Но она не могла не смотреть на голема. Молотоголовый теперь был на нем, возвышаясь над разбитым ровером. Он запрокинул голову, наклоняя ее настолько, насколько позволяли шарниры, затем опустил молот вниз, вложив в движение все свое тело, так что на мгновение показалось, будто робот был не более чем хлыстом, которым щелкают. Молот опустился на ровер. Голова откинулась назад, снова качнулась. Ровер был раздавлен и стерт в порошок. Санди подумала о големе внутри, о том, что теперь, должно быть, от него осталось. Она надеялась, что это произошло само по себе.
Они добрались до грузовика. Молотоголовый уже шесть или семь раз ударил другую машину. От нее откололись куски, и теперь машина Эволюариума использовала свои похожие на реснички ножки, чтобы разгребать обломки. Было что-то непристойное и алчное в той поспешности, с которой он приступил к переработке сломанной машины, загребая первичные срезы в кольцеобразное отверстие прямо под ее шарниром. Ужас из вращающихся в противоположные стороны зубов крутился внутри пасти с высокой скоростью, перемалывая и разрезая.
Грибелин забрался на борт своего грузовика. Он оглянулся, все еще держа в руках устройство, а затем переключил свое внимание на молотоголового. Санди тоже посмотрела на это. Он все еще находился рядом с разбитой машиной, но прекратил свое кормление. "Голова" медленно поворачивалась, как башня боевого корабля, направляющаяся к своей следующей цели.
— Он знает, что мы здесь, — сказал Грибелин.
— Тогда нам лучше сделать то, что только что сказала Доркас, — ответила Санди. — Убираться отсюда на хрен.
— Лукас не мог убежать от него, не так ли? — спросил Джитендра, и голос его дрогнул от страха. — На что у нас есть надежда?
— Может быть, Доркас сумеет его отпугнуть, — сказала Санди. Однако вместо того, чтобы направиться к молотоголовому, дирижабль двигался в противоположном направлении.
— И, может быть, прямо сейчас я доверяю Доркас настолько, насколько могу помочиться, — сказал Грибелин. Сквозь забрало его лицо было мрачным и расчетливым. Он снова взглянул на молотоголового, затем на свой грузовик, затем на Санди и Джитендру.
— Беги, — сказал он.
Санди нахмурилась. — Что вы имеете в виду...
— Беги, — повторил он, направляя дуло питонщика в ее сторону, чтобы рассеять все оставшиеся сомнения. — Беги, сладкие щечки, и продолжай бежать. Молотоголовые нацеливаются на самую крупную цель, которую только могут найти, и они достаточно умны, чтобы охотиться за машиной, а не за человеком в скафандре. Пока машина не сбежит или они не поймают ее. Что бы ни случилось раньше.
Санди не могла поверить. Все, что она видела, был человек, направивший на нее оружие, блокирующий ей доступ к единственной вещи, которая давала хотя бы отдаленный шанс обогнать существо из Эволюариума. — Пожалуйста, — сказала она. — Впусти нас.
Со своего места на боку грузовика Грибелин сильно ударил ногой. Его ботинок угодил ей в середину груди. Она отшатнулась, упав на Джитендру, который споткнулся и замахал руками, прежде чем обрел равновесие. — Грибелин! — позвал он. — Ты не можешь этого сделать!
— Беги, — снова сказал Грибелин. Теперь он был в грузовике, выпуская воздух из кабины одним резким движением, чтобы ему не пришлось проходить через цикл шлюзования. Все еще лежа на спине, Санди наблюдала, как он устраивается в кресле управления и работает рычагами. Стабилизирующие ножки отползли в сторону. Колеса завертелись, обрели сцепление.
— Он бросает нас, — сказал Джитендра.
— Я не так уверена, — ответила Санди, когда грузовик сдал назад и развернулся. Она перекатилась на бок и заставила себя подняться. Она вспомнила, что сказал ей Грибелин, что они должны делать в точности то, что он сказал, если начнется заваруха. Это затруднительное положение, решила она, в достаточной степени удовлетворяло требованиям. — Но я действительно думаю, что нам следует бежать.
Итак, они бежали так быстро, как позволяли скафандры, что было далеко не так скоро, как ей хотелось бы, и, возможно, составляло пятую часть скорости ровера Грибелина, который теперь удалялся от них, оставляя за собой огромный павлиний хвост пыли.
— Он заглатывает наживку, — сказал Джитендра между прерывистыми вдохами. Санди сама едва дышала. Они доводили скафандры до предела, их собственные легкие и мышцы выполняли по меньшей мере столько же работы, сколько сервоприводы скафандров.
— Продолжай двигаться, — сказала она.
Но она не смогла удержаться и оглянулась назад. Молотоголовый отказался от своей первой добычи. Теперь он преследовал Грибелина, но без какой-либо спешки. Сберегая свою энергию, зная, что он может догнать его постепенно, на протяжении многих километров. Она заставила себя продолжать бежать или поддерживать то, что теперь было немногим больше, чем изнурительная неуклюжая пробежка. Она начинала чувствовать головокружение, по краям ее поля зрения замелькали звезды. Все индикаторы на лицевой панели были красными, предупреждая ее о том, что она использует скафандр за пределами рекомендованных эксплуатационных характеристик.
Не обращай внимания на скафандр, — подумала она. — Это довольно далеко выходит за рамки моих собственных возможностей.
Между ними не было никакого заявленного намерения, никакой договоренности о том, что они должны бежать в определенном направлении, кроме как прочь от грузовика. Но теперь Санди поняла, что этого было достаточно для того, чтобы направить их к месту крушения голема. Это выглядело ужасно далеким, но расстояния на Марсе обманчивы. Она перевалила через пологий гребень, и с похожим на сон уклоном сужающихся перспектив все внезапно стало намного ближе.
Это тоже выглядело плохо. У нее никогда не было никаких реальных ожиданий, что после нападения можно было выжить, но все надежды, которые она могла питать, теперь были разрушены. Ровер разлетелся на куски. Он был разорван на части и превращен в искореженные и сплющенные формы, теперь едва узнаваемые как части транспортного средства, которыми они когда-то были. Она снова подумала о Дали: о провисших часах, развешанных на голых ветках. Существо из Эволюариума превратило ровер в произведение искусства.
Предупреждающие сигналы скафандра были теперь сильнее, чем она могла вынести, а ее собственное сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. Ее легкие ощущались так, словно в них влили солнечный свет. Она не могла продолжать бежать.
Прокси Лукаса лежал на грунте.
Голем не нуждался в защитном скафандре и был одет так же, как и в "Красной угрозе". На мгновение глаза обманули ее, сказав, что половина его, должно быть, погребена под пылью, пока она не поняла, что этой половины не хватает. Голем состоял из головы, верхней части туловища и одной левой руки. Тело прокси Лукаса было разрублено по диагонали от верхней части правого плеча до левого бедра. Санди не смогла разглядеть остального. Возможно, другие части были в останках ровера, или разбросаны, или уже были переварены существом из Эволюариума.
Она впервые увидела внутреннюю работу голема. Там были клеевые слои, оболочки из активного полимера, скелетная структура из полупрозрачного белого пластика, волокнистые пучки нервов и схемы передачи энергии. Серо-голубой сгусток искусственных мышц, точно пронизанный каналами для жидкости. Не так много металла и очень мало сложных механизмов. Пурпурный ихор, какая-то смазка или охлаждающая жидкость, вытекла из него и уже замерзала на земле Тарсиса. Правая сторона его лица была вдавлена, ухо и скальп отсутствовали. Глазное яблоко вывалилось из глазницы, волоча за собой веревку из засаленной волоконной оптики. Интеллект голема, насколько он вообще имелся, был распределен по всей его анатомии. Но глаза по-прежнему оставались его основной системой восприятия информации.
Она стояла рядом с ним, положив руки на колени, ожидая, пока туман усталости рассеется перед ее глазами.
Голем посмотрел на нее. Здоровый глаз следил за ней в своей глазнице, другой дергался, как рыба на суше. Рот двигался, со щелчком открываясь и закрываясь на манер манекена чревовещателя, словно приводимый в действие грубым механизмом. На данный момент на его лице не было никакой жизни. Это было похоже на безвольную резиновую маску, которую никто не надевал, провисшую в неподходящих местах. Затем Лукас, казалось, прорвался вперед, его личность вселилась в голема. Лицо напряглось, наполнилось, а рот сложился в улыбку.
— У меня неприятности, — сказала Санди по общему каналу связи скафандра. — Я не могу дозвониться до расширения, и, кроме моего брата и некоторых людей, которым я больше не доверяю, никто не знает, что я здесь. Остаешься ты, Лукас. И я даже не знаю, слышишь ли ты это, или у тебя все еще есть чинг-связь с Землей.
Голем заговорил. Она услышала это у себя в голове. — Считаю, у нас обоих неприятности, Санди.
— Когда ты в последний раз получал новости от Лукаса?
— Я уже несколько часов нахожусь в автономном режиме. Боюсь, крайне маловероятно, что случится какое-либо восстановление контакта, по крайней мере, до того, как я стану недействующим.
— Лукас знает о моем местонахождении?
— Лукас знает, что я последовал за вами в Эволюариум и что вашей вероятной целью было место приземления Юнис. Однако он не знал этого наверняка.
Санди огляделся. Грибелин и "голова-молот" теперь были далеко: с такого расстояния она могла видеть только пылевой шлейф грузовика. Она надеялась, что Грибелин все еще сохраняет свое лидерство.
Джитендра, пошатываясь, остановился, уперев руки в бока. Он увидел голема и инстинктивно вздрогнул. Это была естественная реакция. Это выглядело так правдоподобно, так реалистично.
— До этого никогда не должно было дойти, кузен, — сказала Санди с неподдельной печалью.
Единственный здоровый глаз голема блеснул горько-сладким весельем. — Я всегда был готов поставить семью выше своего личного продвижения. Просто жаль, что ты не чувствовала того же самого. И все же, чего ты добилась? Они забрали этот предмет. Ты проделала весь этот путь напрасно. — Лицо улыбалось. Пурпурный ихор стекал с его губ. — Ты все потратила впустую, Санди.
— Я бы так не сказала. — Она поставила ногу на череп голема. — Всегда есть компенсация.
Она почувствовала, как пластик влажно треснул под ее весом, как какое-нибудь большое, хрупкое, наполненное желтком яйцо. Мелочность этого жеста пробрала ее до глубины души. В ней была злоба, о которой она ни разу не подозревала.
Но в то же время она нисколько не жалела об этом.
Джитендра уже много часов копался в обломках ровера, в тех частях, которые не были полностью разрушены. Он искал что-нибудь, хоть что-нибудь, что могло бы позволить им послать сигнал бедствия. Поначалу Санди помогала, но потом тщетность этого упражнения нахлынула на нее волной мрачного отчаяния. Он не найдет ничего полезного, и им не удастся связаться ни с кем, кто мог бы помочь. Если бы они попытались идти, то все еще находились бы внутри Эволюариума, когда вернулась ночь, и их скафандры, конечно, не продержали бы их в живых больше пары дней. Было уже далеко за полдень, и солнце с неприличной поспешностью катилось обратно к горизонту.
— Не похоже, что нам следует здесь оставаться, — сказала она в третий или четвертый раз. — Если молотоголовый вернется, чтобы еще раз взглянуть на обломки...
С другой стороны, оставаясь рядом с обломками ровера, они могли бы быть менее заметны, чем две фигуры на фоне ландшафта, вдали от любого другого искусственного объекта. Охотились ли машины в первую очередь с помощью тепла или звука? И был ли смысл оставаться поблизости от места схватки в слабой надежде, что голему удалось вернуться домой? Возможно, она и отвергла семью, но они не позволили бы ей умереть здесь. Она надеялась, что неосознанно.
Грибелин был мертв. Теперь она была уверена в этом. Почти в тот момент, когда столб пыли растворился в розовой дымке вдали над горизонтом, произошел яркий и беззвучный взрыв. Секундой позже она почувствовала его отзвук, прогрохотавший по земле, как говор слона. Она представила, как он позволил молотоголовому приблизиться к роверу настолько близко, насколько тот осмелился, прежде чем привести в действие что-то на борту машины: тайник со взрывчаткой, какое-то незаконное оружие. Было ли этого достаточно, чтобы уничтожить молотоголового, или просто чтобы исключить возможность того, что он поймает Грибелина живым, сказать было невозможно. Грибовидное облако бонсай свернулось клубочком, получившийся мозг вырос опухшим и похожим на человеческий из подобия спинного мозга, и после этого не было никаких признаков головы-молота.
Но молотоголовый даже не был высшим хищником.
— Мне нужна Юнис, — сказала Санди. — Она бы знала, что делать. Она всегда знала, что делать.
Джитендра пнул в сторону погнутую металлическую пластину. — Здесь нет ничего, что мы могли бы использовать. И я даже не уверен, что продолжать общение в таком ключе — это хорошая идея. Может быть, с этого момента нам следует соблюдать радиомолчание. — Он сделал паузу, его дыхание было прерывистым от напряжения при обыске места крушения. Таков был способ Джитендры справляться с ситуацией, подумала Санди: продолжать заниматься чем-то до тех пор, пока даже у него не останется иного выбора, кроме как признать тщетность этого. — Итак, в каком направлении мы пойдем? Ветер был не слишком сильным с тех пор, как мы вошли. Если наши системы рециркуляции воздуха выдержат, мы, вероятно, сможем проследить по следам грузовика весь обратный путь до Вишняка, даже если потеряем навигатор скафандра.
Если бы они потеряли навигатор скафандра, подумала Санди, заблудиться было бы наименьшей из их забот. Это означало бы, что скафандры на них изнашивались, и что система жизнеобеспечения была бы одной из вышедших из строя. — Может быть, еще один Плавающий сжалится над нами.
— Да. Судя по примеру Доркас, они действительно кажутся добрыми и внимательными.
— Я просто говорю. Когда у вас нет выбора, вы цепляетесь за нереалистичное. — Но Санди уже несколько часов вглядывалась в небо. Там, наверху, не было других воздушных кораблей. — Я могла бы убить ее. Лучше, чем это. Я убью ее, если мне когда-нибудь представится такая возможность.
Чего я не сделаю, — добавил тихий голос.
— Не думаю, что она хотела нашей смерти. С другой стороны, не похоже, что она особенно хорошо все продумала.
— Сделай мне одолжение, — сказала Санди. — Ты можешь — хотя бы раз — перестать пытаться все время смотреть на светлую сторону, черт возьми? И перестань пытаться всегда видеть в каждом хорошее, потому что иногда этого просто нет. Иногда люди просто засранцы. Злобные гребаные засранцы.
Джитендра притащил кусок обшивки ровера ростом с Санди и воткнул его в землю, как ветрозащиту. — Мы будем слишком видимыми на много миль вокруг. Чем больше теплового экранирования мы сможем соорудить, тем выше наши шансы.
— Наши шансы равны нулю, Джитендра. Но если тебе от этого станет легче... — Она сильно заморгала. Ее глаза защипало от слез, но сейчас она ничего не могла с этим поделать.
