К великому счастью, местное начальство не додумалось отправить дальше бойца, который всё это обнаружил. Его оставили при гарнизоне и уже скоро он весьма косноязычно рассказывал об истории нахождения этой комнаты. Выходило, что их рота прочесывала улицу города, брошенного немцами настолько стремительно, что в нём остались практически все тыловые подразделения, которые никто не посчитал нужным информировать об отступлении. "Какое тут отступление, скорее уж бегство", — самодовольно усмехнулся Андрей. Боец подробно перечисляя все события того дня, видать особисты старательно вытрясали из него душу все эти дни, не понимая, чего же именно с ним делать? То ли отпустить, то ли в штрафную роту отправить? И только приказ, пришедший с таких верхов, что и думать об этом страшно, разрешил все проблемы. Приказ гласил, что нашедших всё необычное нужно немедленно изолировать, но содержать в самом мягком варианте, до прибытия ответственных лиц. Наконец, ответственное лицо прибыло и обрадованный старлей-особист поспешил догонять свой полк, правда, до этого пришлось пересказать все свои впечатления в непонятную штуку, названную какими-то гражданскими магнитофоном.
Боец не умел красиво говорить, но обладал очень хорошей памятью. Он старательно перечислил все заведения и жилые дома, пройденные им на этой улице. Андрей слушал всё это вполуха, спрятанный в соседней комнате магнитофон запишет всё, потом и познакомимся с несущественными деталями. Внимательным он стал только, когда речь зашла об осмотре гимназии.
— Дык, ничего здеся, товарищ батальонный комиссар, окромя этой железяки не было. — Поспешил его уверить боец. Немного подумал и добавил. — Ну рази, сторож тут ошивался.
— Какой сторож? — Поспешил зацепиться за вновь появившуюся ниточку Сашка, игравший на этом допросе роль второго следователя, хотя им до сих пор было непонятно, кто из них "злой", а кто "добрый" следователь, да и нужен ли в данном случае "злой". Но вот необходимость Сашки отвергать не стоило, так как он умел видеть те мелочи, которые Андрей в силу своего незнания реалий этого мира с лёгкостью пропускал.
— Дык, немецкий, какой же ишо? — удивился непонятливости командиров боец.
— А где этот сторож? — поспешил прервать его Сашка.
— А кажись, со мной в одном доме был. Видал я его один раз. — Огорошил их боец.
Пришлось ещё раз мысленно извиниться перед особым отделом прошедшей вперёд стрелковой дивизии. Через несколько минут озадаченный боец охраны торопливо проталкивал в дверной проёма человека в замызганном рабочем комбинезоне. Был немец долговяз, сутул и подавлен, старательно опускал взгляд, пряча глаза и лицо от встречающих его командиров Красной армии. Нервно теребил руки, хотя их ему следовало бы спрятать подальше от всех любопытных взглядов, ибо его руки никак не могли принадлежать работяге, добывающему своё пропитание физическим трудом.
Андрей старательно вглядывался в лицо "сторожа", пытаясь вспомнить ту единственную фотографию Конрада Цузе, которую ему удалось однажды выдернуть из "интернетовских дебрей". Но никаких подробностей не вспоминалось. И тогда Андрей, усердно сохраняя спокойное выражение лица, сказал:
— Добрый день, господин Цузе, как вам условия содержания?
Немец вздрогнул, вычленив из фразы на незнакомом языке свою фамилию, но всё ещё на что-то надеясь повернулся к переводчику, ожидая что тот скажет совсем другое. Но чуда не произошло. И тогда понимая, что его раскрыли он выпрямился, расправил плечи и посмотрел на Андрея взглядом человека, осознающего цену себе.
— Ну вот и прекрасно, господин Цузе. — Расслабился Андрей. — Я думаю, что нам найдётся о чём с вами поговорить. Если, конечно, вы опять не начнёте изображать из себя сторожа? — Выдержав многозначительную паузу, которая должна была проявить реакцию собеседника, он убедился, что тот не собирается запираться, и продолжил. — Я хочу вам предложить быть с нами откровенными. Вы должны понять, что никто не считает вас военнопленным, а тем более не собирается применять к вам какие-либо меры репрессивного характера.
Заметив, что лейтенант-переводчик, подготовка которого предусматривала допросы военнослужащих, начинает спотыкаться на переводе интеллигентных пассажей Андрея, инициативу в свои руки перехватил Сашка.
— Ты ему просто скажи, что пусть не боится. Никто его бить, а тем более расстреливать не будет. — Направил деятельность переводчика в новое русло куратор Андрея. — Поясни, что его машина по достоинству оценена руководством Советского Союза и предложи работу по той же специальности, но в Москве.
Оценив Сашкины пояснения, Андрей добавил от себя:
— И скажи ему, что его деятельность не принесёт вреда Германии. Мы воюем с Гитлером, а не с немецким народом.
Так и не поняв, кто из этих двоих является большим начальством, переводчик старательно объяснил немцу всё, что от него хотят. К великой радости лейтенанта пленный и сам не собирался изображать из себя героя и с легкостью согласился на все предложенные ему условия.
Дальнейший разговор состоял из мало понятных переводчику, но вполне переводимых предложений о принципах работы установленной в комнате машины. Лейтенант волновался, выдавал несколько вариантов перевода услышанных фраз, но к его удивлению батальонный комиссар понимал всё с полуслова, даже сам предлагал различные версии непонятных переводчику слов, как будто знал их смысл заранее.
Глядя в удивлённые глаза немца и переводчика, ибо ему приходилось пополнять их речь многими очевидными для инженера Цузе, но совершенно неясными для армейского переводчика понятиями, Андрей добился того, что немец поверил ему окончательно. И вдобавок, как ему кажется, совершенно изменил своё мнение о советских комиссарах.
Содержательная беседа была прервана самим майором Ситниковым. Удивление Андрея с Сашкой тем, что командир охраны собственной персоной примчался сообщать свежие новости, усилилось после сообщения о подполковнике НКВД, разыскивающем батальонного комиссара Банева. Это уже было серьёзно. Знать, кто на самом деле командует конвоем могли только в Москве.
Был представитель Ставки высок, худощав и даже красив, по крайней мере докторша, оставшаяся в машине встреченного ею подполковника, так как непонятно было куда ей идти, и теперь сопровождавшая его, засмотрелась на батальонного комиссара с явным интересом. Но самое главное, с точки зрения Виктора, был он для этой должности непозволительно молод. Ему свои три шпалы достались тяжёлым трудом и почти восемнадцатью годами службы. Как пришёл восемнадцатилетним оболтусом в далёком уже двадцать третьем году в роту ЧОНа, так и служил "верой и правдой" как "медный чайник". А этот красавчик едва старше тридцати лет уже "личный представитель Ставки". Наверняка, чей-то высокопоставленный сынок.
С трудом скрывая раздражение, Виктор сообщил батальонному комиссару о прорыве немецкой части из Варшавского котла и предложил тому немедленно убираться из города, пока на его окраины не вышли танки противника.
— Вынужден вас огорчить, подполковник, но покинуть город немедленно не имею никакой возможности. — Ответил тот с какой-то ленцой, и даже, как показалось Виктору, с усмешкой. — К тому же мне хотелось бы знать с кем я в данный момент разговариваю?
— Хочу вам напомнить, что вы разговариваете со старшим по званию! — Начал закипать Виктор, краем глаза улавливая, как отвернулся, пытаясь скрыть свою усмешку, сопровождающий представителя Ставки инженер-капитан.
— Ладно, подполковник, не кипятись! — Миролюбиво ответил батальонный комиссар и протянул Виктору свои бумаги. — Немедленно сбежать я не имею никакой возможности. Мне надо здесь одну железяку со всей осторожностью демонтировать и погрузить, да так, чтобы мои инженеры в Москве смогли её обратно свинтить без ошибок. — Представитель Ставки выдержал паузу и добавил. — Надеюсь, ты понимаешь, что это требует времени?
Бумаги впечатляли. Кроме подтверждения личности стоящего перед ним батальонного комиссара и приказа исследовать и вывезти обнаруженное устройство, была там ещё одна бумага, от которой даже у видавшего виды подполковника Зайцева зашевелились волосы на голове. Она давала право личному представителю Ставки батальонному комиссару Баневу подчинять себе воинские части вплоть до дивизионного звена. Хотя подобная индульгенция была и у Виктора, но она не поднимала его власть выше уровня батальона.
Виктор неопределённо хмыкнул и протянул свои документы, в том числе и удостоверение личного представителя наркома НКВД. Пришёл черёд удивляться Баневу. Вернув бумаги, тот без прежней барственной лени извинился:
— Прости подполковник за представление, но я действительно не могу немедленно уехать. И не думаю, что это надо делать без разведки. Сейчас отправим бойцов прочесать дороги, а потом будем решать что делать.
Он развернулся к командиру своего конвоя, майор достал карту, батальонный комиссар начал уточнять по каким дорогам можно уйти из города.
Виктор тем временем рассматривал устройство, из-за которого затеян весь этот шум. Железный шкаф больше всего походил на телефонную АТС, ничего другого Виктору на ум не приходило. Но вряд ли из-за нового способа соединять телефоны прислали личного представителя Ставки. Ясно, что эта хрень представляет собой какое-то новое оружие. Но какое?
— Извини подполковник. — Прервал его размышления батальонный комиссар. — А где части прикрытия города? Здесь три госпиталя, раненых больше тысячи.
— Я и есть части прикрытия. — Ответил Виктор, решивший всё ещё на подъезде.
— И сколько у тебя людей? — Упорствовал Банев.
— Столько, сколько сумею собрать. — Огрызнулся Виктор.
— Майор отставить разведку дорог. — Повернулся батальонный комиссар к Ситникову. — Проведите осмотр местности на предмет организации обороны города, отправьте своего заместителя выяснить какие части есть в городе и переподчините их себе, если нет никого старше вас по званию. Если такие будут, направьте их ко мне.
Майор козырнул и умчался исполнять.
Виктор медленно втянул в себя воздух, задержал дыхание и так же медленно выдохнул. Успокоиться почти удалось, по крайней мере он удержался от того, чтобы немедленно сорваться на мат.
— Товарищ батальонный комиссар, надеюсь вы понимаете что делаете? — Начал он с плохо скрываемой яростью. — Насколько я понимаю в ваши задачи не входит останавливать немецкие танки. И если вам поручено демонтировать и вывезти это устройство, значит вы должны это сделать.
— Товарищ подполковник, — ответил тот не менее официальным тоном, — у нашей группы также есть несколько других задач, выполнение которых требует моего личного присутствия.
Виктор резко развернулся и поспешил к выходу. У него есть и другие дела, кроме попыток поставить на место этого мудака. Оглянувшись на представителя Ставки, вслед нему поспешила и докторша.
— Зря ты с ним так. — Сказал Сашка как только подполковник вышел. — Вроде нормальный мужик.
— Да понимаю я. — Отмахнулся Андрей. — Но не можем мы удрать отсюда. Мы на данный момент в этом паршивом городишке самая боеспособная часть. Как мы в глаза тем мужикам смотреть будем, что тут полягут.
— Кто ж возражает. — Продолжил Сашка. — Вот только если ты погибнешь или в плен попадёшь, Верховный всех генералов в округе под трибунал отправит.
— Дорогой инженер-капитан, вы тоже представляете не меньшую ценность. — Съязвил Андрей. — Но хочу тебе напомнить, что нам ещё нужно зенитки в бою проверить.
— Да вряд ли немецкая авиация сюда доберётся.
— "Шилка" и по наземным целям неплохо в моё время работала. — Возразил ему Андрей. — Хоть неэлектронный вариант испробуем.
Прервав недолгое молчание, в помещение ввалились инженеры научной группы, перебросились несколькими фразами с Андреем и Сашкой и приступили к исследованию машины Цузе, которую нужно было разобрать для погрузки. Озадаченный переводчик принялся переводить вопросы советских учёных немцу. Работа закипела.
Андрей надел фуражку и заспешил к выходу.
Подъезжая к зданию комендатуры, Виктор с удивлением обнаружил в одном из дворов танк со знакомым номером. "Неужели Банев, как он мог тут оказаться?" — удивился Виктор и следом за этой мыслью пришла ещё одна о том, что представитель Ставки имеет такую же фамилию, как и этот знакомый ему танкист. Неужто родственники? Танкист ведь говорил, что тоже из Москвы.
Эмка Виктора свернула во двор комендатуры. Увидев начальство поспешил к нему с докладом дежурный сержант. Виктор отмахнулся от него и заспешил к коменданту.
Немолодой майор с рваным шрамом на правой щеке и значком за Халхин-Гол выслушал внезапно свалившееся начальство спокойно, не торопясь с ответом, прошёлся по кабинету, поглаживая шрам. Наконец остановился напротив Виктора.
— В настоящий момент во вверенном мне населённом пункте находятся следующие подразделения. — Майор взял со стола свой планшет и продолжил. — Комендантская рота неполного состава. Сапёрный взвод. Зенитная батарея. Противотанковая батарея на переформировании. Другие мелкие тыловые и хозяйственные подразделения второго танкового корпуса.
— А танки? — спросил Виктор.
— Танков нет, по крайней мере на ходу. — Ответил майор и, подумав пару секунд, добавил. — В ремонтных мастерских есть несколько штук без двигателей.
— А в соседнем дворе танк стоит? — удивился Виктор.
— А этот! — Протянул майор. — Танк есть, но экипаж под следствием, на гауптвахте сидит.
— Где гауптвахта?
— Да здесь же в боковой пристройке. — Ответил майор.
Через пять минут, оставив озадаченного майора собирать своё немногочисленное воинство, Виктор заспешил на гауптвахту. Дежурный сержант, проводивший его до самых дверей, торопился объяснить вину проштрафившихся. Получалось, что танкисты оказались под арестом за драку учинённую в паре домов отсюда. Были изрядно навеселе, а потому, когда прибыл патруль, вместе со своими противниками принялись бить его. Всё бы ничего, но лейтенант, командир патруля, где-то в штабе корпуса родственника имеет. Раздул это дело до небес, пару синяков на лице превратились "в нападение на командира при исполнении", а это уже штрафной батальон. Вот и маются ребята под арестом. Майор, умный мужик — не то что некоторые, тормозит это дело как может, а вот замять не получается — сверху не дают.
В большой камере гауптвахты томилось бездельем шесть человек. Четверо танкистов и двое в мешковатой форме Осназа. Виктор даже присвистнул от такой удачи.
Сержант Банев, кемаривший вполглаза при виде знакомого ему начальства подскочил с докладом.
— Товарищ ... подполковник. — Володька с трудом подавил своё удивление, обнаружив недавнего капитана с петлицами подполковника, и продолжил. — Вверенный мне экипаж находится под следствием за ... драку.
— Дурак ты сержант. Нашёл время для драки. — Отреагировал Виктор, повернулся к начальнику караула. — Я забираю всех.
— А как же лейтенант Гринштейн? — Попытался возразить дежурный сержант.
— Передай лейтенанту, что свои обиды он может засунуть себе в задницу. — Ответил Виктор. — А если ему этого мало, то пусть ко мне придёт, я ему всё остальное объясню.