Кей тут же выключила фонарь.
Затаившись, она присела на грязный пол и, не расслабляясь ни на секунду, нашарила в кармане вторую шоколадку.
Есть не хотелось совсем.
Кей заставила себя выпить воды, закрутила крышку, сунула бутылку в рюкзак, производя все действия в полной темноте и почти бесшумно. Шоколадку она все-таки откусила, и, жуя, вставила в пистолет магазин.
Пора.
Кей поднялась и стала осторожно приближаться к светлому полукругу выхода. Замерла. Подозрительным было то, что форт молчал — только лопасти вентилятора мерно и жалобно плакали, моля о смазке. Кей аккуратно выглянула в следующий коридор. Он был хорошо освещен, имел в разрезе форму круга и казался достаточно широким, чтобы по нему проехала грузовая машина.
И он был совершенно пуст.
Коридор загибался широкой дугой. Опасное место. Кей, поколебавшись, решила повернуть направо. Она шла, стараясь держаться стенки, будучи полностью наготове. Морозный воздух холодил уже изнутри.
Здание снова затрясло, замигали лампы. Одна взорвалась и заискрила. Кей нервно поежилась, продолжая движение. Коридор медленно разворачивался, открывая странное и непонятное зрелище.
Лицом к Кей, в крайне нелепой позе замер человек в черном пуховике. Он был похож на нищего, просящего милостыню, скрючившегося в три погибели. Человек молчал, но разевал рот, глядя на Кей обезумевшими глазами. Он, кажется, не мог подняться.
Кей, смотря в оба, стала осторожно приближаться.
— Эй, мужик, что с тобой? — спросила она, готовая к тому, что человек может сорваться и побежать на нее.
Тот не ответил — забился, не отрывая рук и ног от пола, закряхтел.
Кей подошла ближе и различила посиневшую кожу на его пальцах, которыми он держался за пол. Кроме того, она увидела, что его волосы — крашенные в белый цвет. "Один из этих", — поняла Кей.
И тут же внутренне содрогнулась от настигнувшей догадки.
— Ты что, примерз? — спросила она.
Отдирать врага от пола и согревать не входило в ее планы. Кей со смешанными чувствами прошла мимо дергающегося мужчины дальше. Даже когда он скрылся из виду, он не давал ей покоя. Что это было?
За очередным поворотом показалась обширная площадка, открывающая вид на просторную залу с лестницей, увенчанной еще одним круглым проходом.
Кей свернула туда, бдительно глядя по сторонам.
В зале она увидела еще двоих, замерших в таких же причудливых позах — люди были живы, один даже взглянул на нее осмысленно. Кей заметила, что его руки цепляются за автомат, лежащий на полу. Но мужчина не мог его поднять и сам отлепиться от пола не мог.
— Сучка! Пробралась! Я т-тебя... — заголосил он, тщетно пытаясь вырваться из незримых оков.
Здание сотряс грохот. Кей глянула вверх — как раз вовремя, чтобы кинуться вперед и не быть раздавленной свалившейся с потолка железной лестницей. От грохота заложило уши. Весь вес и убийственная сила достались только что оравшему мужику. Кей не стала проверять, жив он или нет, поднялась и побежала вперед.
Дальше — больше. В следующем коридоре она прошла мимо двадцати-тридцати скрюченных и стонущих людей, прилипших к полу и стенам. Кто-то просил о помощи. Кто-то угрожал расправой. Кто-то пытался вызвать подмогу по рации — Кей отобрала у человека аппарат и поднесла к уху, подвинув тумблер: белый шум, ответа нет.
— Прием. Прием. Как слышно? — тщетно спросила Кей в пустоту.
Кто-то ухватил ее за край куртки. Кей отбилась, саданув ногой по женщине в белом халате, и спешно двинулась дальше.
Не задерживаясь, она проскочила мимо двух проходов, перекрытых замерзшей водой из разорванных труб. За кружевом спаянных намертво капель различались люди, один, кажется, вмерз в воду рукой. Другие тщетно бились в ледяную завесу, крича о помощи, то и дело переходя на угрозы. Кей быстро прошла мимо. Добралась до какого-то лифта, но заходить внутрь не стала — нашла рядом лестницу и замерла на секунду посередине пролета, пытаясь отдышаться и прийти в себя.
Что тут произошло?
Здание снова затрясло, и Кей поняла, что лестница — не самое надежное место. Попытавшись пойти наверх, она с ужасом обнаружила, что ноги не двигаются с места.
— Да что ты будешь делать!
Кей попыталась еще. Ботинки покрылись инеем, побелели. Ногам стало устрашающе холодно.
Кей в панике дернулась еще — с тем же результатом.
Ей вспомнились все те люди со следами обморожений разной степени тяжести. Неужто это ее наказание за безучастность? Нет, нет. Не так.
Кей постаралась смирить панику. Сунула пистолет за пояс, нагнулась, рассматривая иней, покрывший носки ботинок и их подошвы, коснулась его пальцем.
— Хм. Ничего.
Она легко провела ладонью по полу.
— Снова ничего.
Может, полить ботинки водой? Нет, так они могут еще сильнее примерзнуть.
Если ее рукам ничего не делается... Уж не магический ли это мороз?
Кей не хотелось верить, что она опоздала.
Но делать нечего. Кей развязала ботинки, сняла носки и ступила на пол голыми ступнями. Разуваясь, она не заметила, как коснулась курткой стены — та как будто бы стала частью камня, оторвать ее не получилось и пришлось оставить так.
Кей, накинув рюкзак на плечи, стала подниматься по холодному камню лестницы.
Здесь, в этой части здания, уже работают люди. А где люди — должен быть план эвакуации. Она просто ни одного не заметила, когда бежала. Где-то тут...
Поджимая пальцы на ногах, Кей выбралась на следующий этаж. Тут было пусто, свет все так же мигал. Длинный, высокий коридор, синие блестящие панели на стенах, двери с кодовыми замками... Одна из дверей открыта, в ней виднеются стонущие люди, такие же, как внизу. Кей поскорее прошла ее.
Вот ворота с круглыми иллюминаторами, одна створка полуоткрыта, в проходе лежит мужчина, сжимающий недвижной рукой пистолет. Он дергается, сквернословит и не может встать.
— Прости, мужик, — Кей переступила через него и вошла в двери.
Длинный зал, рядами стоят огромные тубообразные колбы из прозрачного стекла, какие-то наполнены водой наполовину, другие на треть. Потолок теряется в темноте. Между колбами — провода и трубки, возле — грубого вида пульты с экранами и кнопками.
Ряды колб уходят во тьму.
Уж не тупик ли это?
Кей включила налобный фонарик, высвечивая ряды колб до самого конца.
В противоположной стене залы она обнаружила еще одну дверь — поменьше, квадратную.
Двинулась туда.
За дверью оказался неширокий коридор, освещенный желтыми лампами. Он вывел Кей в очередное неясного назначения помещение, заставленное ящиками и стеллажами, накрытыми брезентом.
Ее ноги совсем околели, но, не смотря на это, Кей продолжила искать.
— Ага!
Она наконец заметила на одной из стен план здания.
В нем можно было бы разобраться только после второй бутылки, но такой роскоши Кей позволить себе не могла. Кое-как определив, где находится, она вернулась в коридор с желтым освещением и пошла в другую сторону.
Мелькнуло несколько проходов в другие темные коридоры, но Кей теперь знала, что там ее ждут тупики. Судя по плану, сорванному со стены, на следующий этаж можно пробраться через такой же зал, как на предыдущем этаже, а это значит... это значит, что до него два поворота и лестница.
Кей быстро преодолела это расстояние, вышла в относительно широкий прямой коридор, заканчивающийся квадратным проходом без дверей, находящимся чуть выше ее поля зрения. Кей поднялась по невысоким ступеням, расположенным полукругом, и увидела то, к чему, сколько Алаис ей сказок не рассказывал, она готова не была.
В таких же колбах, как несколькими переходами и залами ранее, в количестве от ста до двухсот штук, подвешенные и так и этак, рядами и гроздьями, помещение заполняли тела. Кей пробежалась взглядом по отрешенным лицам.
Если они все сейчас откроют глаза — ее инфаркт хватит.
Она медленно двинулась сквозь ряды погруженных в золотистую субстанцию тел. Все они, без сомнений, были копиями одного. Не узнать в безволосых болванчиках знакомые острые черты было невозможно.
Со всех сторон на Кей смотрел абсолютно мертвый и недвижный Рейнхард Майерс Даблкнот.
И она бы с радостью решила, что это сон. Но голые пятки почти занемели от холода, и это позволяло помнить и понимать, что все происходит на самом деле.
Шел еще один неизвестный час моего заточения.
Когда-то, давным-давно, я думал о том, что ждет меня и всех нас в посмертии. Будет ли это дорога в Сияющий Мир, как утверждают адепты Потерянного? Или мне, как неверующему, полагается полное забвение и небытие?
У меня была идея гораздо худшего наказания для самого себя: повторяющийся, застывший момент из жизни. Какой-нибудь скучный и простой. Капающая в ванну вода из протекающего крана. Бордюр возле дома с проросшей между каменными блоками травой. Тарелка супа с блестящими масляными каплями на поверхности. И от этой картины нельзя будет отвести глаз и больше не будет ничего: только это глупое воспоминание, движущаяся, но одновременно застывшая картинка.
Насколько бы мне хватило разума в таких условиях? Как скоро бы я слетел с катушек?
Теперь, застыв во тьме и холоде, я мог проверить эту свою идею, с той лишь разницей, что сейчас никакой картинки нет. Тишина и темнота. Холод, ставший второй кожей, проникший во все мое существо.
Люс Мирсин приходил, кажется, вечность назад. С тех пор меня никто не тревожил. Я не знал, ждут ли они моего согласия, или кто-то снова явится тогда, когда сам пожелает. Время тянулось бесконечно.
Я думал, вспоминал, анализировал. Я прокручивал в голове диалог с предком, странную просьбу деревенского знахаря, я вспоминал слова Вьюги.
"Ваш путь лежит через озеро Явер на утес Серого Крыла. Там вы сможете попытать удачу и, возможно, золотой Фантасубвеструм примет вас на борт. Он один способен доставить вас в черный город Сол, что покоится в тени Сердца Мира" — говорила она.
Мы не успели разыскать на карте это озеро. Через озеро на утес? Где-то я об этом читал... Озера — как мембраны между двумя измерениями. Может ли это озеро быть прямой дорогой в морок? Это должно быть предельно обособленное, тайное место — иначе бы туда повадились ходить любители приключений. В любом случае, Вьюга сказала так: "Взамен я заберу у тебя и детей твоих мой смертельный дар".
Все честно. Сделка есть сделка. Пускай не я ее заключал, но я подписан на нее кровью, что течет во мне...
Дети Зимы хотят обмануть божество. Какое дело им до меня? Ложь таится в их полуправде. Я — всего лишь пешка в этой игре, затеянной кем-то, кого я не знаю и, возможно, не узнаю никогда. Они принуждают меня к сотрудничеству, хотя, по сути, хотят сделать своим рабом.
Кажется, в этом и заключается разница. Вьюга готова забрать свои дары — проклятье и силу, и отпустить меня на свободу живым. Дети зимы этого не хотят. Им нужно проклятие Вьюги, чтобы... защитить страну? Пускай. Разве после того, как мы разберемся с угрозой, они дадут мне закончить мои дела? Дадут избавиться от проклятья? Что-то я сомневаюсь. Более того... кажется, я начинаю понимать слова знахаря. Он просил пощадить их землю — и мне было смешно. Какие же мы были дураки! Никому из нас в голову не пришло разузнать об этой их легенде больше. Если все идет по пути, описанному в том предсказании, веровании или откуда еще он узнал про Белых Королей — если все идет так, как предначертано, значит, им есть чего опасаться. Они боялись того, что непременно случится, если... И просили быть милосердным, пощадить их землю.
Дети Зимы врут? Защитившись, они двинутся дальше?
Я внутренне содрогнулся: могут ли "предки" быть настолько лицемерными? Могут. И я нужен им такой, как есть, на привязи, зависимый, покорный.
А это — смерть. Да, это равнозначно смерти, ведь перемены отсутствуют только в том, что мертво.
Им не нужны перемены. Им нужна сила. Сила исключительная, которая, как они считают, есть во мне...
А может, мне и не нужно бежать.
Всю свою жизнь я прятался от себя, не мог принять то, чем я являюсь. Я был упорен в мелочах, но избегал главного, важного. Я пользовался невзначай крохами дара, называя его, как и все остальные, проклятым. Фактически я имел на то моральное право: мой дар действительно проклят, но сути это не меняет. Я убегал от холода, растворяя его в вине, фальшивой любви и пустой славе. Но вот однажды я повернул верно, выбрал нужный путь — пускай он сулил другим разрушение и смерть, но он обещал мне шанс на выживание. В конце концов, толика эгоизма — это ведь естественно, разве нет? Это то, что помогает нам быть.
Этот путь привел меня сюда.
Здесь, по привычке принявшись уклоняться от ударов злодейки-судьбы, пытаясь снова убежать, отринуть трон, который принадлежит мне так же, как наследие Вьюги, я проиграл. Но битва не окончена, пока я жив.
Может, это именно то, чего мне недостает. Может, это заключение — дар, драгоценное время для размышлений, которого порою так не хватает в жизненной суматохе. Я могу остановиться и понять, куда идти, что именно делать, что важно, а что заслуживает забвения. Я должен окончательно определить сам для себя, кто я такой и каким хочу быть.
Ладно. Давайте поверим Вьюге. И Детям Зимы поверим тоже. Всем скопом поверим, чтоб никого не обижать. Они все говорят, что я — последний из Белых Королей. В этом они согласны. Пусть так.
Значит, вся эта вымерзшая земля, распростершаяся от западной оконечности гряды Цинара и до Внутреннего моря, теперь моя. Это звучит смешно. Только вот мне — не до смеха. Если они говорят правду, то эта земля принадлежит мне по праву рождения, по праву крови, и должна быть моей по праву силы — силы, которая сокрыта от меня, но так очевидна Детям Зимы и Вьюге.
Да. Мне — изгою и сироте. Странному и глупому, самоуверенному и жалкому. Пускай придут ко мне и спросят снова. И я отвечу им: я — последний из Белых Королей. Я принимаю власть, принимаю все, что они готовы мне дать. Я принимаю их жизни. Я принимаю свою силу. Я принимаю свое предназначение. Все это — мое, и я — владыка своей судьбы.
Я взглянул перед собой и увидел тьму.
Но это, как и оковы, сдерживающие меня, не имело больше ровным счетом никакого значения.
Смысл существования элементалиста льда в том, чтобы забирать тепло. Лед — лишь красивая аллегория. Лед не принципиален. Важно лишь то, что в высшем своем проявлении холод — это отсутствие тепла, как смерть — отсутствие жизни, и элементалист льда создан, чтобы создавать эту пустоту.
Когда все оковы рассыпаются, когда больше нет причин сдерживаться и кого-то жалеть, пространство, являясь по сути единым целым, становится полностью прозрачным, абсолютно подвластным тому, кого можно назвать исключительным чародеем, не найдя более подходящих, достойных слов.
Я обратился бездной, прорехой в реальности. Через меня с неимоверной скоростью стали проноситься триллионы единиц чистой живой энергии, и чем холоднее был металл и камень, сплавы и чистые минералы, органика и стекло — тем быстрее и легче они проводили мою магию — и не нужна никакая золатунь тому, чья сила так велика.