Из каждой межпространственной дыры явилось по боевому звену — крейсер и два корабля поддержки, которые, в общем-то, были лишними. У бомбардировщиков имелась охрана — во время залпового цикла космические колотушки не могли постоять за себя, да и вне его не представляли опасности. Несамоходные, оснащённые только корректирующими двигателями и малым обшивочным вооружением, предназначенным для расстрела случайного мусора, нежели ещё для чего — терминаторов сделали с единственной целью, сотворили для одной работы. Их никогда не оставляли без защиты, но на этот раз ограничились инструкционным минимумом — флот мятежников ждали, и, несмотря на репутацию, МАТ вовсе не желал попусту разбрасываться ценной техникой и людьми.
Континус принимал изображение почти со всех точек так называемого территориального космоса Глуши — генерал ощущал и усваивал их все, но акцентировал внимание на одном конкретном участке, том, который проецировался на горный хребет планеты, самую населённую её область. Так — удобней и разумней, целостность картины не страдала, да и вряд ли у других бомбардировщиков творилось нечто, по существу отличное. И переключаться телепат умел быстро.
Истребители охраны атаковали незваных гостей — зря, видимость боя облагораживала неминуемую победу. Неминуемую, но уже запоздалую — даже лишённые половины персонала терминаторы не остановятся, огнём уже управлял автопилот, которому нет дела до живых, до изменившейся ситуации. И, конечно же, его заблокировали — со стороны не вмешаться. Но даже если компьютер удалось бы перепрограммировать или вовсе отключить, хотя бы банальным отсутствием энергии, было уже поздно — взрыв произойдёт, и, право, уже неважно, разнесёт ли он плоть Глуши или же самого терминатора. Сейчас легче расстрелять бомбардировщики...
Для малонаселённой, не оборудованной системой противокосмической обороны, с недрами, не дающими укрытия, Глуши не требовалось много терминаторов. Для неё Амур даже не расщедрился на "возрождатель" с системой "Сюита" на борту — вирус, как в добрые, старые времена, решили просто выжечь... вместе с его носителями. Но колотушек хватало, чтобы их одновременный взрыв на орбите нанёс планете непоправимый вред — если бомбардировка убьёт всех и всё, то взрывы в ближнем космосе превратят выживших и их потомков в уродов. Вряд ли мятежникам нужна такая слава — слава садистов, много лучше ограничиться благородной местью.
Гости всё понимали, отлично представляя последствия, и потому не тронули терминаторов, кроме того самого, который облюбовал Континус. Цинично и умно: один взрыв — не катастрофа, зато внизу имелись те, кто по достоинству оценит грандиозный "салют", а главное — поймёт, что он означает. Но всё это хорошо, если остальные бомбардировщики будут молчать...
Залп прошёл точно в назначенный срок, как — генерал не сомневался — и атака на Фиалку. Обе планеты были обречены, а, значит, мятежники проиграли. Конец.
Глава 28. На задворках вселенной
Родственники никогда не переводятся
(Приписывается Каину)
Мир, в который вытолкнула Берри и Слая Хлота, оказался немногим приветливее обиталища демонов. Тем более что там остался Мех с его удивительным и прекрасным умением повелевать растениями. Почему-то Берри не сомневался, что и животные к карлику потянутся, а тот поможет им жить и размножаться даже в настолько непригодном для этого месте как кроваво-бурое всхолмье.
Друг не очень-то стремился поселиться среди ломких кустов, под болезненным неласковым солнцем и не жаждал превращать бесконечное предгорье в зелёный лес, но Хлота умела уговаривать.
Сначала она заставила себя слушать — как не прислушаться к великолепной, пусть крылатой и рогатой женщине, что стоит у твоих ног на коленях и с восхищённой мольбой ловит твой взгляд, каждое движение, вздох? И чувствуешь, ты ей нужен, ты необходим здесь, лишь тебя, только одного тебя и не хватает... Мир демонов куда больше других нуждался в чуде Дло — меховой карлик мог возродить землю, очистить воздух, наконец просто порадовать изумрудной травой давно отвыкших, а то и не знавших её местных жителей. На недоумённый вопрос "А как же Яндис?" получил похожий на правду ответ. Испугался, глазам не поверил. И вообще он ещё молодой, глупый, отца во всём слушается.
Демоны нуждались в Дло, а в обычной Вселенной его держало немногое. И всё-таки держало крепко, как и недоверие к собственным способностям. "Какой я леший?! Я золото люблю!" — в который раз привёл свой главный аргумент новоявленный чудодей, и Хлота, радостно, по-девичьи пискнув, вскочила, подхватила карлика, словно плюшевую игрушку и закружилась в весёлом, беззаботном танце. А ведь Дло лишь со стороны казался маленьким, пушистым и лёгким — на самом деле он был маленьким, пушистым и тяжёлым почти, как громадный Хром. Но женщина этого не замечала, то ли приговаривая, то ли напевая: "Ты настоящий Хозяин Леса! Ты Хозяин нашего Леса! И у нас есть Золотая гора!"
Карлик окончательно раскис, но и тогда не сдался — последним доводом послужило уверение, что если Слай пообещает, то обязательно присмотрит за воспитанником лешего, волчонком. Берри так и осел на ломкую бурую траву, благо падать далеко не пришлось — капитан всё это время сидел на корточках. И Дло остался.
Берри, пожалуй, искренне радовался за друга — у него появился новый смысл жизни, но без карлика стало грустно, что-то ушло вместе с ним. Может быть, последняя возможность почувствовать себя если не ребёнком, то хотя бы дурным подростком, которого отчитают за глупость, но которому обязательно помогут исправить её последствия.
— Миш, а Золотая горочка, случаем, не на территории твоей матери находится?
Шаг — и никаких спецэффектов. Ни лёгкого головокружения, ни звёздного танца перед глазами, ни мимолётной слабости ошарашенного тела, разве что мозг на краткий миг отключился да небо мгновение отсвечивало красным — переход из пространственного мешка в обычную Вселенную и перенос через врата разительно отличались. В замке Слая гости вовсе не замечали, что живут сразу в двух мирах — привычном и в подмирье. И сейчас — просто один шаг, словно из комнаты в комнату, из дома за его порог — и сменился интерьер, свет стал иным, воздух наполнился другими запахами.
Мгновение — небо растеряло алый, укрываясь жёлто-серыми облаками и приветствуя грязной зеленью там, где должна быть прозрачная синева. И чмокающий, жадный всплеск — Берри оказался по колено в воде, мутной, какой-то липкой и нестерпимо вонючей. Собственно, в ней он не мог не оказаться — на сколько хватало глаз, местность занимала именно вода: стоячая, по ощущениям густая, вязкая, покрытая неприглядным ковром тины, изредка прорезаемая пучками высокой, остролистой травы. По поверхности скользили насекомые в полпальца величиной, над — мельтешили чуть поменьше. К счастью, гостями они не интересовались.
— Да, — донеслось удивлённо сзади. — А как вы догадались?
Ожидаемого хлюпанья не последовало. Берри осторожно, чтобы не оскользнуться и не окунуться в эту гадость, обернулся. Если это и Глушь, то ей никакого МАТа не требовалось — болезни в болоте сами замечательно жили, размножались и мутировали в новые, изумительные по качеству формы. Слай, как ни странно, вовсе не завис в удушающих испарениях, которые здесь заменяли воздух, а потешно балансировал на плавучих мостках.
— Судя по многочисленным отзывам, в том числе и твоим, ты, если и пошёл в отца, то исключительно способностями. Видимо, мерзкую хваткую натуру ты унаследовал от матери.
— Мама не мерзкая! — вскрикнул юноша, но осёкся и решил воздержаться от громогласного возмущения — вопли на устойчивости сказывались отвратительно. — Мама хорошая... — совсем уж тихо добавил. — Просто она демон. Они все такие.
— Вот и я о том же, — Берри медленно двинул к настилу. — Ты уверен, что это Глушь?
— Угу.
Вряд ли это подобие гати сотворили космические первопроходцы — болотную дорожку сплели из травы, не разваливалась "тропка" потому, что была в руку толщиной. Значит, и здесь имелись свои разумные аборигены, с которыми не захотели посчитаться колонизаторы. Но этим колонизаторам не приходилось бегать от властей. Раньше, во всяком случае.
На горизонте ни завалящего экраноплана, ни какой-никакой лодчонки, ни построек. Небо не рассекали атмолёты. Впрочем, это-то понятно — к чему полёты, если с секунды на секунду ждёшь смерти. Неминуемой, жестокой.
— Что-то мне кажется, мы далековато от населённых мест, — пробормотал капитан. Он с трудом добрёл до настила — голова, словно одумавшись, закружилась, подташнивало, перед глазами плыл чёрный крап. Здесь явно не людям жить.
— Смотря кого вы имеете в виду под населением, — Слай кивнул в сторону.
Берри резко, что в его состоянии было крайне неразумно, повернулся. Из-под ближайшего травяного пука пристально смотрели выпуклые желтоватые глаза, сам их владелец, явно продолговатый и зеленоватый, полностью скрывался под водой и не делал вида, что, мол, он здесь случайно проплывал. Нет, возможно, он и впрямь случайно проплывал, но изучал гостей вполне осознано, не понятно лишь, с какой целью — пожрать или любопытства ради, ведь не каждый же день из ниоткуда люди появляются. Одно ясно — убираться отсюда хозяин пока не собирался.
— Сверхновая! Что делать будем?
— Я — займусь ментальным блоком и проклятием, — хмыкнул фиалкиец. — Вы — спокойненько полежите в обмороке.
— Проклятием? Что за... — нахмурился капитан, но, не договорив, рухнул поперёк мостков. Те зашатались, и Слай, не удержав равновесия, всё-таки полетел задом в неприглядную и пахучую жидкость.
— Надо было парить, — буркнул он, выбираясь на плавучую "циновку". От греха не стал изображать акробата — сел, скрестив ноги. Посмотрел в уродливое небо. — Как ни прискорбно, но госпожа Релиста права — жуть! Отсюда блок снимается на раз, а вот проклятие... — юноша покосился на приблизившиеся бугорки немигающих глаз. — А, может, ну его, население?
Волосяные зрачки хозяина чуть расширились — кажется, предложение, пусть и исключительно заманчивое, аборигену не понравилось.
— Ну нет — так нет, — не стал настаивать Слай. — Какие вы миролюбивые, однако.
* * *
Континус полагал, что разучился удивляться. Не потому, что удивляться было нечему — мир всегда, особенно столь любопытному существу, как генерал Инвинц, преподносил множество сюрпризов. Они находили телепата сами, ибо тот искал их, ждал, надеялся на них — его таким создали, и, может быть, благодаря именно любопытству, которое пришло в кровь и разум вместе с послушанием, Континус знал, как нарушать нерушимые запреты и обходить необходимые приказы, как желать и добиваться желаемого.
И всё-таки невозможно удивляться всегда. Мир странен и обычным ему не стать, но даже к постоянным странностям привыкаешь. Однако оказалось, что странности странностям рознь.
Появилась Натин — и Континус вновь научился удивляться. Потом она исчезла, и пришлось ждать много-много лет, удивляясь малому, чтобы однажды удивиться по-настоящему, до глубины души, отдаться без остатка удивлению. Но на этот раз не восхититься, а устрашиться.
Терминаторы, кроме показательно уничтоженного, разом выстрелили, неся неизбежную смерть Глуши. Но смерть так и не пришла — на пути ещё не разделившихся, но достаточно далеко ушедших от родительских кораблей боеголовок возник каскадный ментальный блок. Континус его почувствовал, чтобы следом увидеть: необычный, тягучий, словно кисель, он, скорее, притормаживал и корректировал, нежели останавливал полёт. Зачем? В следующий миг пси-эфир колыхнуло новое возмущение, подобное, впрочем, прежнему — вновь открылись гиперврата. В ментальном диапазоне они "виделись" как зависшие в вакууме мыльные, переливающиеся всеми цветами радуги плёнки. Или прозрачные, желеподобные, иссыхающие под яростным солнцем медузы. И вот в их "тела" ворвалась гибель для целой планеты — но "медузы" не разлетелись мерзкими ошмётками, а заглотнули "наживку" и свернулись, будто сыто вздохнули.
Менее чем через полчаса терминаторы и их малочисленная, да к тому же изрядно поредевшая, охрана сдались на милость победителю. Кое-кто сбежал, прихватив обломки разрубленных гипервратами вражеских звездолётов, но, казалось, ушедшим дали уйти, чтобы устрашить другую сторону.
Генерал Инвиц не смотрел на "бой" — поведение противника было предельно ясным, тактика открытой и без сомнения действенной, ничего нового и интересного. Континус изучал спектральную раскладку — она сейчас единственная имела ценность и несла полезную информацию.
"Фиолетовая ошибка", везде и всюду "фиолетовая ошибка" — разной насыщенности и вида, но именно она. Ею светился затухающий каскадный блок, она очерчивала край исчезнувших гиперврат. Она липкой сетью опутала бомбардировщики. Она... Беты. Сотни Натин, которые, однако, знали о своих способностях и умели ими пользоваться.
— Зачем вам, мои неласковые, флот, если вы творите такое? — хмыкнул телепат. Задал он вопрос для проформы — ответ Континус слишком хорошо знал. Не возьми беты флот себе, и тот наставил бы своё оружие на них — и без МАТа обошлось бы, так как обычные люди всегда боятся необычных. Всё просто. Да и охрана необычным необходима — даже генерал нуждался в ней, когда весь отдавался делу.
Некоторые из кораблей мятежников буквально строились из "фиолетовой ошибки", за которой не проглядывались другие излучения. Именно от этих звездолётов тянулись тонкие усики, жгутики, щупальца к бомбардировщикам, истребителям, к вратам, к своим кораблям. Именно эти звездолёты лучше всего охраняли. И именно к ним врага и близко не подпускали.
А затем генерал посмотрел на Глушь.
Ещё во время полёта, когда только услышал о заражённой планете — собственно, только тогда он и мог это сделать — Континус запросил всю имеющуюся информацию о Глуши. Ему повезло добыть и спектральный анализ планеты до испытания вируса, и несколько вариантов уже по мере его развития, до "Радуги" и после. Естественно, на месте провёл свой анализ. Тенденция очевидная, но никого не заинтересовавшая.
Поначалу Глушь радовала "фиолетовой ошибкой", чуть более интенсивной, чем среднестатистическая, но ничего привлекательного в ней не было. С появлением вируса излучение стало изменяться: поверх родной сиреневатой пелерины легли переливающиеся синюшные пятна, словно фурункулы на прекрасной, нежной коже. И эти болячки росли, распространяясь по планете точно так же, как болезнь по человеческому телу.
Сейчас "болезнь" отступала под напором внешнего источника излучения — внешнего, но как таблетка принятого внутрь. Эпицентр отчётливо выделялся — тоже фиолетовый, но другой, не такой, как вирус или родное излучение, он агрессивно посверкивал красным. Опасен. Опасен, для той, что лечит, но когда лекарство было безвредным для больного?
Рядом пульсировало уж вовсе нечто непонятное. Ни яд, но и не противоядие. В нём сочетались в равной доле и вирус, и антитело.
— Кто же вы? Что вы? Как вас остановить?
Эти с Амуром сосуществовать не смогут...
