На этот раз дверь открылась без стука, и Юлия Оболенская фон Шредер проскользнула внутрь, выглядя такой же красивой, как в тот день, когда он встретил ее в мае 1946 года, хотя было немного трудно разглядеть в элегантной немецкой дворянке сегодняшнего дня того крепкого, как гвоздь, молодого майора Украинской повстанческой армии.
Его танковое острие продвигалось на север из Румынии, всего в нескольких километрах вглубь Украины, все еще почти в пятистах километрах от Киева, и иваны начали приходить в себя. Они крепко окопались, их проклятым танкам Т34 и КВ, казалось, не будет конца, и не слишком отдаленный грохот их артиллерии подсказывал ему, что ситуация вот-вот станет еще более ужасной, когда в его штабе появилась майор Оболенская и настояла на разговоре с ним. С ним — лично. Сначала его позабавило ее требование... но только до тех пор, пока он действительно не увидел ее. Ей было всего девятнадцать лет, и она должна была быть дома, беспокоясь о парнях. Это было его первой мыслью. Конечно, тогда он не знал, что она с пятнадцати лет боролась со сталинскими коммунистами, но он помнил, как подумал, что даже мешковатая форма не могла скрыть изящества — и стройности — осанки до нелепости юного майора. И все же тот факт, что она была красивой молодой женщиной, никак не укладывался у нее в голове. Ее волосы были коротко подстрижены, ногти коротко обрезаны и имели квадратную форму, сильные пальцы были в мозолях, на высоких скулах и пухлом рту не было и следа косметики, и единственное, что ее интересовало в тот день, — это обмен древних винтовок Мосина-Нагана ее партизанского отряда на что-то получше.
Его подчиненные пытались прогнать ее прочь. У командира целого бронетанкового корпуса, прокладывающего себе путь на вражескую территорию, было слишком много важных дел, чтобы тратить время на разговоры с одинокой дерзкой женщиной-майором-подростком из так называемой армии, состоящей из сумасшедших украинских националистов! Но что-то в ней привлекло его внимание. Одному богу известно, что именно, но он предостерегающе поднял руку своему начальнику штаба, поманил ее ближе и, поймав себя на том, что серьезно слушает ее страстную мольбу, понял, что это не обычная молодая женщина. Он никогда не забудет, как сияли ее глаза, словно он только что короновал ее императрицей, когда приказал своему квартирмейстеру выдать ее подразделению триста полуавтоматических винтовок G43. Или то, как эти длинные мозолистые пальцы за считанные секунды взяли одну из них... или то, как она навела прицел так быстро, как это смог бы сделать любой из его собственных ветеранов. Она была вдвое моложе его, невозможно было представить себе что-либо менее похожее на его любимую Эльфриду, и все же... и все же...
Она вошла в его жизнь в то время, когда он был наполовину мужчиной, существом, исполненным чистого долга, который потерял жену и отослал своего единственного сына, чтобы обезопасить его. Он не считал себя несчастным... до тех пор, пока она не наполнила пустую оболочку его жизни теплом и светом, и он заново не узнал через нее, что значит снова быть полноценным человеком. И теперь, когда она вошла в его кабинет, он снова поразился тому, как темные волосы струились по обе стороны ее волевого овального лица. В гордом поднятии ее головы, в небесно-голубых глазах под бровями в форме птичьего крыла, придававших ей царственный вид, который противоречил ее молодости. Может, она и была на два десятка лет моложе его, но обладала силой воли, равной во всех отношениях его собственной... И он понятия не имел, почему подпрыгивало его собственное сердце, когда она входила в комнату.
Он поднялся со своего места и тепло улыбнулся, протягивая ей руку.
— Ты хотел меня видеть, коханый? — спросила она, сжимая его руку, когда он поцеловал ее в щеку.
— Да, либлинг. — Он быстро сжал ее пальцы в ответ — ощущая их мягкость, вспоминая те военные мозоли, — а затем отпустил ее руку и протянул кольцо. — Не могла бы ты взглянуть на это?
Юлия склонила голову набок, затем взяла его и поднесла к кольцу на своем пальце.
— Где ты это взял? — спросила она. — Это то же самое, что и у меня. Их что, два?
— Нет. Когда-либо было сделано только одно. Это, должно быть, подделка.
— Если так, то это очень хороший вариант. Я с трудом улавливаю разницу.
Она показала ему оба экземпляра, чтобы он сравнил их при свете, и ему тоже было трудно найти какой-либо изъян в подделке. Бриллианты в новом кольце сияли еще ярче, чем в настоящем, но, возможно, это было результатом недавней чистки драгоценных камней. Он действительно заметил очень тонкие различия в деталях кольца. На подделке было несколько следов износа, которых не было на кольце Юлии, и оно было подогнано под палец другого размера, но, за исключением этих нескольких несоответствий, они были идентичны.
— Кто-то появился у ворот с этим, — сказал Клаус-Вильгельм. — Я приказал привести их сюда, чтобы посмотреть, в чем дело. Девочки в северном крыле?
— Как и должно быть.
— Сходи за ними. Отведи их в безопасную комнату.
Эти блестящие голубые глаза внезапно сузились, и из них на него посмотрела майор Оболенская.
— Ты ожидаешь неприятностей? — тихо спросила она.
— Не уверен и не собираюсь рисковать. Иди и забери их. И передай Мише, что я сказал, чтобы никто не приближался ни к кому из вас, пока я не скажу ему по-другому.
— Хорошо. — Она наклонилась и поцеловала его в щеку. — Я позабочусь об этом.
— Спасибо.
Она ушла, а Клаус-Вильгельм открыл правый ящик своего письменного стола. Он достал оружейный ремень, застегнул его на талии, вытащил презентационный "Смит-Вессон" модели 29 с гравировкой и зарядил шесть патронов "Магнум" калибра .44. Затем он убрал его обратно в кобуру и пожал плечами, расправляя свой расстегнутый мундир вокруг его неоспоримой массивности. Это оружие было представлено американским производителем оружия всего двумя годами ранее, и этот экземпляр был подарком генерала Эрнеста Хармона. Он и американец стали крепкими друзьями на Берлинской конференции 1949 года, где встретились Западный альянс и его новые союзники по Тихоокеанскому региону, чтобы скоординировать операцию "Оз" с жестокой кампанией на Восточном фронте, и с тех пор они оставались близки. Некоторые из его соотечественников-немцев, без сомнения, отнеслись бы к огромному револьверу с пятидюймовым стволом как к типичной американской гиперкомпенсации, но Клаусу-Вильгельму он подошел идеально.
И во что бы он ни попал из этого оружия, то должно было умереть...и это было именно то, что ему нравилось.
Он снял телефонную трубку и набрал номер фойе.
— Да, сэр? — ответил Антон.
— Приведи их сюда.
— И профессор, и доктор Шредер находятся внутри, — заявил Джеймс Ноксон, наблюдая за трансляцией с одинокого разведывательного беспилотника "Скарабей". Они задействовали только один беспилотник, как для того, чтобы уменьшить шансы на обнаружение, так и потому, что были почти уверены, куда направляется Камински.
И они были правы.
— Рекомендации? — спросил Джонас, стоя в передней части мостика, где земная гравитация для разнообразия тянула их вниз.
— Я возглавлю группу наших операторов при штурме резиденции, — сказал Нокс. — Мы уберем обоих мужчин прежде, чем кто-нибудь узнает, что мы там.
— Или мы могли бы просто ворваться двумя хронопортами и сравнять это место с землей, — возразил Джонас.
— Хронопорты не являются расходным материалом.
И я поклялся твоему отцу, что ты вернешься из этого живым, — подумал Нокс. — Я не собираюсь снова потерпеть неудачу.
— Ты тоже не расходный материал, — возразил Джонас.
— Мы не знаем, где находится времялет. Это слишком рискованно.
— Забудь об этом. Я не отправляю вас и операторов в неподдерживаемый режим. Я своими глазами видел, что оружие этого корабля делает с людьми. Это разорвет тебя в клочья, а потом для пущей убедительности замульчирует эти клочья.
— Это меня не достанет.
— Я сказал, забудь об этом, — сказал Джонас, теперь почти криком.
— Как скажете, заместитель директора, — ответил Нокс с невозмутимым спокойствием.
Джонас вздохнул. Он закрыл глаза и потер виски.
— Мы в трехстах километрах от резиденции. Нам потребуется слишком много времени, чтобы связаться с вами, если все попадет в мусор и времялет атакует.
— Тогда каковы будут ваши приказы?
— Сначала мы отправим "Кортик", как ты и предлагал. — Джонас поднял голову, на мгновение задумался над картой, затем провел линию к северу от резиденции. — Но хронопорты пронесутся сзади, прямо сюда. Мы идем низко и бесшумно. Мы должны быть достаточно далеко, чтобы нас не заметили, но достаточно близко, если вам и операторам понадобится помощь.
Нокс кивнул. Ему показалось, что промежуточный пункт находился достаточно далеко от места действия.
— В таком случае, я хотел бы получить ваше разрешение перейти в мой боевой модуль.
— Согласен. Загружайся, Нокс.
— Сэр. — Он повернулся и направился к выходу с мостика.
— А, Нокс? — спросил Джонас, не отрываясь от карты.
— Да? — Он оглянулся на сына, которого отправил защищать на этот корабль.
— Не делай там никаких глупостей.
Он не смог ответить ничем стоящим, поэтому снова повернулся и зашагал в заднюю часть корабля, затем спустился по трапу вниз, где одиннадцать специальных операторов готовились к бою в умной броне, с рэйлганами и управляемыми гранатами. Два из них проводили окончательную диагностику боевых беспилотников.
Они прекратили то, что делали, и ждали, когда он заговорит.
Он прошел мимо них к черному эндоскелету, прикрепленному к стене металлическими лентами и увешанному оружием: тяжелый рэйлган для правой руки; огнемет для левой руки; гранатомет, установленный на плече; динамическая броня из мальметалла; полное покрытие умной поверхностью; маневровые ускорители в ногах, плечах и руках; и пушка с полным набором активных и пассивных прицелов. Операторы уже загрузили в модуль резервный хронотонный телеграф "Следопыта-6", что было стандартной процедурой для наземных миссий ДТР.
Он посмотрел на гладкую безглазую голову. Боевой модуль представлял собой вершину наземного вооружения Администрации для чего-то размером с человека. Он был одним из первых добровольцев, поселившихся в этих машинах для убийства, и на его счету были сотни успешных боевых вылетов.
— Впусти меня, — приказал он и снял куртку.
Операторы прорезали тонкий шов в его искусственной коже в форме буквы U на полпути вниз по спине и приподняли его, чтобы открыть прорезь для доступа к его кассете. Он отправил код разблокировки, и они вытащили незапертую кассету из его позвоночника.
Мир исчез, сменившись простыми меняющимися цветовыми узорами и почти музыкальными фоновыми звуками, предназначенными для предотвращения сенсорной депривации, если его коннектом будет находиться в таком состоянии слишком долго.
Загружающаяся виртуальная реальность исчезла всего через несколько секунд, и ему не пришлось открывать глаза.
У него их не было.
Комната, одиннадцать операторов и пустая оболочка его синтетического тела сформировались вокруг него в виде сложных конструкций из визуального света, инфракрасного излучения, ультрафиолета, сонара и радара. Он больше не был человеком, а представлял собой смесь оружия, брони и технологий. Он не выглядел человеком, не чувствовал себя человеком.
И у него не было никакого желания быть человеком.
Больше нет.
Антон Сильченко провел Бенджамина и Райберта через отделанное золотом фойе, освещенное хрустальными люстрами, свисающими с высокого сводчатого потолка, затем вверх по величественной лестнице, устланной красным ковром, на балкон второго этажа, который ответвлялся к трем крыльям. Второй этаж временной резиденции был более чем в два раза выше первого, что позволяло создавать по-настоящему просторные интерьеры, призванные впечатлять посетителей своим размахом и величием, в то время как комнаты на нижнем этаже выполняли более приземленные функции.
Двое мужчин из службы безопасности последовали за ними с автоматами наизготовку.
Бенджамин задался вопросом, был ли его отец в этот самый момент где-нибудь в резиденции. Он быстро подсчитал в уме и прикинул, что Клаусу Шредеру в этой части временной шкалы должно было быть около семнадцати. Клаус навещал Клауса-Вильгельма на Украине ближе к концу его губернаторства, после того как утихли самые ожесточенные атаки партизан, но большую часть своего времени он проводил в США, поэтому Бенджамин не думал, что столкнется с ним.
Что его вполне устраивало, потому что прямо сейчас у него было достаточно забот, чтобы не впутывать в это дело подростковую версию своего собственного отца.
— Еще оружие, — пробормотал Райберт себе под нос. — Почему каждый, кого мы встречаем, хочет наставить на меня пистолет?
— Успокойся, — прошептал в ответ Бенджамин. — Это то, чего мы хотели.
— Я спокоен. Просто расстроен, вот и все.
Они повернули направо, в восточное крыло, где более холодные цвета сменили теплые красные и золотые тона фойе. Завитки светло— и темно-синего цвета взбирались по стенам, а насыщенные пурпурные спирали стелились по полу.
— Что ж, мы добились этой аудиенции, — прошептал синтоид. — Каков твой следующий шаг?
— Просто предоставь это мне. У меня все под контролем.
Райберт оглянулся на солдат. Хотя технически они не держали их под прицелом, у них все еще было оружие.
— Конечно.
— Ты доверяешь мне, не так ли?
— Думаю, да.
Антон повел их по коридору, высота которого превышала его ширину, со стенами, увешанными картинами с изображением диких животных и живописными видами. Времена года менялись по мере того, как они проходили мимо, и заканчивались унылыми картинами украинской зимы прямо за толстой дубовой дверью.
Антон постучал.
— Войдите, — раздался приглушенный голос.
— Губернатор сейчас примет вас. — Антон открыл дверь и жестом пригласил их войти.
Бенджамин вошел в прямоугольный кабинет, небольшой, но дорого обставленный, и встретился взглядом с дедушкой. Он был высок и широкоплеч, как большинство мужчин Шредеров, с копной светлых волос и серыми глазами, которыми он когда-нибудь будет колоть внуков, когда они будут лгать.
Но это был не увядающий патриарх семьи со впалыми щеками и слабеющим зрением. У него была сильная спина, крепкие мускулы и непоколебимый взгляд. Глубоко внутри Бенджамин все еще ожидал увидеть любящего дедушку, который будет потчевать его историями о семейной гордости, но вместо этого он обнаружил возвышающуюся фигуру, в десять раз превосходящую его ожидания.
Клаус-Вильгельм едва заметно поморщился, глядя на Бенджамина.
Он видит семейное сходство, — подумал Бенджамин. — Ну, конечно, он это делает. Он жесткий и умный. Меньшего я и не ожидал.
Клаус-Вильгельм поднял кольцо. — Кто из вас принес это? — спросил он по-английски.
— Это принес я, сэр, — сказал Бенджамин, почти инстинктивно выпрямляясь.
— Вам придется кое-что объяснить.
