Но больше всего ее поразили две молодые волшебницы. В первую секунду Мария чуть было не ляпнула вслух: "Ой, что это с вами?!" Она едва сдержалась — потому, что тут никак нельзя было сослаться на обман зрения, обе изменились слишком сильно. У рыжей раньше была непропорционально большая грудь, на которую муженек Марии нахально пялился даже в "живых записях", забыв, что когда-нибудь эти записи просмотрит Мария и сможет (в числе прочего) определить, в какой точке был сфокусирован взгляд. За это ревнивая землянка заочно называла Алию не иначе, как "лупоглазой шлюшкой", да и Кей тоже удостоился ряда нелестных эпитетов. Но сейчас рыжая так сильно похудела, что под тонкой тканью летней блузочки у нее не просматривалось вообще ничего. Зато у второй — пышной брюнетки — все женские прелести стали неприлично огромными. Хорошо, что Кей — не любитель толстух.
Прежние поводы для ревности исчезли, а новые — не появились (старушку Т'Иниарису было бы смешно рассматривать как соперницу), Мария могла расслабиться и сосредоточиться на наблюдениях, изучая аборигенов спокойно и сугубо профессионально — с точки зрения психологии и антропологии. Благодаря "живым записям", она уже представляла себе, кто они такие, у кого какой характер, и кто с кем в романтических отношениях.
Что касается последнего, то Кей мог все наблюдать еще тогда, полгода назад. На первый взгляд кзалось, что Камо и Джуне не хватает социальных навыков: один — молчун, другая — слишком сдержанная, скрывающая свои чувства, однако эти двое сошлись очень быстро и легко, без лишних слов и долгих томных взглядов. Зато Алия упорно продолжала относиться к Джерру как к закадычному другу, и только под конец между ними, кажется, возникло что-то интимное, но потом ту экспедицию пришлось срочно сворачивать, и никто не знал, чем у них закончилось. Оказалось, что сейчас, через полгода, все уже вполне серьезно: когда для землян подыскивали помещения в пещерах на новой базе, то одновременно выбирали места и для визанцев. Для Алии с Джерром была отведена одна личная "комната", как и для Камо с Джуной.
Марию эта сторона жизни аборигенов очень интересовала. Не столько интим (тут из-за одинаковой физиологии с землянами сюрпризов не ожидалось), сколько вопрос: как у них обстоит дело с браком и семьей? По этой теме до сих пор оставалась куча белых пятен. Например, что у них с бракосочетанием, с разводами, с усыновлением и так далее.
В прошлый раз Кей совсем не уделял этим темам внимания, полностью сосредоточился на двух визанцах: самом юном — Эйдаре и самом старом — Икене. Психология ребенка (да еще мага) помогла понять особенности интеллектуального развития аборигенов. А магистр избегал называть свой возраст, но, судя по некоторым намекам, ему было не меньше двухсот лет, и что творится в голове таких долгожителей, Кей тоже очень хотел узнать.
Марию, как антрополога, также интересовали расы — сходства и различия, особенности биологии. И хотя генетически земляне и визанцы оказались одним видом, но внешнее разнообразие здесь просто зашкаливало по всем параметрам, а внутренняя анатомия могла скрывать в себе много сюрпризов. Кею эта тема быстро наскучила, он сообщил Марии классификацию рас, принятую у местных, и забыл о ней, сосредоточив все свои усилия на том, чтобы хотя бы приблизиться к разгадке феномена магии. Вэй Лин, которая тоже участвовала в той экспедиции, также не могла объять необъятное, она изучала не аборигенов, а микробов и паразитов. Зато, благодаря ее усилиям, земляне получили кучу прививок и теперь могли не опасаться подхватить какую-нибудь смертельно опасную болезнь.
Ну что ж, пусть муженек занимается тем, что ему интересно, а она займется своим. Зная характер Марии, можно было не сомневаться, что она не успокоится, пока не разложит все по полочкам, например, не составит исчерпывающий список визанских народов с максимально возможной детализацией вплоть до того, кто что ест и кто чем болеет. К тому же здесь, на новой базе в скалах как на подбор собрались представители всех основных (самых многочисленных) рас и даже парочка редких "экземпляров", и ей не терпелось изучить их в естественной среде обитания.
Для более откровенного и познавательного общения Мария хотела бы наблюдать не общий сбор, а группу поменьше — желательно без присутствия других землян, чтобы те не портили своими вопросами и замечаниями "чистоту" ее антропологических наблюдений. Новосёлы разбрелись по лабиринту коридоров в поисках удобных мест не очень далеко от поверхности. Мария обнаружила, что девушки задержались в одной из тупиковых пещер, и к ним присоединился Джерр. Все трое — одного поколения, с точки зрения изучения культуры — интереснейший расклад, и Мария тактично напросилась в ту же компанию.
В несбыточных мечтах ей хотелось узнать всё и сразу — вплоть до анализов крови и сравнения генетического кода. Но начать Мария решила с чего-нибудь попроще. Как женщину ее очень заинтересовала одна, так сказать, культурная особенность визанок. Они, как и землянки, неизменно прикрывали одеждой гениталии и анальное отверстие, то есть обнажение этих частей тела являлось настолько очевидным социальным табу, что можно было и не спрашивать. Однако это табу, похоже, не распространялось на грудь и ягодицы. И в Столице, и в провинции встречались аборигенки (особенно молодые) с полностью обнаженной грудью или с попой, едва прикрытой полосочкой ткани посредине. Первая экспедиция началась ранней весной в прохладную погоду, большинство аборигенов ходили в штанах, плащах, "водолазках" и тому подобном, а сейчас, в середине лета с каждым днем становилось все жарче, и на улицах появлялось все больше почти полностью обнаженных девушек. Никто на них пальцем не показывал, но все же таких было меньшинство, и две молодые волшебницы тоже вполне вписывались в земные приличия. Мария завела разговор на эту тему, спрашивая — отчего так происходит.
Оказалось — действительно, обнаженная грудь или зад здесь считались не более предосудительными, чем открытые колени или живот. Но немаловажным оставался вопрос удобства и эстетики. От сидения на голой заднице появлялись некрасивые потертости или отметины, а грудь слишком чувствительна — неприятно, если что-нибудь заденет. Это были основные, но не единственные причины. Визанки прекрасно понимали, что мужчины на них глазеют, и что-то открывали, а что-то прикрывали в зависимости от красоты, от скромности, из-за каких-то рациональных соображений или культурных традиций, которые могли различаться у разных кланов и рас. Система предпочтений и рекомендаций была довольно запутанной, но необязательной к исполнению. Тех, кто в нее пытался вникать, на Земле назвали бы "эстетами", а другие поступали, как им вздумается.
Вскользь было отмечено, что к мужчинам кое-что из этого тоже относилось, но Джерр сидел в уголке и скромно помалкивал, так что обсуждали только прекрасный пол.
Алия рассказала, что в юности разок решила покрасоваться и пройтись по улице, открыв свою пышную грудь. Хватило одного раза. Когда все остальное тело худощавое и спортивное, то большие и мягкие округлости спереди слишком сильно выделяются и притягивают взгляды окружающих. Рыжая почувствовала себя некомфортно и посчитала, что будет выглядеть гармоничнее, если, наоборот, чуть-чуть замаскирует растущие прелести не слишком обтягивающей одеждой.
Джуна заметила:
— Но теперь тебе лучше ходить вовсе без блузки, тем более, в такую жарищу. Вон какой растянутый вырез вокруг шеи — скоро ты проскользнешь в эту дыру вместе с плечами, и блузка станет юбкой.
Алия признала, что да, есть такая угроза, но она слишком привыкла к своей одежде, и времени нет, так что пускай всё болтается, а горловину можно сузить какой-нибудь застежкой. После чего отпустила язвительное замечание насчет того, сколько человек сможет поместиться в одежде Джуны. Джуна заметила, что это вопрос неоднозначный, поскольку ткань ее платья растягивается почти неограниченно.
Антрополог слушала, как визанки обмениваются шутками по поводу внешности друг друга, и у нее складывалось впечатление, что их это совершенно не задевает. Причем, Мария отлично понимала, когда женщины, сохраняя приветливые улыбки, соревнуются между собой в том, как бы побольнее уязвить. Такое притворство слишком заметно: можно даже не смотреть, достаточно слышать, как голоса дребезжат от ядовитой патоки. Тут ничего похожего не было.
Мария всю жизнь очень тщательно следила за собственной фигурой. Любое отклонение хотя бы на килограмм от того "эталона", который она сама себе назначила, вызывало у нее серьезную озабоченность, она сразу добавляла себе нагрузку на корабельных тренажерах или корректировала диету. Она такая была не одна — на Земле пару поколений назад закончилась мода на пышные формы, женским идеалом была объявлена золотая середина, и теперь землянки тщательно следили за собой, чтобы как можно лучше соответствовать очередному "стандарту".
А тут одной из девушек явно следовало добавить килограммов двадцать, другой — сбросить килограммов двести, но они не комплексовали, а "прикалывались". Мария мысленно окрестила их как двух клоунов — Толстая и Тонкая. Поняв, что для них тема избыточного или недостаточного веса по каким-то причинам не кажется болезненной или смущающей, Мария осторожно поинтересовалась:
— Вы меня не знаете, а я вас знаю давно, хотя и заочно, и ваши антропометрические данные сильно изменились — почему?
Алия усмехнулась и простовато ляпнула:
— Потому, что Джу отожралась втрое, а я вдвое "сдулась".
— Да, но почему?
— Эликсиры! У меня от них аппетит пропадает, Джу не может наесться, а магистр, если что-то такое выпьет, потом спит сутки напролет.
— И вас это не беспокоит?
— Немного беспокоит: недавно совсем припекло, слишком резкий был "откат". Но Джу все рассчитала правильно, и ничего страшного со мной не случилось — только любимые гетры больше не держатся на икрах, сползают. Вот это — жалко.
— То есть, вас смущает только одежда и быстрота изменений? А текущий уровень, например, избыточный вес?
— А что такое избыточный вес?— с искренним недоумением спросила Джуна.
— Э-э-э...— землянка даже не нашлась, что ответить.
Пышка сидела прямо напротив, ее мягкое пузо выпячивалось почти до шарообразных коленок, а сверху на животе лежали две "арбузины", в каждой — килограммов десять, не меньше.
Мария попыталась объяснить без ссылок на моду (а она здесь вообще есть?), в сугубо медицинских терминах. Она обратилась к Джерру, думая, что лекарь уж точно должен понимать:
— Это когда сердце начинает не справляться, повышается риск инфаркта, возникают всякие-разные неприятности в работе внутренних органов и суставов.
Джерр отреагировал так, будто его только что осенило:
— А-а-а... у вас так что ли? Как у анраконцев?
— А что не так с анраконцами?
— Все так, просто не все так, как у остальных,— ответил лекарь.— Из наших Камо — анраконец, эта раса почти не изменилась с очень древних времен. С ним, как вы описываете: если растолстеет, то начнет болеть, если похудеет — тоже начнет понемногу загибаться. У вас, у землян, так же?
— Ну, да. А у вас что — не так?
— У кого как. Зависит от расы. Вот у меранцев, например, есть четкая граница — семь энков.
— Энк — это единица измерения массы? Вот, кстати, с вашими единицами измерения мы так и не успели разобраться до конца. Энк — это сколько? Когда обсуждали торговлю медью, то говорили о какой-то другой единице.
— Дхармак? Он привязан к весу монеты (дхарма). А энк — к перевозкам. Пять энков — вес среднестатистического пассажира вместе с одеждой, минимальным багажом и если учесть, что часть пассажиров — дети.
— А можно точнее?
Джерр задумался, что выбрать в качестве эталона.
— Вот этот котелок, если налить воды до краев, вмешает ровно двадцать пять эдэнков или одну пятую энка.
"Все время пятеричная система!" — мысленно проворчала Мария. Визанцы привыкли считать пятерками: 5, 25, 125, 625... вместо земных 10, 100, 1000... Округляли аборигены тоже до степеней пятерок.
Медальоны-переводчики, в которых не были заложены арифметические преобразования, сбоили с числами больше пяти и не переводили их. Как позже выяснилось, проблема заключалась в невозможности соблюсти приемлемый темп речи: например, число 125 в визанском языке обозначалось короткой приставкой "ан-", если бы вместо нее прозвучало "сто двадцать пять", получилась бы неразличимая на слух скороговорка. Такие же накладки случались с терминами, для которых не было близких аналогов в другом языке, но которые все-таки можно было бы перевести довольно точно тремя-четырьмя словами, если бы для этого хватило времени. И с единицами измерения происходило то же самое потому, что "круглые" величины после преобразования в другие единицы давали дробные числа с кучей цифр после запятой.
Мария подошла к котелку, на который указал Джерр, и включила передатчик своей инфоцитной сети. Компьютер скопировал изображение с ее глаз, смоделировал форму котелка, оценил его объем и массу воды, не забыв внести поправку на слегка пониженную силу тяжести на поверхности Виза. Как истинный ученый, Мария не забыла о дополнительном измерении: приподняла котелок — сначала пустой, а потом — наполнив его водой. Инфоциты в руке измерили интенсивность нервных импульсов, компьютер вычислил предполагаемую разность усилий и оценил массу воды вторым способом. Получалось, что в котелке примерно два литра, а один визанский энк чуть больше десяти килограммов. Значит в первом приближении энки надо просто умножать на десять — всё оказалось очень просто. Мария сделала себе мысленную зарубку разобраться с остальными единицами, а пока продолжила с биологией:
— Значит у меранцев, ты говоришь, есть какая-то граница, (если по-нашему, то 70 килограммов). В чем это выражается?
— В том, что выше этой границы меранцев вообще не бывает, а близко к ней — полно. Семь энков — это предел даже для самых высоких мужчин. Вот например, магистр Икен чуть выше среднего роста (по меркам меранцев), поэтому для него естественный вес немного меньше семи энков. Если он попытается "отожраться", то пищеварительная система постепенно снизит активность и где-нибудь на семи энках начнет работать практически вхолостую: сколько "вошло", столько и "выйдет". И так будет, пока масса тела не откатится обратно. Таким образом свой меранский предел он никогда не перейдет. Граница четко зависит от роста, самые низенькие женщины-меранки тормозят уже на четырех энках.
— Ой, как удобно!— восхитилась Мария.
Никаких тебе диет, тренажеров... вот бы землянкам такую генетику! Но Джерр не понял, что тут такого, и серьёзно пояснил:
— Меранцы произошли от смешения двух древних рас, одна из которых спустилась с деревьев, а другая — с гор. С большим весом ни по скалам, ни по веткам не покарабкаешься, это не "ой, как удобно", а вопрос выживания. Поэтому меранцы все жилистые, но ни капли жира, это у них в крови. Но зато голод они переносят очень плохо. Меранец без пищи умирает почти так же быстро, как без воды — через три-пять дней.
