануйлов. А он мой хороший приятель. Думаю, в университет мы вас как-нибудь да протащим.
— А я к тебе буду в гости ходить и профессоров смущать! — звонко рассмеялась Натали, подталкивая Оксану локтем в бок. — Только не слушай ты их. Серьезно говорю, княжна Олейникова — дама вполне респектабельная, хотя и требовательная. И дети у нее на загляденье. И платит хорошо — восемьдесят рублей в месяц, и питание за их счет. А в университете они все бедные как церковные крысы.
— Вот видите, милая Оксана, сколько сразу у вас искушений, — улыбнулся Болотов. — Только выбирай. Вот сейчас Олега вашего в чувство приведем, и все станет совсем хорошо. Подъезжаем, кажется?
Олег все так же лежал на постели, коротко и тяжело дыша и вперив бессмысленный взгляд в потолок. Болотов, проигнорировав вскинувшегося Крупецкого, подошел к постели, поставил на пол саквояж и наклонился к больному. Пощупал пульс, внимательно посмотрел на зрачки.
— Шок, — уверенно объявил он. — Просто сильный шок. Я боялся кататонического ступора — такое иногда случается, но пронесло. Причина шока непонятна, но как справиться со следствиями, я знаю.
Он вытащил из саквояжа пузырек с нашатырным спиртом, раскупорил — по комнате разнесся сильный аммиачный запах — и поднес к лицу Олега. Несколько секунд ничего не происходило, потом Олег внезапно вскинулся на кровати, едва не выбив пузырек из рук врача.
— Почему я? — громко спросил он. — Неужели во всем мире не нашлось никого другого на роль Эталона?
Он осекся и снова упал на кровать. Но на сей раз его взгляд обрел осмысленность. Он оглядел комнату, потом закрыл глаза.
— Ну-ну, — ласково сказал Болотов. — Все в порядке. Вы среди друзей.
Олег медленно открыл глаза и взглянул на него.
— Нет, — прошептал он. — Не в порядке. Далеко не в порядке. Ваш мир... — Он замолчал.
— Что — наш мир? — осторожно осведомился психиатр.
— Вам незачем знать, — прошептал Олег после невыносимо долгой паузы. — Да и мне, по большому счету, тоже. Как же я хочу домой!..
— Олег, — осторожно потеребила его Оксана. — Ты в порядке?
— Сердце колотится, — слабо улыбнулся он. — Наверное, адреналина с поллитра в кровь выплеснулось. В остальном я в норме. Ох ты, сколько вас тут собралось! Что-то не так?
— Ты не так, — шмыгнула носом девушка. — Лежал, ничего не отвечал, ничего не говорил...
— Да? А... сколько времени? И какой сейчас день?
— Второе октября тысяча девятьсот пятого года от рождества Христова, — проинформировал Вагранов. — Пятнадцатое октября по европейскому календарю, если хотите. Почти час дня. Если вы в порядке, Олег Захарович, вставайте. Обедать пора.
— Ну уж нет! — откликнулся Болотов. — Я бы как раз порекомендовал полежать, передохнуть. Что вызвало у вас такой шок, господин Кислицын? Что-то случилось ночью? Кошмар?
— Кошмар начался два месяца назад, — Олег натянул на себя одеяло и отвернулся к стене. — Но только сегодня ночью я, наконец, осознал его в полной мере. Господа, я очень признателен вам за участие, но сейчас мне хотелось бы остаться одному. Я должен кое-что осмыслить.
Оксана прикусила губу и взглянула на Болотова. Тот кивнул.
— Господа... и сударыни, пройдемте в соседнюю комнату. Пусть господин Кислицын немного придет в себя.
— Странный он какой-то, — в смежной комнате Натали осторожно опустилась на табуретку, предварительно опробовав ее прочность, постучав по сиденью. — Он всегда такой или только сегодня?
— Смею вас заверить, сударыня, Олег Захарович вполне вменяемый человек, — сухо заметил Вагранов. — Немного не от мира сего, но разумный и рассудительный. Миша, что скажешь?
— Что уже сказал, — пожал плечами Болотов. — Сильный шок по непонятной причине. Такой с людьми случается от сильных потрясений. Панический страх, например, может приводить к подобному состоянию в качестве реакции. Некоторые наркотические вещества наподобие опиума тоже способны дать такой эффект. Но вчера вечером, сударыня, — он испытующе посмотрел на Оксану, — с ним все было в порядке?
— Да, совершенно, — кивнула та. — Мы... ну, в общем, он засыпал совершенно нормальным. А утром я проснулась, а он... — Девушка снова хлюпнула носом.
— Понятно, — Болотов прошелся по комнате. — Любопытную фразу он произнес, когда очнулся. Про "ваш мир" и эталоны. С учетом того, что нам известно про его прошлое, можно...
Он остановился и обвел глазами присутствующих.
— Впрочем, полагаю, мне сначала следует обсудить ситуацию с господином Кислицыным.
— Ну уж нет! — заявила графиня. — Черта с два вы от меня так легко отделаетесь. Печенкой чую — здесь тайна. А чтобы я от тайны просто так оторвалась?
— Тайны, пани, не следует обсуждать публично, — ледяным тоном заметил Крупецкий. Филер стоял в темном углу, скрестив руки на груди, и сверлил Сапарскую неприязненным взглядом. — Особенно в присутствии людей, открыто симпатизирующих бунтовщикам и бандитам. Или красный бантик у вас на груди означает что-то другое?
— А вы, сударь, не из жандармов ли случайно? — не менее ледяным тоном осведомилась графиня. — Вы уже сегодня делали мне замечания. Не по чину заноситесь, любезный, вам не кажется?
— Я, пани, жизнью рискую, чтобы взбалмошные дамочки вроде вас имели возможность красиво жить, — парировал Крупецкий. — Думаете, для тех бандитов, что бомбы в людей кидают, ваш кокетливый бантик что-то значит? Не дай боже, пани, вы попадетесь им одна в темном переулке — живо все иллюзии рассеются. И насчет волшебной силы бантика, и насчет высоких стремлений...
— Да что вы себе!.. — возмущенно взвилась с табуретки графиня.
— Я так думаю, — вклинился Вагранов, — что высокие договаривающиеся стороны определились в отношении друг к другу. Но, может, не стоит продолжать такой энергичный разговор? Сударь, — он повернулся к Крупецкому, — не имею чести вас знать, но, если я правильно понимаю, вы работаете в... том же учреждении, где формально числится и господин Кислицын? В таком случае у меня нет оснований для добрых чувств ни к вам, — он повернулся к Сапарской, — ни, впрочем, к вам, ваша светлость. Однако я должен напомнить, что ситуация сложилась так, что у нас есть нечто общее, что нас всех объединяет — по долгу службы ли, по сердечной ли склонности, по другим ли мотивам. Так что давайте не станем ссориться прямо сейчас. Миша, ты мне одно скажи — что с Кислицыным? Его здоровью угрожает опасность?
— Не думаю, — Болотов пожал плечами. — Хотя наблюдать за ним, да и за сударыней Оксаной, следует постоянно. С учетом наших разговоров... все что угодно может случиться. Я, пожалуй, откланяюсь. Если поймаю извозчика, успею в клинику к традиционному времени обхода. Только об одном прошу всех присутствующих — держите язык за зубами. Подобные происшествия могут серьезно повредить репутации человека в глазах невежд. Знаете, как случается — понапрасну прилепят человеку ярлык умалишенного, и все, до самой старости ходи с ним.
— Я обязан доложить начальству, — буркнул филер.
— И кто у вас начальство, любезный?
— Э-э-э... — поляк заколебался, но потом пожал плечами. — Небезызвестный Зубатов Сергей Васильевич. Надеюсь, слышали?
— Ему можно, — кивнул доктор. — Он в курсе дела.
— Охранка... — презрительно протянула Натали. — Да, подруга, не повезло тебе.
Доктор лишь пожал плечами.
— Как вам угодно. Теперь — всего хорошего. Милая Оксана, будьте так любезны привезти мне господина Кислицына на консультацию, когда он оправится от случившегося.
Он взял со стола шляпу, прихватил саквояж и двинулся к двери.
— Погодите! — спохватилась Сапарская. — Доктор, я довезу вас до клиники, — она крепко ухватила Болотова под локоть и прижалась к нему грудью, заглянув в глаза. — Вам ведь, наверное, скучно ехать всю дорогу на извозчике, да и не найти его сейчас. А мы по дороге поболтаем... — Она подмигнула Оксане и увлекла психиатра за дверь.
— Ну и особа, — хмыкнул Вагранов. — Наверняка начнет выпытывать, что он знает про Олега. Ну ничего, Женя — крепкий орешек, особенно когда речь идет о профессиональной тайне. Мы с гимназии дружим, но и мне он про пациентов никогда ничего не рассказывает. Сударыня, мой вам совет — держитесь с Сапарской настороже. Графиня — личность в Москве известная. Она любит изображать из себя демократку, но замашки у нее — самые что ни на есть аристократические. Не знаю, где и как вы с ней сошлись, но, боюсь, что вы для нее лишь очередная игрушка. Скоро вы ей надоедите, и она про вас позабудет, но слухи ее милостью могут пойти гулять. А теперь я тоже откланяюсь. Мне нужно заехать в лабораторию — у нас, кажется, начало получаться с полиэтиленом. Потом я в университет. Если что, Оксана, ищите меня на кафедре. Не забывайте, я в господине Кислицыне заинтересован не меньше вашего, так что всегда помогу в меру своих возможностей.
Он поцеловал руку Оксане, помедлив, кивнул Крупецкому и вышел.
— Ну и компания, — неодобрительно заметил филер. — Докторишка, красная графиня и какой-то интеллигент из либеральных. В странные компании вы попадаете, пани Оксана. Что-то начальство скажет...
Остаток дня превратился для Оксаны в сплошной кошмар. Она не находила себе места от беспокойства. Крупецкий, так и не дождавшийся смены в лице Чумашкина, отправился в Гнездниковский переулок прояснять ситуацию и куда-то сгинул. Олег все так же лежал в кровати, глядя в потолок, и от утреннего его состояние отличалось только тем, что он изредка шевелил губами, что-то неясно бормоча себе под нос. Девушка то начинала разжигать самовар, что и в лучшие времена у нее получалось скверно, то принималась лихорадочно делать бутерброды, на которые Олег так и не обратил внимания, то пыталась читать... Уже к обеду она сама впала в дремотно-безразличное состояние и тихо сидела в углу на жестком стуле, бессмысленно глядя перед собой. Серая тоска заполняла мир, и солнце, заглядывавшее в комнату сквозь тусклое оконце, тоже казалось серым и бессмысленным.
Но ближе к вечеру все резко изменилось. Внезапно Оксана осознала, что ее бесцеремонно тормошат за плечи.
— Ау, красавица! — как из-под воды донесся до нее голос Олега. — Подъем! Хватит носом клевать!
Девушка с трудом сфокусировала взгляд на его встревоженном лице.
— Я не сплю... — тихо произнесла она и внезапно осознала, что ей действительно чудовищно хочется спать. — Как... ты?..
— Я дурак, — честно сознался ей Олег. — Дурак и скотина.
Ему хотелось врезать себе кулаком по морде. Кретин! Тебе же ясно сообщили, что психоматрицы корректируются по результатам общения с тобой. Неужто раньше не мог сообразить, что с ней сделает твоя жалость к самому себе?
— Все, родная, уже все закончилось. Обещаю, больше со мной такого не случится.
Он осторожно поцеловал ее в губы. Оксана слабо улыбнулась.
— Мне стало так тоскливо... — тихо сообщила она. — Я думала, что умру... что мы все умрем.
— Думать не вредно, — заявил Олег, — вредно не думать. Только думать надо правильно, а не всякую фигню. Слушай, ты ела сегодня хоть что-то? Нет? Я так и думал. И у меня живот от голода подводит. Собирайся. Едем куда-нибудь пожрать.
Он запрыгал по комнате на одной ноге, натягивая штаны. Оксана удивленно смотрела на него. Охватившая ее тоска развеялась, но она не помнила, чтобы видела своего спутника в таком настроении. На его лице гуляла сосредоточенно-злая улыбка, глаза жестко щурились, словно у целящегося стрелка. Нехорошее предчувствие сжало ее желудок в тугой комок.
— Давай-давай! — подбодрил ее Олег. — Не спи. Рано еще. Поехали на Поварскую.
В трактире его настроение не улучшилось. Он заказал себе с Оксаной по расстегаю с мясом, огромному, во всю тарелку, пальца в три толщиной, и к нему по глубокой тарелке говяжьего бульона. Сунув половому сорок копеек за еду и, подумав, еще пять копеек на чай, он начал сосредоточенно работать челюстями.
— Подорожало, однако, — рассеянно буркнул он, расплачиваясь. — На прошлой неделе тринадцать копеек расстегай с бульоном стоили.
— Все дорожает-с, — пожал плечами пожилой половой с высеребренными сединой усами. — Еще весной дрова стоили два рубля сажень, а нынче уже к трем подобрались. До Рождества, глядишь, еще на полтинничек подорожает. И мясо растет, и мука... Времена неспокойные, господин хороший.
— Да, времена неспокойные... — покивал Олег. — Да, времена...
С внезапной злостью Оксана хлопнула нож на столешницу.
— Ты объяснишь, в коне концов, что с тобой происходит? — сердито спросила она. — Ты... ты сегодня словно не от мира сего. Что случилось? Олежка, да посмотри же на меня! Мне страшно!
Олег медленно поднял на нее взгляд и неожиданно виновато улыбнулся.
— Это из-за меня, — вздохнул он. — Мне тоже страшно. Может, действительно лучше пока... Нет, не обращай внимания. Оксана, малышка моя, прошу: ты только не нервничай. Все, что происходит, мои проблемы. Тебя они никак не касаются. С тобой все будет хорошо, обещаю.
— А с тобой? — Оксана едва удерживала слезы. — Что станет с тобой?
— Если не свихнусь окончательно в ближайшее время, — задумчиво ответил Олег, — то со мной все выйдет просто великолепно... наверное. Не обращай внимания. Просто шок. Приходят, понимаешь, во сне разные личности, несут околесицу, а у меня потом башка пухнет. Ну неужели они никого кроме меня выбрать не могли, а? Ох... я же говорю, не обращай внимания. Я так заговариваюсь потихоньку.
— Заговариваешься... — пробормотала Оксана, понемногу успокаиваясь. — Скажи, Олежка, а что за фразу ты произнес днем, когда в себя пришел?
— Фразу? — удивился он. — Какую фразу?
— Ну... — смешалась девушка. — Не помню точно. Что-то насчет эталонов... и насчет того, что тебя выбрали.
— Вот как? Не помню, — Олег рассеянно пожал плечами и продолжил жевать. — У меня такая каша в голове бултыхалась! Да и сейчас, пожалуй, немногим лучше, — признался он после паузы. — Мысли кругами ходят, по полочкам никак не укладываются. Слушай, ты меня извини, но мне нужно время, чтобы все в башке утрясти. Но не рядом с тобой. Понимаешь, Земля... в общем, она не такая, какой кажется. И самая большая глупость здесь — я. Точнее, тот факт, что я воздействую на все вокруг, и не только вокруг, а вообще во всем мире... Тьфу. Короче, мне нужно побыть одному. А то я тебя окончательно с панталыку собью. Я прошвырнусь по городу, подышу свежим воздухом. А ты поешь и отправляйся домой. Передохни от меня. Адрес не забыла? Извозчику больше двух гривенников не давать, а начнет больше требовать — скажи ему что-нибудь ласковое, чтобы уши в трубочку свернулись.
