На этот раз автоматика президентского экспресса сработала идеально, не дав другого шанса атакующей стороне. Даже через десятилетия после своего создания, смонтированная на крыше одного из вагонов спаренная зенитная установка врезала прямо по "морде" "осы" парой прожигающих любую броню лазерных лучей. Издав громкое шипение "Униспа" крутанулась вокруг своей оси. С десяток зенитных снарядов, вбитых в неё для верности, разорвали в клочья обшивку фюзеляжа и бронированную капсулу кабины вертолёта, словно они были из фанеры или картона.
"Оса" рухнула на железнодорожное полотно и покатилось по нему вслед уходящему поезду, сминаясь, пока не превратилась в бесформенный шар из рваного железа.
Очередной поворот туннеля скрыл от глаз Ласточкиной финал. До слуха её донёсся лишь хлопок, вероятно, среди обломков вертолёта взорвались баки с топливом или кассеты со снарядами...
Лиза была вынуждена срочно вернуться в кабину локомотива, так как в суматохе забыла там сумку, а в ней блокнот с важными записями. Аккурат к её приходу состав, после плутаний по столичному подземелью вышел на финишную прямую — по краям туннеля пошли разноцветные огни световой сигнализации по типу взлётной полосы, впереди забрезжил свет выходного портала.
— Всё. "Выходим в люди"! — важно произнёс главный в кабине и нахлобучил форменную фуражку президентского железнодорожного отряда с вышитым серебряной канителью на тулье расправившим крылья орлом, поднимающим в кривых когтях с собою ввысь паровозное колесо... Именно паровозное, ибо по мере крепчания международных санкций и усыхания собственных научно-технических возможностей вследствие никуда не девшихся коррупции и лихоимства, страна действительно частично была вынуждена вернуться в эпоху паровой и конной тяги...
Глава 93
Мелодичный женский голос в переговорном устройстве объявил:
— Вас приветствует диспетчер столичного железнодорожного узла Стелла Нагайнова. Сообщите назначение вашей поездки?
На этот раз главный машинист "Великого пути" был готов и ответил без промедления:
— Секретно. Код 001 СС, "Кондор", — он произнёс это в переговорное устройство жёстко и сурово, пресекая вероятное любопытство диспетчера.
— Хорошо, я поняла. Подтвердите транспондером.
— Подтверждаю.
— Так...приняла. Есть подтверждение. Всё в порядке, Кондор.
— Я рад.
— Ваш статус: литерный. Отслеживание вашего маршрута мною отключено. Семафоры будут открываться по вашему требованию. Передаю по закрытому каналу кодированный ключ-пароль.
— Подтверждаю, принял, — отвечал барышне машинист и для пущей убедительности своего голоса вращал глазами, раздувал щёки и жестикулировал. Ласточкиной стало даже немного обидно, что так хорошо отрепетированный театральный этюд не имеет своего зрителя, а лишь слушателя. Ведь где-то сидящая Нагайнова лишена удовольствия лицезреть изгаляющегося ради неё самодеятельного актёра по причине отключенной в кабине системы видеосвязи.
— Для вас возможен свободный авиарежим? — уточнила диспетчер.
— Да, включите, — подтвердил согласие машинист.
— Хорошо, авиарежим у вас есть. И резервирую вам суперпути.
— Принято. Спасибо, Стелла.
— Не за что, Кондор. Теперь, вам наверняка может потребоваться турборежим?
— Верно. Может понадобиться. Резервируйте.
Диспетчер Нагайнова продолжила сыпать загадочными для Ласточкиной предложениями. Машинист преимущественно соглашался, благодарил — просто светская беседа получалась на технической волне.
— Всеракурсность?
— Да, поставьте опцию. Благодарю вас.
— Ставлю... Не за что, Кондор.
— Принято.
— Счастливого Вам пути, Кондор! — пожелала на прощание диспетчер.
На станции "Москва-Рижская" последовала короткая остановка для погрузки оборудования и дополнительных припасов. Лиза была в числе тех, кто вызвался помогать. Среди разного полезного "железа" непонятного ей назначения она узнала диковинную машину, которую видела на маяке. Все эти громоздкие штуки требовалось как можно бережнее и быстрее поднять на борт "Великого пути". Уже в пути пульты, динамики, антенны планировалось установить в нужных местах.
Майор выступал за бригадира во главе своих мускулистых здоровяков и поспевал повсюду, задавая темп. И мгновенно оказывался рядом с Елизаветой каждый раз, когда требовалось подставить ей в помощь крепкое плечо.
Подгонять никого не требовалось. Практически все трудились с энтузиазмом и на равных — мужчины и женщины, молодые и пожилые. Перетаскивали бочки с мазутом, мешки с углём, передавали по цепочки упаковки молока и масла, ящики с фруктами. Откровенно увиливал, пожалуй, только мастер по электронике по прозвищу "Лещ", считая, что "не барское это дело!" и объясняя, что физическая работа вредит его тонкому профессиональному инструментарию. Мало того, что Лещ не работал, так он ещё отвлекал других разговорами и просьбами! Стрельнул сигаретку у единственного в команде иностранца, рыжего журналиста из Германии Вальтера. Немец растерянно взглянул на свои перепачканные мазутом руки и предложил Лещу самому достать нужное их кармана его комбинезона; и через пару секунд проводил удивлённым взглядом всю пачку фирменных сигарет, которые Лещ невозмутимо, с видом спокойного осознания своей правоты, положил в собственный карман.
— Знаю, знаю, — покровительственно, словно младшего брата, похлопал изумлённого такой наглостью немца по плечу Лещ и снисходительно подмигнул "нашему фашисту", мол, я тебе должок прощаю.
Такое отношение к иностранцам укоренилось далеко не вчера. В России прочно жила вера в то, что Европа и весь мир нам по гроб жизни обязаны за то, что мы фактически в одиночку победили фашизм и освободили их. "Они нам должны!" — таков был лейтмотив отношения к Западу. О том, что за Стеной многое давно изменилось, знали единицы. Между тем благодаря Владимиру Путлеру в мире давно случился пересмотр вклада России в победу над фашизмом. То, что до войны с Украиной там предпочитали стыдливо не вспоминать, "не смея трогать святое", стало возможным для переосмысления после Бучи и мариупольского роддома. И выяснилось, что сталинизм-путленизм не менее страшен и омерзителен, чем гитлеризм. На волне всеобщего гнева по всей Европе начался стихийны снос памятников воинам-освободителям, которых всё чаще именовали мародёрами и насильниками. Не один неонацист не смог бы так поглумиться над памятью героев, как это сделали "патриоты с чёрно-оранжевыми ленточками"...
Но Лещ "вражьими голосами", пытающимися доносить из-за "Железного занавеса" до россиян правду, не интересовался, хотя, как талантливый электротехник, часто помогал это делать другим. А внутри страны существовал только один взгляд на историю: мы в одиночку победили фашизм и мы во всём и всегда правы! Малейшие сомнения в этом приравнивались к измене Родине. Виновные подлежали отправке в ГУЛАГолэнд и Бухенград-2...
В разгар погрузки по подъездным путям Рижского вокзала подошла маневровка, толкающая перед собой платформу со специально заказанной мебелью и грудами ящиков-кофров. Из окошка толкача свесился по пояс мужичок в оранжевом жилете, надетом на голое тело. Его несвежую физиономию украшал фингал под правым глазом, а крупную плешь окаймляли клочья стоящих дыбом волос из остатков некогда кудрявой шевелюры. Вместе с ним подкатил один из людей Майора по фамилии Клыков. Где он откопал сизоносого железнодорожника, осталось тайной. Но помощь оказалась своевременной: мало того, что машинист маневрового паровоза толкачом пригнал почти три тонны ценного имущества, в том числе продуктов питания и бутилированной воды, так его платформа была снабжена грузовой стрелой с электрическим приводом, что очень облегчило и ускорило процесс погрузки.
...Последним был загружен контейнер с несколькими тысячами томов книг, в том числе букинистическими фолиантами, скульптурами, коробками с архивной киноплёнкой и прочего. Профессор считал важной своей миссией спасение книг из государственных и частных библиотек, а также картин и других произведений искусства, которым грозило уничтожение в связи с Указом президента и постановлением правительства от августа 2023 года "О защите чистоты национальной культуры и борьбе с вредоносным влиянием антирусской псевдокультуры".
...Наконец всё было закончено. Воспользовавшись случаем Лиза поблагодарила Майора, и извинилась:
— Там в туннеле я готова была бездоказательно осудить вас.
— На то вы и прокурор, — мгновенно нашёлся шутник.
— Нет, я серьёзно. Мне показалось, что вы были так невозмутимо-практичны, спокойны, даже равнодушны, когда это случилось с "Режиссёром"...
— Я действительно был спокоен, — не воспользовался шансом выглядеть лучше в её глазах Костоломов.
Ответ смутил Елизавету. И тогда мужчина, не спуская с её лица внимательных глаз, пояснил:
— Моя профессия требует отстранённости. Выполняя поставленную задачу, разбираясь в возможных путях осуществления замысла, не стоит отвлекаться на чувства.
— А как же сострадание к человеку?
— Эмоции сделают меня уязвимым и неэффективным.
Речь солдата, который, как Лизе казалось устроен предельно жёстко, прочно и просто, как "автомат Калашникова", сделалась афористичной:
— Важно накапливать в себе запас жизни, ибо если есть внутри тебя запас потока рождения, то не сможет ничто нанести тебе вред: ни зверь дикий, ни птица хищная, ни лихой человек с оружием. Просто не будет в потоке твоей жизни места, куда могут попасть зубы дикого зверя, когти хищной птицы, оружие лихого человека...
— Вы рассуждаете прям как Саша Дзен, — впечатлилась Лиза.
— Похоже мы с ним обучались у одного учителя, — неожиданно на полном серьёзе согласился чекист. И столь же невозмутимо добавил:
— А если человек с ружьём мне всё-таки повстречается у меня на пути, то будучи в холодном рассудке, с я большой долей вероятности сумею первым перерезать ему горло. И для вашей весёлой компании — это хорошо, что такой человек сейчас играет на вашей стороне, а не наоборот.
— И всё же зачем вы наговорили Софе всю эту чернуху, она же впечатлительная особа и очень доверчива. Теперь она окончательно запишет вас в исчадия ада.
Рэм Костоломов равнодушно пожал плечами.
— Но вы же не такой! — воскликнула Лиза.
— С чего вы так решили? Не существует ни одного внушаемого цивилизованным людям правила приличия, которое я бы не нарушил в своей жизни.
— Но зачем?
— Вам обязательно это знать? — внимательно прищурился на Лизу мужчина. И подумав, ответил:
— Можете считать, что так я следую путём Шивы, чтобы достичь просветления не через несколько перерождений, а в этой жизни, здесь и сейчас...
Трудно было понять, говорит ли майор всерьёз или тонко стебается над ней, впрочем для Ласточкиной некоторые высказываемые им мысли звучали откровением:
— Что же касается всех вас... то только насрав на чужие жизни — врагов и друзей, — на тех, кто проявил слабость, поддался панике, утратил доверие и заслуживает только смерти, — вы перестанете ценить и свои собственные жизни. А значит пройдёте процесс закалки, и с той минуты станете подобны самураям. И победить вас будет невозможно — только уничтожить... Как там поётся у Высоцкого?
Майор прохрипел по памяти несколько строк из любимого поэта:
"У штрафников один закон, один конец —
И если не поймаешь в грудь свинец,
Медаль на грудь поймаешь "За отвагу",
Вы лучше лес рубите на гробы —
В прорыв идут штрафные батальоны!".
Глава 94
Первое время поезд следовал через столичную пригородную зону. С тех пор, как они покинули подземку и оказались на поверхности, не явный, но отчётливый смрад разложения преследовал Ласточкину. Вначале тошнотворный аромат был как бы очень "негромким", но постепенно всё навязчивее лез в нос. Пока не превратился в назойливую фобию. Словно слова майора о необходимости сродниться со смертью, вошли в неё.
Самое удивительное, что больше никто вокруг не жаловался на невыносимую вонь, словно они проезжали мимо тысяч разлагающихся трупов, зловонного океана, куда широкими потоками сбрасывают нечистоты — отходы с боен и канализационные воды. Что-то у неё явно стало не так с восприятием окружающей реальности. Или-же, напротив, так. На днях в разговоре с нею Чеботарёв загадочно обмолвился, пообещав полезную для прокурора "суперсенсорность". Что это такое, Лиза почти не поняла. А проявить настойчивость — расспросить постеснялась. Из того, что ей всё же удалось вынести из того разговора — речь будто бы шла о некой способности тоньше ощущать окружающий мир. Как она передаётся, Чеботарёв не сказал. Только похоже, что-то загадочный профессор ей всё же подспудно уже начал передавать. И то, что она сейчас чувствует, может являться частью той реальности, которая была за окном. Скрытой от непосвящённых реальностью. Ведь так действительно бывает, когда страна отказывается от жизни и развития в пользу смерти и гниения...
Пока действовало ограничение в скорости, можно было в деталях рассмотреть проплывающие мимо коттеджные посёлки — аккуратные, словно игрушечные дома, лужайки идеально подстриженного зелёного газона, голубые бассейны. Иезде хорошо одетые люди с благодушными лицами — симпатичная пастораль из жизни столичного чиновничье-предпринимательского среднего класса. Всё в общем пока выглядело аккуратно, пристойно, и стандартно. Разве что пару раз на глаза попались самодеятельные граффити на стенах шумозащитных заборов, ограждениях платформ и других железнодорожных объектах. В произведениях уличных художников не было ничего преступного и противозаконного, напротив — на одной трансформаторной будке были изображены сразу два исторических танка, давящих гусеницами "нациков". Под одним танком значились цифры 1941-45 годы, под другим 2022 год. И оба оформлены георгиевскими лентами, гвоздиками, красными звёздами, традиционными лозунгами "Гордимся!" и "Можем повторить!". Это был типичный образец так называемого легального граффити. По городу и стране такого патриотического творчества намалёвано огромное количество. С ним не борются, наоборот — авторам разрешено подновлять свои проекты свежими красками к праздникам...В отличии от протестных нелегалов, которым в случае поимки грозит каторга, легальный художник уличного граффити — доходная профессия. Лиза слышала, что их авторам государство постоянно делает заказы и платит приличные деньги...
Глава 95
Кое-где из лесопарковых зарослей в отдалении выглядывали дворцы и виллы элиты. Тамошние владельцы не довольствовались усреднённым комфортом, они с упоением играли в высший свет — с балами, охотами, дорогостоящими спортивными играми на свежем воздухе, навроде поло, тенниса или стрельбе из луков и арбалетов по живым мишеням.
Но главной игрой и почётной обязанностью для всех без исключения привилегированных обитателей мегаполиса было участия в различных ритуалах, связанных со священной персоной главы государства. И религиозных мистериях во главе с первым первосвященником. За истекшее столетие сложился изощрённый культ "вечного президента". Почему вечного? Пока очередной правитель правил, он считался бессмертным и несменяемым "отцом нации". Главой культа имени самого себя. Священный старец даже мог уже отойти в мир иной, а ему продолжали поклоняться словно живому. И так могло продолжаться достаточно долго, до тех пор, пока "Семья" не принимала решение обнародовать факт смерти и объявить имя приемника.
