Но Чарльза русский толком не видит. Чарльз в тени дома, русский в тени конюшни. Стоило бы догадаться, что он будет спать на сеновале, стеречь коня. Пацаны сказали: свечка горит в доме. Но свечка может гореть и без человека; точнее надо задачи ставить!
— Почему ты раскрылся, американец?
— Мы пока не враги. Это недоразумение.
Русский шевельнулся, прорисовавшись на фоне серых бревен — Чарльз выстрелил не думая, как учили — русский мешком упал вперед. Подскочив, Чарльз увидел, что попал идеально: пуля прошла впритирку по голове, оглушив не хуже гранаты… Все-таки кабинетным полковникам иногда надо уметь стрелять!
Откинув ботинком чужой револьвер, Чарльз подхватил русского подмышки и быстро, пока тот не очухался, втащил его в дом, усадил к неподъемному столу, на лавку, спиной в стену. Но, едва повернулся достать вязки, чертов комми очнулся. Вот же крепкая голова!
Чарли с ужасом понял, что собственные руки слушаются, как сквозь вату. Вспышка светозвуковой не прошла бесследно, хотя он и стоял метрах в трех, не меньше. Сейчас в рукопашную лучше не лезть… И даже близко лучше не подходить. Чарльз направил на русского револьвер, “придавив” лучом подствольного фонарика:
— Руки на стол, чтобы я видел.
Русский вытянул пальцы, размял — поверх стола, как в детстве поверх одеяла. Зажмурился. Точно, для него это неожиданность. Не американца он тут ожидал встретить.
— Если мы не враги, почему ты стрелял?
В голосе русского не прозвучало злобы. Чарльз подумал-подумал, и выключил слепящий фонарик. Чтобы не привлекать зрителей снаружи.
— Мы пока и не друзья.
Но что ему теперь делать? Конвоировать пленника… Куда? Одному? Не смешно! Обученную тварь из московской разведки Чарльз не удержит. Беквит хорошо помнил, как ловко пленник уворачивался в первый раз. Чарльз один! И руки все еще подрагивают.
Русский усмехнулся — Чарльз едва не выстрелил с перепугу. Комми тоже все понимал прекрасно. Стоит Чарльзу отвести ствол на долю секунды…
— Ты не знаешь, сколько тут нас.
— А ты не знаешь, сколько тут нас.
— Пат.
У комми, наверняка, могут быть еще люди. Комми прекрасно умеют нагонять жути массовостью. Как-то раз переодели столько агентов, что поставили на окраине Сайгона фальшивый участок Военной Полиции. Хватали американцев из увольнения, понятно, что пьяных в доску — и уж чего у них там выспрашивали по пьяни, кто теперь вспомнит?
Хорошо, подумал Чарльз, попробую мозги ему заплести.
— Слушай… Можешь объяснить вот что? Я русский учил-учил, но все не понимаю… Перед каким словом в предложении: “Мужики, кто крайний за пивом?” — нужно ставить “бля”?
Резидент хмыкнул:
— Зависит от контекста, который ты хочешь сообщить очереди. Рассмотрим по порядку… Ты ведь не торопишься?
Чарльз молча поднял уголки губ: шутник, блин. Прямо сейчас встану и побегу, а тебя тут оставлю.
Резидент сказал тоном лектора:
— Рассмотрим первый случай: “Бля, мужики, кто крайний за пивом?” Это нейтрально. Вроде: “Ух ты, очередь какая длинная. Ну ничего, постою с мужиками”.
Чарльз услышал: хрустели ветки. Кажется, волокли что-то. Иногда знакомо всхрапывала лошадь. Вернулись храбрые лесовики? Или те, оглушенные, прочухались?
Почему русский вообще с ним говорит, это же все уставы запрещают?
Время тянет, понял Чарльз. Очень может статься, вертолета ждет. Или как тут у них эвакуация организована. Нет, надо его пристрелить и бежать. Нечего дожидаться, к черту вязки. Придет подмога, тогда не смоешься.
А если его поддержка тут, за углом? Застрелить не шутка, но труп в заложники не возьмешь.
— … Второй случай. Сместим на слово. “Мужики, бля, кто крайний за пивом?” Уже некоторое недовольство: “Вот ведь выстроились тут, а я думал, не будет очереди”. Если добавить восклицательный знак, получится: “как я вас ненавижу, алкашей!” Тут могут и в морду…
Капитан прислушивался: похоже, второй волны не будет. И первую, видимо, американец собрал наспех. Каков черт! Не местный, а вписался с пол-оборота. Стреляет здорово — Капитан из короткого умел тоже, но это прямо ковбой, куда там Клинту Иствуду, тот все больше перед камерами геройствовал. Этот вон, в темноте, по силуэту — и так точно.
Хм. Ну, или он в голову целился, но промазал. Тоже… Ненулевая вероятность.
— … Кстати, ты из ЦРУ или РУМО?
— Если я скажу, что первое, как ты проверишь?
Оба хмыкнули. Документы в нагрудном кармане взять? А нету. Не то, чтобы документов: нету пока и карманов. Не придумали на Вестеросе. Хотя поют песни про восемь тысяч лет истории.
— Премия за честность. Объясняю случай три. “Мужики, кто, бля, крайний за пивом?” Здесь ты выражаешь откровенное раздражение, но четко по делу. “Ровно в очереди стоять не можете. Конец очереди не найдешь”.
— Ну да, — выдохнул Чарльз, шевеля пальцами в ботинках. Может, сунуть ему в нос хлороформа, и сбежать? Но для этого придется подойти к твари вплотную, а руки все еще дрожат. И главное: хлороформ в мешке, мешок Чарльз положил у калитки, прежде чем идти на штурм. Если даже мешок не унесли местные герои, придется оставить пленника без надзора, и тот сразу вернет себе оружие… Допустим, русский не станет стрелять — он тоже, наверняка, не желает проблем. Но контроль ему отдавать вообще нельзя!
— … У вас же там очереди. Нам рассказывали. Ответная любезность… Если можно. Ты из КГБ или ГРУ?
Капитан думал: “Почему он разговаривает? Время тянет, иных вариантов нет. Ждет команду эвакуации. Бежать надо сейчас, пока конвой не пришел… Впрочем, лучше бы нашлась команда эвакуации, потому что иначе этот сукин кот прострелит мне колени.”
Капитан очень осторожно нажал на столешницу правой рукой. Рука слушалась, хотя голова трещала немилосердно, и казалось, будто столешницу тоже качает.
Вслух он сказал:
— Хуже. Я кооперативный. Частная лавочка.
— Шутишь?
— Ага, так вот. Решили воспользоваться вашим опытом и завели частный сыск. Но на ваш опыт наложился наш колорит, и получился частный КГБ. Коммерческий.
— Оригинально… А можно мне пару тайн по скидке?
Капитан ухмыльнулся, не отвечая. Теперь он проверил другую руку. Левая тоже слушалась, но мир в глазах по-прежнему качался. Сделав медленный глубокий вдох-выдох, Капитан сказал:
— Случай четыре. “Мужики, кто крайний, бля, за пивом?” Фраза сравнительно нейтральная. Недовольство есть, но оно нацелено не на собеседников. “Хотя бы пиво есть. Но искал-то я чего покрепче.”
Чарльз подумал: “Может, просто пристрелить его, и с концами? Но не придется ли к рассвету, когда примчится коммунистическая подмога, выкупать этим человеком собственную жизнь? Русские не простят. Кто работал с ними в Африке, говорят: русские приходят всегда.”
— … Случай пять. “Мужики, кто крайний за пивом, бля?” Это ты прямо пароль называешь: “Мужики, я свой”…
— А тебя за выдачу пароля не взгреют?
Капитан думал: “Интересно, сколько их тут вокруг? Весь континент они уже подмяли, либо шансы у нас пока есть?”
— … Ну и окончательный вариант. Произносится с паузами: “Мужики, бля… Кто, бля… Крайний, бля… За пивом, бля?” Означает: “Мужики, очень хреново, пропустите без очереди”… У нас нет очередей за пивом, американец. Лет пять, с тех пор, как позволили кооперативы. Все эти секреты — прошлый век. Ружья, чищенные кирпичом, понимаешь?
— Тогда скажи серьезно, — Чарльз подобрался. — Ваша цель? Почему вы вмешиваетесь? У себя дома никак не осиливаете нормальную жизнь построить?
— Вы у себя в Англии ведь не осилили тоже, на “Мейфлауэре” уплыли во чисто поле, индейцев оспенными одеялами травить.
— Так и вы до людоедства доходили. Чем вы лучше американцев? Чем лучше ваш коммунизм?
— Я не комиссар, а ты не проповедник, верно?
Чарльз потянул плечи, потом напряг и расслабил бедра. Голени. Вдохнул и медленно-медленно выпустил воздух через нос.
— Допустим.
— Уберем коммунизм и капитализм. Что ты предлагаешь вместо них?
— Почему не остановиться, русский? Смотри, как люди здесь живут. Им только немного медицины, и можно неплохую страну получить.
— Вечно киснуть в средневековье?
— Всегда ли прогресс — благо? Слыхал, наверное, выражение: “Мы не получили Землю в наследство от предков, а взяли взаймы у детей”.
Резидент начал рассуждать вслух — видимо, нужное событие никак не наступало, и русский продолжал тянуть время:
— Плюсы: очень бережное отношение ко всему, экономичность, учет. Люди соревнуются, кто больше сэкономил и передал детям. Вроде бы хорошо. Но. Минусы: никаких серьезных преобразований. “Дети разберутся”. Отобрать у соседа и оставить своим наследникам — это хорошо. А вот революция, перемена правления — это плохо.
Неожиданно Чарльз и сам заинтересовался. Вокруг плыла темная ночь. За стенами дома по верхушкам старого сада шел ветер. За спиной, судя по звукам, не стоял никто. Чарльз ведь в самом деле никогда не встречал настоящих комми, не выученных ими марионеток, а подлинных советских. Частный КГБ, выдумают же такое!
— Ни коммунизм, ни капитализм проблемы ресурсов не касаются.
Резидент вздохнул:
— Мы не трогаем, потому что надеемся на Космос. Там один астероид обеспечивает металлов на сто лет всему человечеству. А вы капиталисты. Вам просто пофиг.
Чарльз потянул плечи, потом напряг и расслабил бедра.
— У нас мир свободный. Не прикажешь всем одинаково. Экологию придумали не сразу. Только когда индустрия в силу вошла, когда заводами всю землю покрыли. Раньше мир выглядел неисчерпаемым и бесконечным. Откуда предпосылки бы взялись? Русский, а ты сам что предложишь?
— Вместо коммунизма? — Резидент задумался. За окном протопали шаги; Чарльз испугался, что пришли еще люди — но это конь, выбравшись из полуразваленного стойла, доставал губами тонкие ветки с яблони.
Русский говорил медленно, строя фразу на ходу. Чарльз только сейчас понял: они говорят на английском. Вполне приличном английском. С другой стороны — а на каком еще? Не на местном обезьянском же.
— … Что будет после коммунизма? Если при коммунизме решена проблема обеспечения материалами… Допустим, условие выполнено. У всех есть… Пусть не все, но основное, по Маслоу… Каков будет следующий строй? Будут ли в нем объединяться люди и для чего?
Чарльз усмехнулся:
— Ты хочешь сказать, что детские игры, в которых человек не задумывается о питании и смерти от старости — модель пост-коммунизма? Не верю! Какие коммунисты без гулагов и крематориев? Так не бывает.
— Ну, разумеется: divide et impera, кто бы сомневался. Лучший способ divide — посеять страх между людьми. Человек человеку риск.
— Стоят же капиталистические страны безо всяких ваших великих проектов и руководящей роли партии. В чем разница?
Резидент осторожно загнул палец:
— Во-первых, бесплатная медицина.
— У нас есть страховая медицина.
— Нет, американец. Смотри. В медицине самое дорогое и сложное — исследования. Чтобы они окупались, надо или миллионы таблеток, или одна таблетка за миллион долларов.
— Так в чем же разница?
— Разница в том, что мы налоги направляем на такие вот исследования. А не на спасение от банкротства финтрестов наподобие: “Братья Шифферы”, “Кун и Лееб”. Вот почему наши таблетки дешевле стоят.
Чарльз еще раз пошевелил кистями. Кажется, руки оттаивают. Не спугнуть бы… Тянуть время дальше.
— А что хорошего в ваших рабочих законах? Восьмичасовой день и раньше использовали.
— Использовали филантропы. По желанию. Хороший буржуй мог беречь людей. Плохой мог не беречь. У нас хороший, плохой — по закону восемь часов, и неебет. Про бесплатное образование будем спорить, или сразу ноль записываем?
Чарльз потянул плечи, потом напряг и расслабил бедра. Голени. По стопе побежали иголочки. Точно, кровообращение возвращается.
— … У нас охрана здоровья системная. Система доктора Семашко называется. Ну и, как следствие всего этого: у нас другое отношение к миру. Другой подход к возможным контактам с Неизвестным.
— И поэтому мы тут оба ждем рассвета?
Не купился Резидент, не выдал, чего на самом деле ждет. Заговорил о другом:
— Шутки шутками, а граненый стакан удобнее держать, чем гладкий. Я тебе про пивную очередь рассказал — взамен ты мне расскажи, почему у вас туалетная бумага в камуфляже? Что за милитаризм в сортирных вопросах?
— У нас лопухи не растут. Ядовитым плющом подотрешься, волдыри гарантированы на несколько месяцев. Поэтому мы в лес ходим только с бумагой. Второе, у нас водится белохвостый олень. Королевская дичь, мясо — во!…
Чарльз сжал свободную руку в кулак, отогнув большой палец. Руки почти оттаяли. Еще минут пять, и…
— И дальше всегда одинаковый сценарий: один охотник подтирается, а второй, поодаль, думает: ага, белое пятно крутится! Это ж олений хвост! Ну, охотник берет упреждение, и попадает аккурат в голову.
Резидент промолчал. Чарльз еще раз пошевелился всем телом. Сказал:
— В Сеуле, когда мы его третьим разом заняли, встретил знакомого корейца. Он говорит: “Слава Богу, что вы опять пришли!” Я ему: “Как ты уцелел?” Он помялся, однако, не скрыл: “Очень просто. Когда приходят коммунисты, я им так же говорю: ну слава Богу, что вы опять пришли!” Ох, помню, я тогда обиделся: “Для тебя, значит, никакой разницы нет?” А кореец мне: “Есть разница, есть. Комиссару я не могу признаться, что обеим сторонам говорю одно и то же.” Так что русский, другого определения разницы у меня нету.
Тут русский нажал руками на правый край столешницы, а ногами снизу ударил в дальний угол слева.
Столешница почему-то оказалась не прибитой!
Углом толстого щита, едва не сломав Чарльзу пальцы, выбило “кольт” в потолок, откуда ствол рикошетом полетел в темный угол. Столешница как бы провернулась на диагональной оси; Чарльз успел заметить снизу что-то, чуточку светлее, чем старые доски — потом столешница с грохотом рухнула и теперь подняла тот край, что к русскому.
С изнанки вставшей дыбом столешницы Капитан отцепил приклеенный заранее штык, вместо рукоятки обмотанный шнуром — в темноте черным, но Капитан знал, что обмотка и темляк на штыке красные. Подарок.
— А если бы я тебя в конюшне допрашивал? — хрипнул Чарльз, разминая опять отбитую руку.
— Там конь мешает. И потом, спал-то я в конюшне. Мало ли, какие там у меня закладки приготовлены. На улице допрос все увидят, а это уже тебе не надо. Вести куда-то еще? Опять, местные увидят, начнут вопросы задавать. Придется им вранье сочинять, отвлекаться… Ты мог привести меня только в дом, — хмыкнул русский. — Выбор из одного.
