Он улыбнулся при этой мысли, но затем его улыбка исчезла, когда он увидел выражения лиц императора и императрицы.
— Доброе утро, Нарман, — ответила Шарлиан на его приветствие. Ее голос был вежливым, но в ее тоне было что-то жесткое, сердитое. Однако, что бы это ни было, по крайней мере, казалось, что оно не было направлено на него, за что князь был благодарен. — Пожалуйста, присоединяйтесь к нам.
— Конечно, ваше величество.
Нарман подошел к указанному креслу, повернулся лицом к Кэйлебу и Шарлиан через стол и посмотрел в окно позади них. Он сел, и Шарлиан налила горячее какао и протянула ему. Он принял чашку, пробормотав благодарность, отпил глоток, затем поставил ее на стол перед собой, обхватив руками, в то время как обдумывал возможные причины своего неожиданного вызова. Его первой мыслью было, что это как-то связано с миссией Мерлина в Мейкелберг, но он наблюдал за "образами" разговора Мерлина с самим герцогом Истшером. Казалось маловероятным, что там что-то пошло не так, но если не это, то...?
— Простите меня, ваше величество, — сказал он, глядя на Шарлиан, — но, судя по вашему тону, произошло что-то, чего я не знаю.
Его собственный тон и поднятые брови превратили это утверждение в вопрос, и Кэйлеб издал резкий, уродливый смешок. Нарман перевел свое внимание на императора и склонил голову набок.
— Можно и так сказать, — сказал Кэйлеб. — Когда я проснулся этим утром, то обратился с помощью Совы к его данным. Обычно я так и делаю, и обычно у меня есть пара вещей, за которыми он следит, — конкретные вещи, которые меня особенно интересуют. — Он пожал плечами. — Большинство из них, честно говоря, не особенно впечатляют. Вы могли бы даже назвать их чисто эгоистичными. Например, такие вещи, как результаты и турнирная таблица по бейсболу в Старом Чарисе. Или слежение за Гектором и "Дестини". Что-то в этом роде.
Он сделал паузу, и Нарман понимающе кивнул. — Ну, одна из вещей, за которыми я заставил его следить, — это проповеди отца Тимана в Манчире. Не столько из-за их политических последствий, сколько потому, что они мне очень понравились на личном уровне. Поэтому сегодня утром я спросил его, как отец Тиман собирается выступить на проповеди в эту среду. — Лицо императора напряглось, а его голос стал резким и ровным. — К сожалению, в конце концов, он не будет проповедовать в эту пятидневку. Эти ублюдки Уэймина убили его позавчера ночью. На самом деле, они замучили его до смерти, а затем бросили его обнаженное тело на площади Грей-Лизард вчера утром.
Нарман напрягся, и его взгляд метнулся к Шарлиан. Теперь он понимал ярость, сверкающую в ее глазах. Императрица с нетерпением ждала того дня, когда наконец встретится со священником, который стал духовным лидером корисандских реформистов. Он знал, как сильно она стала уважать Хасканса, и подозревал, что убийство священника, особенно по прямому приказу Уэймина, должно быть, перекликается с воспоминаниями о том, как так много ее собственных стражников было убито в результате планов другого высокопоставленного церковника убить ее.
— Сова уверен, что Уэймин лично заказал это, ваша светлость? — спросил он как можно более нейтральным тоном, решив адресовать вопрос Кэйлебу, и император издал звук, нечто среднее между рычанием и рычанием.
— О, он уверен, все в порядке. Этот ублюдок передал приказ через Хейнри Эймейлу.
— Понимаю. — Выражение лица Нармана было просто задумчивым, но что-то более жесткое и холодное блеснуло в глубине его обычно мягких карих глаз. — Должен признать, что немного удивлен его решением обострить ситуацию таким образом, — продолжил пухлый князь через мгновение. — Я понимаю, что его связи с епископом-исполнителем Томисом и "северным заговором" являются окольными и ограниченными, но, несомненно, он должен знать, что их планы слишком незавершены для какой-либо прямой конфронтации с регентским советом и генералом Чермином.
— Очевидно, мы все в это верили, — сказала Шарлиан. Теперь, когда Нарман знал, что произошло, он распознал в этом холодном, жестком тоне отголосок с трудом обретенной самодисциплины, которой так давно научилась королева-дитя. Было до боли очевидно, что потребовалось довольно много самодисциплины, чтобы контролировать гнев глубоко внутри нее.
— Однако, во что бы мы ни верили, — продолжала она, — мы ошибались.
— Не думаю, что это именно то, что произошло, — сказал Кэйлеб. Она посмотрела на него, ее глаза были значительно холоднее и ровнее, чем обычно, и он покачал головой. — Я имею в виду, что, как думаю, он прекрасно понимает, что епископ-исполнитель и его светские приспешники еще не готовы к выступлению, и мы знаем, что он пытался координировать действия в Манчире, чтобы постепенно довести город до кипения. Чтобы взорвать ситуацию в тот момент, когда будет готов северный заговор. Это наводит меня на мысль, что должно было произойти что-то, что изменило его планы.
— Полагаю, что согласен с его светлостью, ваше величество, — сказал Нарман Шарлиан через мгновение. Он протянул руку и начал рассеянно намазывать маслом еще теплую булочку. — Конечно, у Уэймина всегда была проблема с этими плохими коммуникациями. Ни о какой точной координации с Шайлейром, Сторм-Кипом и остальными не могло быть и речи. Тем не менее, было очевидно, что он признает необходимость координировать свои собственные усилия с ними, насколько это возможно, поэтому я сильно склонен полагать, что к этому решению его привел какой-то чисто местный фактор — тактический, можно сказать, а не фундаментальный сдвиг в его стратегическом мышлении.
По выражению лица Шарлиан было очевидно, что кажущаяся отстраненность Нармана раздражала ее. Однако князя это не слишком беспокоило. К этому времени они с Кэйлебом знали его достаточно хорошо, чтобы она могла понять, как он обычно подходил к такого рода анализу. Это раздражение в ней пробудили ее собственные боль и гнев, и Шарлиан Тейт Армак, несмотря на всю свою молодость, была более чем достаточно мудра, чтобы признать и это.
— У меня было немного больше времени, чтобы подумать об этом, чем у тебя, Нарман, — сказал Кэйлеб, потянувшись за своей собственной чашкой какао, — и полагаю, что на самом деле это было сочетание нескольких вещей. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что отец Тиман оказался более эффективным в объединении поддержки Церкви Чариса, чем ожидал Уэймин. И хотя я не думаю, что это было то, что на самом деле имел в виду отец Тиман, это вылилось, по крайней мере, в неохотное принятие империи Чарис среди значительной части населения столицы. Уверен, что Уэймин видел это, независимо от того, видели это Тиман и остальные реформисты или нет, и сомневаюсь, что его заботило влияние, которое это оказывало на его собственные планы и организацию. Если уж на то пошло, мы знаем, что он был обеспокоен количеством людей, которые начали потихоньку передавать обрывки информации о его операциях священникам, таким как Тиман. Итак, моя теория заключается в том, что он дошел до решения, что Тиман оказался неприемлемой помехой, и его следовало убрать. И то, как он убил его, и то, где он бросил тело, было предназначено для этого... препятствовать не только коллегам-реформистам Тимана из духовенства, но и любым мирянам, которые могли бы быть склонны "сотрудничать" с ними.
— Все это имеет смысл, ваша светлость, — согласился Нарман через мгновение. Он откусил кусочек булочки с маслом, медленно и тщательно прожевал, его глаза были задумчивыми, затем проглотил.
— Все это имеет смысл, — повторил он, — и я склонен согласиться с вашим анализом. В то же время, однако, полагаю, что вы упустили из виду еще один фактор.
— Уверен, что упустил из виду десятки других факторов! — Кэйлеб фыркнул. — О каком из них, в частности, вы думали?
— Характер Уэймина, ваша светлость, — категорично сказал Нарман. — Нет особых сомнений в том, что он глубоко и лично ненавидел отца Тимана за его "предательство" и "отступничество". И этот человек — шулерит. Для него это было бы не просто вопросом передачи сообщения, хотя это определенно должно быть важно. Это также было бы вопросом надлежащего наказания священника за ересь и предательство его обетов послушания великому викарию.
— Другими словами, — голос Шарлиан был еще более ровным, чем у Нармана, — это было личное.
— Ваше величество, это почти всегда "личное", по крайней мере, в какой-то степени, — немного грустно сказал Нарман. — Если бы у меня была марка за каждого князя или викария, который позволил личному гневу подтолкнуть его к какой-то действительно выдающейся, монументально глупой катастрофе, я мог бы купить Храм у Дючейрна, и мы все могли бы вернуться домой и жить долго и счастливо. Если разобраться, то вся эта война — результат того, что Жаспар Клинтан сделал именно это, в конце концов.
— Это достаточно верно, — согласилась она через мгновение.
— Что Мерлин сказал об этом? — спросил Нарман, оглядываясь на Кэйлеба.
— Мы еще не обсуждали это. — брови Нармана снова поднялись, и Кэйлеб пожал плечами. — Мне было достаточно трудно заставить его взять "время простоя", в котором он нуждается каждую ночь, и события продолжают подбрасывать слишком много веских, законных причин для того, чтобы я вытащил его раньше. У меня не войдет в привычку делать это, если только это не действительно чрезвычайная ситуация, а отец Тиман уже был мертв. — Император взмахнул рукой в прерывистом жесте увольнения. — Пробуждение Мерлина ничего не могло изменить, и он все равно вернется "онлайн" через пятнадцать минут или около того. Мы можем подождать еще столько же, прежде чем встретимся с ним.
— Понятно.
Несмотря на свой собственный шок и гнев из-за того, что случилось с Хаскансом, Нарман почувствовал, что его губы пытаются изогнуться в неуместной улыбке. Он знал, что не должен был находить это забавным, но яростная защита Кэйлеба — и Шарлиан, если уж на то пошло, — когда речь шла о тысячелетней, бессмертной, практически неразрушимой ПИКЕ, была гораздо более очевидной, чем кто-либо из них, вероятно, подозревал. И довольно трогательной, если уж на то пошло.
— Тем временем, однако, — сказала Шарлиан, — я думаю, нам нужно пересмотреть, насколько разумно было бы позволить Мейкелу продолжить путь в Корисанду так, как он планировал. Если Уэймин в открытую зашел достаточно далеко — или, по крайней мере, был готов зайти достаточно далеко, чтобы убить отца Тимана, я думаю, мы должны предположить, что он также будет готов предпринять попытку убийства Мейкела. Я знаю, что Гарвей до сих пор на удивление хорошо справлялся с защитой Церкви в Корисанде, но эти акты вандализма все еще случаются, и теперь они добрались и до отца Тимана. Если мы не готовы послать Мерлина, чтобы лично защитить Мейкела, я не думаю, что мы можем позволить себе рисковать возможностью того, что им снова повезет. Особенно, когда у нас нет никого в Корисанде, с кем мы могли бы напрямую общаться с помощью снарков.
— Ваше величество, есть некоторые задачи, которые я готов решать с большей готовностью, чем другие, — сухо сказал Нарман. — После того, как я проплыл весь путь от Эмерэлда до Чисхолма в компании с архиепископом, считаю, что вам больше бы повезло с запретом выпадать снегу или подниматься приливу, чем сказать ему, что он не может отправиться в Корисанду, потому что вы беспокоитесь о его физической безопасности.
Несмотря на мрачность их общего настроения, и Кэйлеб, и Шарлиан неохотно улыбнулись. Затем императрица потянулась за одной из булочек, словно следуя примеру князя. Однако ее беременность — и утренняя тошнота — зашли достаточно далеко, чтобы она была чрезвычайно осторожна в том, что ела, особенно ранним утром. Состояние ее желудка также было причиной того, что она пила чай вместо богатого темного какао и с тоской посмотрела на булочку Нармана с измельченными орехами и смешанными ягодами, политую растопленным маслом, затем откусила простую, сухую, без масла кукурузную лепешку.
— Понимаю, что он, вероятно, будет... упрям в этом, — начала она, ее голос был немного невнятным, когда она жевала, но Кэйлеб прервал ее с печальным смехом. Она вопросительно посмотрела на него, и он пожал плечами.
— Я просто думал об оценке офицера, которую Брайан показал мне несколько лет назад. Речь шла о некоем мастере-мичмане Армаке... иначе известном, по крайней мере в общественных местах, как кронпринц Кэйлеб.
— Это было? — Глаза Шарлиан сузились, затем их темнота осветилась легким оттенком истинного юмора. — И можно спросить, почему верховный адмирал Лок-Айленд поделился с вами этим, несомненно, захватывающим документом?
— На самом деле, он высказывал свою точку зрения.
— Извините меня, ваша светлость, — вставил Нарман, — но я впервые слышу об "офицерских оценках". Это стандартная часть процедур вашего военно-морского флота? Или была какая-то особая причина, по которой было написано о... ах, о мичмане, о котором идет речь?
— О, они были частью нашей регулярной практики уже тридцать или сорок лет, — ответил Кэйлеб. — Дедушка учредил их, когда сам был офицером. Каждый командир несет ответственность за составление оценки каждого офицера, находящегося под его непосредственным командованием, каждый год. Они попадают в личные дела соответствующих офицеров, чтобы быть доступными для будущих советов по продвижению по службе. — Он снова пожал плечами. — В моем случае, очевидно, советы по продвижению по службе не будут иметь значения, поскольку отец уже решил, что я нужен ему в качестве дублера в Теллесберге больше, чем моя служба где-то на флоте. Тем не менее, я был мичманом, а оценки пишутся на каждого мичмана, так что одна была написана на меня.
— Понятно. И кто был офицер, который предъявил этот документ, любовь моя? — спросила Шарлиан.
— Парень по имени Данкин Йерли, — ответил Кэйлеб. Брови Шарлиан взлетели вверх от неподдельного удивления, и император усмехнулся. — В то время он был всего лишь лейтенантом, но, да, это одна из причин, по которой я назначил Гектора на "Дестини". И я специально сказал капитану Йерли, что не хочу, чтобы Гектору говорили, что я был мичманом под его началом. Сомневаюсь, что он бы сделал это в любом случае, но я просто подумал, что должен убедиться.
— В таком случае, при сложившихся обстоятельствах, должен ли я предположить, что лейтенант Йерли представил блестящее свидетельство вашего безупречного характера, ваша светлость? — спросил Нарман с легкой улыбкой, снова поднимая свою чашку с какао.
— Ну, это зависит от вашего определения блестящих отзывов. — Кэйлеб улыбнулся в ответ. — На самом деле он сказал следующее: — Его высочество обладает избытком того качества, которое я лично охарактеризовал бы как упорство и целеустремленность, но которое в случае его высочества я могу описать только как явное упрямство с кровавыми намерениями.
Нарман, который был достаточно неразумен, чтобы потягивать какао в этот конкретный момент, поперхнулся и выплюнул остаток обратно в чашку. Шарлиан удивила их всех — и, вероятно, больше всего саму себя — внезапным радостным хихиканьем, и Кэйлеб покачал головой им обоим.
