Обстановка в доме уцелела, только лишь кое-где валялись осколки оконных стёкол и цветочных ваз, а пол в малой гостиной был усыпан хрустальными подвесками разбитой люстры. Крис усадил меня в столовой и положил руки мне на плечи, прогоняя головокружение и слабость. Это помогло, но мне почему-то стало холодно.
— Так бывает, — объяснил Кристиан. — Ты всё же отдала много сил. Магия магией, но такое издевательство над организмом бесследно не проходит. Тебе бы надо поесть, я прикажу принести чего-нибудь.
Он шагнул к двери, но она уже открылась и появилась Марта с подносом. Кристиан одобрительно хмыкнул и вышел, а горничная поставила поднос на стол.
— Вы не завтракали, мэм.
— Спасибо, Марта, — сказала я. — Как там у вас? Не очень испугались?
— Не в первый раз, мэм, — спокойно отозвалась девушка, расставляя тарелки. — Стекло в окне треснуло, а так всё в порядке. Дюваль говорит, что ленч будет вовремя.
— Передайте ему мою благодарность. И, наверно, надо будет что-нибудь приготовить для раненых?
— Конечно, мэм, но я не думаю, что их здесь оставят, разве что двоих-троих самых тяжёлых. Ими уже занимаются целители. Что-нибудь ещё, мэм?
— Нет, спасибо, Марта. Ступайте.
Кристиан вернулся, неся переброшенный через руку норковый палантин, который и накинул мне на плечи. Я поплотнее закуталась в мех и взялась за вилку.
— А ты есть не хочешь?
— Не особенно. А вот выпить, пожалуй, не помешает. Тебе налить?
— Немножко. Постой, в угловой гостиной, кажется, остался мой недопитый коньяк.
— Я посмотрю.
Через пару минут он вернулся с бокалом и тарелкой.
— А себе? — спросила я.
— Уже, — Крис сел рядом со мной и сгрёб с тарелки несколько маслин. — И с кем же ты пьянствовала?
— С Симоном. Крис, — нерешительно сказала я после паузы, — ты извини, что я на тебя наорала...
— Забудь. Тут у любого сдали бы нервы. А уж коли на то пошло, то я тоже однажды на тебя наорал, и даже не извинился потом.
— Когда же это? Я не помню.
— В больнице.
— Ах, это... Но я тогда почти ничего не поняла. Меня учили только литературному французскому.
— Так мне выпала честь расширить твой словарный запас? Тогда почему же я от тебя ничего покрепче, чем "иди к чёрту", не слышал?
— Так ведь и не заслужил, — усмехнулась я. — И потом, я не сочла нужным запоминать твой монолог. Я была не права?
— Да нет, пожалуй, всё-таки права. Услышать его повторение из твоих уст мне как-то не хочется, — признался Крис, и мы рассмеялись, сбрасывая напряжение прошедшего часа.
В столовой появился старший Шевалье, живой и здоровый, но со ссадиной на щеке. Протянув руку, я убрала её.
— Благодарю, — поклонился Симон, — но вам следовало бы поберечь силы. У нас есть серьёзно раненые, и даже несколько убитых. Последние — исключительно ваша забота.
— Конечно, — кивнула я, — я верну тех из них, кто захочет вернуться.
— Я в этом не сомневался, Сандрин. Но, собственно, я пришёл сказать вам, что госпожа Чернова не пострадала и по-прежнему спокойно спит.
— Спасибо, Симон, — стыдно сказать, но о маме я почти забыла. Не напомни мне Шевалье, я, наверно, ещё долго не спросила бы о ней.
— Не стоит благодарности. Сейчас придёт Эспозито, и мы точно узнаем, каковы наши потери. Что же касается имущества, то, если говорить о доме, ущерб относительно невелик. Мелкие разрушения можно исправить без особого труда, Жерар и Элоди уже этим занимаются. Пострадал в основном сад, похоже, его придётся разбивать заново. Полагаю, поскольку госпожа Чернова не подозревает об истинном положении вещей, следует создать иллюзию?
— Да, — согласилась я, — создайте.
Эспозито и в самом деле вскоре появился, и выглядел при этом куда бодрее, чем четверть часа назад.
— Итак, Повелительница, наши потери: одиннадцать погибших, тела двоих из них восстановлению не подлежат. Мы немедленно приступим к поиску тел для них, в случае, если вам будет угодно их вернуть.
— Разумеется, — кивнула я.
— Кроме того, у нас тридцать два раненых, девять из них тяжело, но вся необходимая помощь им уже оказывается. Пленных нет. Теперь потери противника: по меньшей мере семеро убиты, точнее определить сложно, поскольку всех, кого могли, они забрали с собой.
— Я бы сказал, по меньше мере, восемь, — пробормотал Симон. — Семь тел осталось, и ещё один точно погиб при отступлении.
— О количестве раненых Светлых также трудно сказать что-либо наверняка, но их больше десятка, — продолжил Эспозито, не обратив на его реплику внимания. — А кроме того, один Светлый захвачен в плен.
— Да? — с интересом спросила я, откладывая вилку. — И что нам теперь с ним делать?
— С вашего позволения, Сандрин, я хотел бы с ним побеседовать, — сказал мгновенно оживившийся Симон.
— Думаю, что мистер Рен тоже не отказался бы с ним побеседовать, — пристально глядя на него, произнёс Эспозито.
— Не сомневаюсь, — пожал плечами Шевалье и деловито направился к двери. Надо полагать, чтобы не дать Рену себя опередить. Эспозито вздохнул и обернулся ко мне:
— Разрешите идти, Повелительница?
— Идите, — кивнула я. — Когда подберёте тела, доложите.
Крис хихикнул, не дожидаясь, пока Эспозито выйдет.
— Борьба за место у трона в самом разгаре, — объяснил он причину своего веселья. И добавил с материнской заботливостью: — Ты ешь, ешь, не отвлекайся.
— Думаешь, Эспозито болеет за Рена?
— Разумеется, как-никак они из одной команды. А Шевалье, во-первых, чужой, во-вторых, много власти забрал, в-третьих — стал твоим вассалом раньше них.
— Это тоже имеет значение?
— Конечно. Те, кто принесли тебе присягу ещё в Париже, стоят выше, чем те, кого ты получила по наследству от Барра. Ну, а про то, что все твои личные вассалы дерут нос перед вассалами других Хозяев, я и вовсе молчу. Но твоё расположение всё же играет решающую роль, вот за него и идёт непрекращающаяся борьба.
Я вспомнила разговор, недавно состоявшийся у меня с Алви.
— Хорошо, что хоть не пытаются наезжать на тебя, — с вздохом сказала я.
— Начнут ещё, вот увидишь.
На этой оптимистичной ноте разговор и оборвался, потому что в комнату заглянула Марта.
— Повелительница, госпожа Чернова проснулась.
Я стремительно взлетела по лестнице и толкнула дверь, даже не успев перевести дыхание. Мама сидела на кровати, держась за висок, и вид у неё был всё ещё несколько сонный.
— Мама... — я запнулась, не зная, что говорить дальше. Потом шагнула вперёд, села на кровать и обняла её.
— Ну, — спустя несколько секунд сказала мама, чуть отстраняясь. — Быть может, хоть ты объяснишь мне, что всё это значит? Как я здесь оказалась, где это "здесь", и почему ты исчезла так внезапно? Что вообще происходит?
— Да, мам, я тебе объясню, я тебе всё обязательно объясню... — я опять запнулась, под маминым пристальным взглядом непроизвольно поправив палантин. К счастью, прожжённые в платье дыры я уже успела ликвидировать, но вот всё остальное... И почему в моём гардеробе, подобранном в лучших бутиках Нью-Йорка и Парижа, не нашлось какой-нибудь простенькой кофточки, которую Крис мог бы набросить мне на плечи? Я ещё могла что-то соврать про дом, в котором мы оказались, и про одежду, ведь мама всё же не настолько разбирается в таких вещах, чтобы на глазок определить, что на мне платье от Dolce&Gabbana и туфли от Chanel. Но палантин из голубой норки выглядел прямо-таки вызывающе дорого.
— Я тебе всё объясню, — повторила я, в то время как мой мозг лихорадочно работал, просчитывая варианты.
— Объясни, только... — мама взяла меня за плечо, испытывающе заглянув мне в глаза. — Саша, с тобой всё в порядке?
— Со мной всё хорошо.
— Точно?
— Конечно, мама! А ты? Как ты себя чувствуешь?
— Сносно. Сколько я проспала?
— Долго. Я даже не знаю, сколько. Но врач говорит, что для тебя всё обойдётся без последствий.
— Меня осматривал врач? Да что со мной случилось? И с тобой?
— Со мной всё в порядке, мам, честно. Просто я... — я глубоко вздохнула и бухнула: — Я вышла замуж.
Чтобы переварить это известие, маме потребовалось несколько секунд.
— За кого?!
— Ты его не знаешь, мама. Я вышла замуж и уехала в Америку. Собственно, в ней мы сейчас и находимся.
На этот раз мама молчала дольше.
— Мы в Америке? — переспросила она.
— Ага, — кивнула я, благодаря бога за кратенькую передышку, и одновременно преисполняясь к ней сочувствия. Заснуть в России и проснуться в США — да тут у кого угодно ум за разум зайдёт. Не стоило мне всё так вываливать, но я просто не успела придумать, как повести разговор. Эх, эмоции, эмоции... Услышав, что мама проснулась, я спешно кинулась к ней, даже не задумавшись, что скажу. А теперь поворачивать назад было поздно, разве что применить магию, чего я поклялась себе не делать.
— Как я здесь оказалась? — наконец спросила мама.
— Тебя похитили.
— Кто? — на этот раз вопрос прозвучал менее эмоционально, кажется, мама начала привыкать к валившимся на неё потрясениям.
— Бывшие... как бы это сказать... противники моего мужа. Мама, тебе всё расскажу по порядку, но мне трудно решить, с чего начать. В общем, я вышла замуж за американца, он был богат... Его звали Луис Барр, так что теперь я миссис Барр. Мы были недолго знакомы перед свадьбой, но любовь, и всё такое... В общем, я бросила учёбу и уехала с ним.
— А почему ты мне ничего не написала?
Это был самый сложный вопрос, потому что у меня не было на него вразумительного ответа. Более-менее связная версия событий в моей голове уже сложилась, но эта прореха была в ней самой крупной.
— Я боялась, мам.
— Чего?
— И того, как ты на всё это посмотришь. И муж просил не распространяться. Но главным образом я боялась, что ты меня не так поймёшь. Ведь всё это очень походило на то, как если бы я вышла замуж за его деньги. Он ведь действительно был очень богат. Я думала — обживусь, освоюсь, и тогда всё тебе подробно и расскажу, может быть, приеду в гости, или тебя к себе приглашу... — я замолчала, разглядывая свои руки.
— Саша, — укоризненно сказала мама, — неужели ты действительно думала, будто я заподозрю тебя в корыстных побуждениях? Я, слава богу, знаю тебя вот уже двадцать семь лет. Но даже если бы и так... Твоя жизнь — это твоя жизнь, и как ею распоряжаться, это твоё личное дело. Но это ещё не повод пугать меня до полусмерти.
Ответить было нечего, и я ограничилась исполненным раскаяния вздохом.
— Я получаю от тебя какую-то маловразумительную записку "жива, здорова, больше не пиши". Пытаюсь связаться с этой твоей Школой, и получаю от ректора ещё менее вразумительный ответ, что ты исключена. И ни слова о причинах. И никто не знает, где ты. Я оборвала телефон посольства, я уже хотела сама ехать тебя искать, и не сделала этого только потому, что у меня в тот момент не было заграничного паспорта. А там от тебя и другие записки подоспели, но ни в одной ничего конкретного. Чего я только не передумала за эти месяцы.
— Прости, пожалуйста, — чувствуя, что на глаза наворачиваются самые непритворные слёзы, сказала я. — Честное слово, я бы тебе очень-очень скоро написала, или позвонила, но тут у меня началось такое, что я... в общем, мне...
— Но почему нельзя было сделать всё по-человечески? Те, в Школе, хотя бы знают, что с тобой случилось? За что тебя исключили?
— За то, что я сбежала посреди учебного года.
— Зачем тебе это понадобилось? Неужели брак — помеха учёбе? В крайнем случае, перевелась бы на заочное отделение.
— Я, скорее всего, всё равно провалила бы сессию... да и Луис настаивал, — со вздохом "призналась" я. — Он настаивал, чтобы я никому ничего не говорила о нём. И чтобы мы поженились тайно и тут же уехали. Я согласилась, это показалось мне таким романтичным. Я думала, что с такими деньгами смогу продолжить образование в Америке.
— А зачем ему это понадобилось? И, кстати, почему ты всё время говоришь о нём в прошедшем времени? Он что, умер?
— Почти.
— Это как?
— Я сейчас всё расскажу. Он был человеком со странностями, но пока мы просто встречались, это не бросалось в глаза, разве что это его стремление разводить тайны на пустом месте. Он был такой... весёлый, озорной... щедрый. Ухаживал, как в романах — цветы, стихи, комплименты, ужины при свечах... Мог бросить мне под ноги охапку роз... или приводил меня к ювелиру или в магазин мехов и говорил "выбирай"... Девчонки в Школе прямо иззавидовались. Но вот когда мы приехали в Нью-Йорк и зажили одним домом, я начала подозревать неладное. Он жил затворником в своей тамошней квартире, и заставлял меня жить так же. Даже удивительно, как он вообще отважился выбраться в Европу, хоть и сделал это анонимно. Я только на свадьбе узнала его фамилию, и пока сюда с ним не приехала, даже не подозревала, насколько он на самом деле богат. Вернувшись домой, он и вовсе стал параноиком, встречался только с самыми доверенными людьми — своим управляющим, адвокатом... Я её просто возненавидела, эту квартиру! С тех пор в ней не живу, я её сдала... У него была самая настоящая мания преследования.
— Постой... Не хочешь же ты сказать... Он был душевнобольной?
— Да, мама.
— Господи ты боже мой!
— Не волнуйся, мне он ничего не сделал! Хотя, конечно, приятного было мало. А в конце весны он свихнулся окончательно. Перестал кого-либо узнавать, почти ни на что не реагирует, большую часть времени просто лежит, уставясь в одну точку. Врачи разводят руками и говорят, что из этого состояния он вряд ли когда-нибудь выйдет. Но я, честно говоря, испытала только облегчение.
— Я думаю, — негромко заметила мама.
— В общем, он теперь лежит в одной из лучших частных клиник Нью-Йорка, а я, как его официальный опекун, осталась разбираться со свалившимся на меня наследством.
— Ну и как? — после паузы спросила мама. — Справляешься?
— Да вроде да... Ну и его советники помогают. Они неплохие люди, и тоже устали от выкрутасов Луиса, так что не особо огорчились, когда выяснилось, что отныне им придётся вести дела со мной. Один, кстати, родом из России, его фамилия Гаврилов, он финансовый советник. Вот только... Когда я начала разбирать дела, выяснилось, что кое-какие основания для опасений у Луиса всё же были. Конечно, он довёл их до абсурда, но он и в самом деле влез в грязную историю. У него была плантация коки где-то в Колумбии. И когда его тамошние компаньоны поняли, что от него ни гроша не получат, то попытались нажать на меня. Вот тебя и похитили.
На мамином лице снова отразилась тревога.
— И ты?.. У тебя точно всё в порядке? Саш, ты понимаешь, чем это может кончиться?
— Понимаю, мама. Поэтому я отдала им эту чёртову плантацию, и ничего, кроме тебя, за неё просить не стала. Ну и ещё обещания, что они оставят меня в покое. Они пообещали.
— Пообещали, — повторила мама. — Да вот можно ли верить их обещаниям? Между собой они, может, и блюдут свою этику, но ты же для них — чужая. Может, стоило обратиться в полицию, или кто тут в США занимается борьбой с наркобизнесом?
