— Возьми в амбаре миску рябины, — посоветовал маг. — Ягоды с гроздей обдерешь.
Спарк послушно сходил в амбар. Выволок изрядной величины медный таз, полный красных кистей. Сбегал к Рагану, принес чистый кувшин, куда и стал ссыпать твердые алые шарики. Некоторое время все сосредоточенно молчали. Наконец, Ратин дотянул последний проход. Убрал нож, точило и спросил:
— По-твоему выходит, власть нужна не сама по себе, а как... ну, плетка?
Стурон повернулся к проводнику:
— Вот ты мне рассказывал про какого-то из ваших знаменитых правителей. Что власть для него была, как хороший инструмент для арфиста. Столько лет живу, а точнее определения не видел! Он с помощью власти делал свою страну, а не просто себе пузико щекотал. Хотя и жесток был сверх всякой меры, а все равно его запомнили.
Спарк от похвалы даже малость покраснел. Ратин несогласно заворчал:
— А что же тогда все, кто до власти попадет, гребут только под себя?
Стурон отложил сетку и поглядел на будущего судью прямо:
— Потому, что и выборное вече, и единодержавие, и народное правление, и даже бунт крестьянский или там дворянский заговор — именно орудия. Как топор. Сам по себе топор на дерево не поднимется, надо руки приложить. А где люди рук прилагать не желают, там нечего на власти пенять. Правитель у тебя плохой? А ты чего допустил его наверх вылезти? Не возражал, не бунтовал — ну и сиди теперь в корыте. Сил нет бунтовать, так хоть убегай. Меняй свою судьбу! — старик сердито пристукнул подобранным челноком, стягивая разошедшуюся было веревку, и вернулся к вязанью.
Ученики замолчали. Старик немного поворчал в нос, потом добавил:
— По уму, так до власти и должны только тех допускать, кто за властью видит нечто большее. Для кого власть — не вершина, а ступенька. Больше скажу: если найдешь, как с дела выгоду на всех поделить — то все за тобой и пойдут. Добровольно и с песней. Потому как для себя. И это тоже ведь будет власть!
— Получается, надо учить не столько управлять, сколько мечтать о правильных вещах... — протянул Спарк. — Как там Лотан говорил: "Если звезды твои низки, то люди низкие и будут их достигать..." Или нет, не в точности так...
Ратин нетерпеливо махнул рукой:
— Понятно! Дальше чего?
Проводник ухмыльнулся:
— Дальше я обломки меча собрал и пошел спать.
И ученики снова замолкли. Только легонько шуршали ягоды рябины, наполняя розоватый кувшин с надколотым краем.
— А магия тут с какой стороны пришита? — чуть погодя поинтересовался Спарк. Стурон улыбнулся широко, радостно:
— Так ведь мир в целом тоже система. Когда ты ее знаешь: из чего состоит и что с чем связано — то и можешь управлять. Все равно, как коня налево завернуть — левый повод на себя, а правой шпорой легонько в бок. Почему, казалось бы, правой? А вот почему: конь, если слабый укол чует, думает — муха или слепень. Не от укола отшатывается, а, напротив, идет на шпору, чтобы раздавить муху. Вот и получается, голова налево, круп направо — и стоит конь, как тебе надо. Неочевидно, а сработало. Магия — как танец в этой вот сетке с колокольчиками... — маг растянул на руках изделие. Встряхнул.
— Слева потянешь, а звякнет вовсе сверху. Хочешь жить с музыкой — учись двигаться... В магии твой усатый приятель куда лучше! — вздохнул старик, затягивая последний узел на бредне. Скосил зеленый глаз на поскучневшего Спарка, утешил:
— Зато ты в точных науках великолепен: остатки строительных чисел, математика, казначейство, все это ты знаешь... Как бы не лучше нас. Как мы привыкли жить среди леса, так ты среди чисел и правил... Ладно, хватит воду в ступе толочь. Вот я сетку связал, а вы рябину почти что перебрали. Конец урока. Один только вопрос можешь задать напоследок.
Спарк заговорил глухо, сузив глаза:
— Однажды пришлось слышать про время власти, время любви. Но это ведь не сезоны! Солнцеворот я худо-бедно выучил: лето начинается с Лепестков и Листьев, потом Пыль и Пламя; Васильки и Вишни, потом Золотой Ветер; Тени и Туманы; Время Остановки; Волчье Время; затем время Солнца и Снега; Теплые Травы; наконец, Месяц Молний. А время порядка, время совершенства, любви, власти — что за времена такие, которых нет в календаре? И еще: мне говорили, Тэмр есть только первая ступень. От войны и смерти — к жизни и миру. А сколько ступеней всего и какие они?
— Разве ты не видишь, как вращается это вечное колесо? — удивился Стурон. — Вот уходит в небыль война, вот люди наконец-то набивают желудки — Сытое Время, спокойное время! А вот уже и хозяйки принимаются разбирать изобильные груды — Время Порядка, или Время Власти, как сказали, бы наверное, в вашем мире. Затем, глядишь, уже порядок и прискучил, видно, что где-то можно обойтись без него; а где-то он просто душит. Но вот сухой костяк закона словно освещается изнутри: ты понимаешь, для чего он нужен — чтобы дать место и возможность любить. А любят ведь каждый свое! И, полюбив, всякий стремится выразить испытанное так или иначе — вот потому за Временем Любви идет Время Искусства, Время Совершенства, чье слово — точность. И затем ты поднимаешься на вершину Времени Объединения — понимаешь все Времена в отдельности и видишь, как и для чего они соединяются. И затем — итог, конец Времени; растворение в потоке света — знания больше не нужны, все происходит само собой, все ладно, уместно и правильно... И новый мир вспыхивает, и принимается бороться за жизнь, и колесо прокручивается вновь!
— Философия. Метафизика... — ученик ошеломленно помотал головой. Стурон удивленно развел ладони:
— А в твоем мире маги говорят не о метафизике? Тогда о чем же?
Замолк земной гость. Даже сам Стурон замолчал — ответа ждет. Тихо плывет сквозь вечность госпожа Висенна. Листья облетают. Дни устилают тропинку. В Школу приходят по опавшим восьмидневкам. Уходя, хрустят закатами.
Спарк повертел рябиновую гроздь, растер по ладони тугие пахучие ягоды:
— В моем мире вообще нет магов...
* * *
— Маги! Великие волшебники! Колдуны! — Хартли с размаху хлопнул письмом об стол. — Дурачье, ет-туман!
Стурон медленно поднял голову. Колодезной черноты зрачки скользнули по раскрасневшемуся наставнику; по выглаженной кленовой столешнице. Обежали медную чернильницу, уперлись в злополучный свиток.
— Думаешь, бунт?
Хартли фыркнул:
— Уж я брату говорил-говорил, а только, ты ж знаешь, младший всегда завидует старшему. Что я ни скажу, Хельви мне назло наоборот поступит, хоть заклад ставь.
— Но ведь и он тоже прав, — рассудил волшебник. Потер лоб. Спросил:
— Тамошний Опоясанный куда смотрит? Суд — это его дело. Охрана границ — опять его дело. Не Школы. Почему с Хельви за это спрашивают?
— Опоясаный... — Хартли шумно выдохнул, снял с гвоздя белый костяной гребень, пригладил светло-русые волосы. — Лопух там Опоясанный. Небось, купил себе должность, первый раз, что ли? Брат мой до власти жаден... Так и рад будет на себя чужие заботы взять. Потому что с ними слава идет, и почет неложный. Глядишь, и подсидел бы Опоясанного. Если бы там спокойная земля, а не Бессонная окраина, то и бояться нечего! Нет, Скорастадир был прав! Пока мы напишем в Академию, да пока ответ придет...
— Женил бы ты его, — выговорил маг.
— Скорастадира?! — наставник отвесил челюсть.
— Хельви. От жены-детей мало кто идет мир спасать.
Хартли помахал широким отложным воротником. Задумался. Опять подскочил и опять дернул рукой:
— Да ладно там мои семейные дела! Еще три-пять октаго, и Бессонные Земли в самом деле забунтуют. Опоясанный взаправду неповоротлив. Со Школы требуют и за подготовку, и за досмотр границы, и вообще за все. А руки-то связаны. Что у них, что у нас. Изволь по любой мелочи Исток запрашивать...
Стурон устало откинулся на бревенчатую стенку. Было уже такое, и не единожды. Окраины с серединой всегда сутяжничают. Это Хартли по молодости кажется, что его беда важная, страшная и единственная.
— Я пойду. — Маг тяжело разогнул спину, поднялся с лавки и вышел в дверь. Хартли должность получил, вот пусть теперь он и беспокоится об управлении. А маг должен прежде всего думать о своем искусстве. Стурон пережил уже несколько войн и восстаний. Старик особо не волновался: кончится, как всегда. Может, он и предложил бы наставнику — слетать на Кентрае в неспокойную Школу, урезонить строптивого братца. Но пока это делать рано: не перегорели еще, слушать не захотят. Да и важнее всетаки разобраться с недавним сном.
Снился старому волшебнику мир Спарка. Семерка демонов злых, трое добрых. Все точно так, как писал Скорастадир в давешнем письме. Ну сон, хорошо. А дальше? Вот сошлись миры — чем и как здесь воплотятся те, чужие, демоны? Управлением пусть озаботятся управители; маг должен ревновать об истине.
* * *
Что делается истинно, делается легко. Так говорят древние мудрецы — у Висенны и на Земле одинаково, Спарк теперь мог сравнивать. Он лежал на развернутой кошме, лицом к полуночному небу. По небу тихо и торжественно плыли спутники: бело-розовый Спади, меняющий фазы каждые четыре дня, и соломенной желтизны Вигла. Оправдывая свое здешнее имя — Резвый — Вигла каждый день поворачивался к наблюдателю новой стороной. Вот только сторон этих отчего-то выходило ровно четыре.
Вокруг спутников раскатились незнакомые звезды. Спарк на несколько мгновений расслабился, и вместо задания позволил себе вспомнить уроки астрономии. Чтобы найти здешний полюс, надо вон от той звезды — Опоры — провести линию на Вершину, скопление трех маленьких звездочек. Потом линию поделить пополам, и в сторону белой тарельчатой туманности отложить четверть от той половины... Кажется, так объяснял Глант...
Стоило Спарку успокоиться, и тиканье метронома раздалось почти прямо за ухом. Запомнив направление, проводник перевернулся на живот, выбросил руку:
— Там!
Далеко, на пределе слышимости зашуршала трава. Сочно хрупнула ветка. Долетел знакомый голос:
— Точно! Теперь еще четыре шага! Соберись, думаешь долго!
Майс был прав: метроном отщелкивает всего восемьдесят раз. Потом его маятник успокаивается, и звук пропадает. А Спарка нынче учили именно слушать. Просто слушать, без всякой магии. Он ложился на спину, иногда даже закрывал глаза. Майс относил метроном куда-то в неизвестную даль и запускал. А проводник по щелканью приборчика должен был определить и указать направление. Каждая удачная попытка удаляла метроном на четыре шага...
— Готов?
Спарк снова перевернулся на спину, поднял правую руку, задержал на мгновение и опустил. По этому взмаху Майс толкнул маятник... Тридцать два шага. Шапкой можно докинуть. Но куда? Еле слышные щелчки слева. Нет, это сверчок. Тугие нутряные вздохи-удары — это кровь в жилах... Ветер прошел по верхушкам, сыплются сбитые веточки... Что за шорох? А! Падающие листья ударяются друг о друга.
Дыхание! Майс дышит. Где Майс, там и метроном. Спарк выбросил руку:
— Здесь!
Поднялся, удивленно распахнул глаза: невесть откуда взявшийся, Рикард Олаус теребил свои знаменитые усы. Попросил:
— Надо посоветоваться. Извини за помеху.
От дальнего края поляны подошел Майс с прибором под мышкой. Метроном все еще щелкал, да так звонко и четко, что Спарк изумился: ну как можно не слышать его уже в двадцати шагах?
Сэдди и Остромов показались с противоположной стороны. Они так же учились слушать, и так же Салех волочил с собой метроном. Однако, если у Майса был метроном настольный, высотой в локоть, то Сэдди повезло меньше. Ему достался метроном-"основа", по ходу которого сверяли все прочие. Прибор легко переносил ночные занятия, нисколько не разлаживался ни в жару, ни в холод. Но зато размером был с небольшой комод, и весил соответственно.
— Случилось что?
Рикард поискал глазами пень или валежину. Майс уселся прямо на траву. Сэдди оперся на прибор. Остромов резко повернулся к лесу, схватился за нож на поясе:
— Там трое!
— Четверо, — поправил его Ратин, вытаскивая волокушу с добычей. Следом Некст и Кони вынесли четыре связки гусей. Последним из кустарника выскользнул Крейн — единственный с натянутым луком, мечом на поясе и свободными руками.
— Все в сборе... — Рикард полоснул воздух ребром ладони.
— Да что стряслось, говори толком! — потребовал Спарк.
Братство развернулось настороженным полукругом, и Рикард объявил:
— Меня в Академию зовут, вот что. Наставник Хартли сказал, могу магом стать.
— Уф! — выдохнул Ратин, — мы уж думали, беда какая... По мне, так хочешь ехать, ну и езжай.
— Сердцу не прикажешь, — согласился и Спарк. — Ехать утром?
Рикард помотал головой:
— Утром только ответ давать. Ехать вечером.
— Отпраздновать успеем, ежели так, — Некст подергал пояс и затянул покрепче. Остромов согласно крякнул, предвкушая отвальную.
Крейн поднял руку: внимание! — и Братство встревоженно обернулось к опушке.
— Наставник Хартли! — первым узнал Кони. Маг неспешно приблизился к беседе. Огладил мантию. Бегло осмотрел собравшихся. Удовлетворенно кивнул:
— Все здесь. Все Братство Волчьего Ручья. О, не скрипи зубами, парень, и не руби меня ни вкось, ни наискось. Никто вашей тайны не выдал. Я же все-таки Великий Маг... Да. И сейчас вы нужны мне именно как Братство... Я присяду?
Майс подвинулся, хотя места на поляне хватало.
— Придется вам отложить и пир, и поездку, — присев и вытянув ноги, Хартли сумрачно уставился в носки сапог. — Какието невнятные, и оттого тревожные, новости из Школы Путей и Следов, что в Бессонных Землях. Даже если б я не беспокоился за брата, который держит ту школу...
"Хельви" — вспомнил Спарк второго близнеца, давным-давно представленного Доврефьелем в Академии. Наставник между тем продолжал:
— ... Составляете больше трети учеников. Но другие все молодняк. Опыта у них — не как у вас...
Хартли еще раз обвел Братство взглядом:
— Трое из вас пойдут проследить за Школой Путей и Следов. Боюсь я. А чего боюсь, сам не знаю. Выясните. Пойдете прямо сейчас. Что надо из оружия, еды там, возьмите. И еще до рассвета — чтоб вас тут не было. Через октаго или две вас заменит вторая тройка. Будьте там осторожны, братец тоже не лыком шит. Дело тонкое. Родич мой, если слежку выловит, обидится. Но хуже будет, если он с Академией поссорится. Не могу ему сказать прямо. Так ведь не могу и Скорастадиру на родного брата ябедничать!
Наставник сплюнул. Перемолчал досаду и продолжил спокойней:
— Людей сами разделите, как лучше знаете. Только одно условие: ты, Спарк, будешь в последней тройке, которая выходит позже всех. На ближайшие две октаго ты мне здесь нужен.
Ратин и Спарк вопросительно поглядели на наставника. Хартли пояснил:
— Тебя сейчас учат слушать. А следующая ступень в твоем учении — умение видеть.
"Я умею!" — чуть было не сказал Спарк, но вовремя прикусил язык. До начала упражнений с метрономом он думал, что и слушать умеет.
— В Воздух и Огонь тебя посвящали волки. — Наставник поднялся и снова оглаживал мантию, мерцающую под светом двух лун. То ли гордился атласной тканью с отливом, то ли от беспокойства не знал, куда девать руки. — Про Воду ничего не скажу. Но со стихией нашей школы тебя в меру сил познакомлю. Готовься. Вечером ты начинаешь "nihil elprovo", "испытание ничем". Посвящение стихии Земли.
