— Ничего, — шептал он, — ничего. В другой раз получится...
Но в другой раз, когда был теплый снег, Степушка не захотел лепить снеговика. Не простил.
Вот и теперь, постепенно, медленно приходя в глаза, дрожа от холода, неспешно погкидающего промерзшее нутро, он вспоминал снеговика, и улыбался трясущимися губами.
— Не получилось. — сказал он и медленно подтянул к себе колено. — Получится. Но как это они? Хотя с другой стороны это подтверждение... Он ведь было стал уже терять веру, а теперь оно и ясно, что он сражается с дьявольскими выблядками, а не со случайными жертвами, милыми молодыми людьми, которым просто не повезло оказаться у него на пути. Так их было бы жаль. А так нет. Но нужно, как следует обдумать произошедшее. Это что же получилось? Ну с ними то понятно, оказались настоящими бесами — с адским огнем, но что с ним то случилось? Раньше такого не было. Он почти с ужасом, но и с восхищением посмотрел на свою руку — местами она все еще была покрыта черной смоляной, заиндевешей корочкой(это что же у меня и внутри такое было?Да ведь я весь каменный был). Корочка на глазах размягчалась и всасывалась в кожу. Процесс завершился в считанные минуты — кожа Тимофеича снова стала такой же как была. Преисполненный благодарности и благоговения, Тимофеич с кряхтением поднялся на колени и вознес Господу вдохновенную молитву, за спасение в огненной пещи подобно еврейстим отрокам.
— Господь со мной, — сильным голосом, но немелодично пел Тимофеич, — и я неуязвим, тело мое обернется камнем и устоит против демонского огня.
Ему было ясно, что его победа (над кем? — прошептал искуситель, но старик пренебрег им) , лишь дело времени. Но он не имеет права быть безрассудным, о нет, теперь он будет сама осторожность! Ибо сказано, не искушай Господа своего!
Ощущая боль в местах куда поразили его языки ведьминского пламени, он поднялся на ноги и зашагал через лес, туда куда вело его провидение. С каждым шагом идти становилось легче и легче.
Кровь текла медленно как время. Офицер Юра в теплой джинсовой куртке, лежал грудью на столе в кафе 'Ливерпуль' и уже минут пятнадцать наблюдал, как течет кровь. Глаза-то открыть ему удалось, а вот встать никак не получалось, все тело занемело, в груди было пусто и гулко, а в голове звонил ледяной колокол, словно злобный, глухой карлик, самозабвенно катался на языке этого колокола и все бил, бил, бил... Сам-то он, карлик этот, ничего не слышал. И не жалел тех, кто страдает от этого беспощадного звука.
Когда карлик вдосталь назвонился и пошел отдохнуть, а может и принять на грудь, офицер Юра,( обладавший, между прочим, забавной фамилией Горностай, из-за которой товарищи по службе, смотря по обстоятельствам, дразнили его то белкой, то песцом), сделал попытку подняться. Что ж, по крайней мере , ему удалось оторвать голову от стола и оглядеться. Сначала он сделал приятное открытие — кровь , которая медленно текла к краю стола и тягучими каплями падала вниз, была не его. Время тоже текло медленно, но судя по настенным часам, выполенным из вилок с ложками, где стреклами служили кухонные ножи, он провалялся часа два. В кафешке было пусто — персонал не то свалил, не то попрятался, а опергруппа против обыкновения опергрупп, сломя голову мчаться на выстрелы, что-то не спешила. Возможно, дело было в том, что выстрелов хватало и на улице. Военный человек, Юра не стал обманываться гипотезами про лопнувшую шину и хлопающий глушак, это была именно стрельба. Юра Горностай со стоном выпрямился и посмотрел на товарищей, замерших в скучных позах, присущих трупам. Никакой боли утраты он не ощутил. Впрочем, это отупение человека, побывавшего близко от смерти, было ему знакомо. Трое погибших его товарищей, вполне, — подумал он, — заслужили эпитафию : не ожидали. А он заслужил орден 'почетный параноик вооруженных сил'. Вольно ж ему было носить броник, несмотря на насмешки коллег. Насмешек он никогда не боялся, не считая себя лицом значительным — забавная фамилия закалила его.
Он встал, взял со стола мобильник, и с секунду смотрел на него, о чем-то думая, затем покачал головой и пошатываясь, побрел к выходу.
На выходе он остановился, отпрянув, и зажмурившись после полумрака подвальчика, запрокинул лицо. Открыл глаза и долго смотрел в небо, борясь с искушением протереть глаза. Искушение удалось преодолеть. Глядя на пляшущее в небе над столицей уродливое и страшное атмосферное явление, он вспомнил анекдот , — жена нового русского курит на балконе после дождя, она с неприязнью смотрит на радугу и цедит сквозь зубы: 'На это у него деньги есть'...
— И к чему они клонят? — пробормотал Юра. — Как дети, Ей-Богу! Хотя... Впечатляет...
В это время несколько выстрелов хлопнули совсем уже рядом, блудная железяка пропела у него над ухом. И офицер (а целый майор, между прочим) скинул с себя оцепенение и метнулся к стоянке. Зрелище смятого капота и лужи под колесами ненадолго задержали его. Видимо кто-то, спеша покинуть нехорошее место, разворачивался невнимательно. — Везет кому-то, — хмуро подумал майор, — знает, где сейчас хорошее место. Он пожал плечами и принялся вскрывать стоящую рядом рав-4.
...выбитые окна, горелые машины, гильзы на асфальте, какого черта? Целые уличные бои... Та-та-та!!! По корпусу машины застучало, стекло покрылось паутинкой трещин. Майор пригнулся и придавил газ. У перевернутого длинномера, перекрывающего Яровую, автомобиль пришлось оставить. Юра чувствовал, что объезжать его по другим улицам — плохая идея.
— Что здесь происходит? — размышлял Горностай, протискиваясь между покореженной о стену дома кабиной КАМАЗА и самой стеной. — То есть с одной стороны понятно, что это 'Они', но как именно они намерены действовать?
Выбравшись из-за грузовика он словно попал в другой мир — здесь следов заварухи не было. И даже весеннее солнце светило как-то мирно, несмотря на развешенную в небе цветную блевотину. Немногочисленные и торопливые прохожие с опаской жались к стенам.
На ступеньках аптеки сидел растрепанный и обалдевший милиционер-летеха с закатанными рукавами и пистолетом в руке, рука с пистолетом свисала с колена и беспокойно покачивалась. Волосы милиционера были почему-то мокрыми. С них капала вода. На асфальте оставались черные кляксы.
— Шапку одень, — посоветовал Юра, — застудишься. Чего мокрый?
Милиционер нехотя покосился на него. Губы его шевельнулись.
— Документы? — улыбнулся Юра, — на, держи.
— Вот так даже? — приятно удивился милиционер, заглянув в красную книжечку. — А чего здесь бродишь? — его взгляд соскользнул с лица Юры на рваную дыру в куртке на груди. — А! Ну ясно.
-Ясно ему, — усмехнулся Юра, — слушай, земеля, сделай и мне ясно.
И через пять минут ему стало ясно.
Молодой мент оказался прирожденным расказчиком, к занятию этому отнесся он с душой, веротяно/ пересказ событий помогал ему снять стресс.
Рассказ мента:
...сижу,б..., у себя, в 92-м, херачу отчет Поганычу, и уже вижу, скоро закончу, ну и , вышел, короче покурить! Ну и кофейку взял. Ну и только зажигалкой чиркнул, и тут как гахнет! Вон там , со стороны аэропорта! Не, не террор, слишком сильно гахнуло. Я , б..., аж присел. Что за нах..., думаю? И хотел , главное, вернуться, дописать телегу, пока не кинули куда-нить на перехват. Тут я, б..., зажигалку уронил, нах..., я за ней нагнулся, а тут еще пару раз шарахнуло, ну, блин, со всех сторон уже, тут я прыжками к себе и только я в двери, а оттуда кааак долбанет!!! Только бумажки с окон полетели!.. Ну и лежу я, б..., на асфальте нах..., и смотрю в небо, и в голове петухи поют, б..., а в небе , смотрю, — это... Елка,б..., новогодняя... И тут я вспомнил, я же с ним в дверях разминулся, заходил такой, рожа апельсином... явно что стремался, ну я что... дежурный на это...
— Джигит? — затягиваясь одолженной у мента сигаретой, спросил Юра.
— Не, с...ка, ты понимаешь, это б... и кумарит, свой брат , русак, морда круглая, блондин,б... Короче, лежу я, б..., во думаю, — покурил, б..., и только думаю вставать, а тут двое рулят прямо к дверям и так еще идут,б..., хрен его (мента передернуло), никогда такого не видел... страшно, короче, идут, нах... И я думаю — не, б..., лежи, Слава, лежи. А они зашли и там — бах-бах-бах — добили, вобщем... А я лежу и страшно,б..., и не потому что... страшно, а,б..., главное, непонятно,б... А меня за машиной начальника и не видно почти. Повезло. И потом они вышли и уехали. А я звонить, а связи все — кирдык...
Юра полез за телефоном: рисочек возле антеннки не было.
— А обычный телефон работает?
— Да ничерта не работает, ни радио... Ни вон, он кивнул на футбольный бар, телевидение... Че-то я не догоняю... Что происходит-то? И это? — он ожесточенно ткнул в небо и с надеждой в светлых глазах воззрился на Юру. -Это че такое?
-Это , Слава, конец света. — сказал Юра и забычковал сигарету.
-Че , правда? — с детским измулением спросил мент, — Прям, конец?
— Нет, брат, генеральная репетиция.
Кончилась история Славы тем, что он отправился за помощью в соседнее 74-е отделение, но по дороге встретил растерянных и злых (оттого что растерянных) омоновцев, колесивших на уазике по городу, пытаясь добиться толку — что происходит и где собираться. Омоновцы думали что надо двигать в центр, а там по-любому все выяснится. Они взяли его с собой. Но уехали недалеко, возле Изумруда уазик обстреляли 'эти' и дальше он ехать не мог. Двоих убили сразу. Трое омонцев ушли через двор, а Слава понял что если сунется за ними — получит маслинку, и он рванул через скверик — сюда. Вот и все.
— Джигиты? — снова спросил Юра.
-Да как тебе... — Слава замялся. — вроде не джигиты, но сказать что наши... язык не поворачивается... Какие-то они не такие. Терминаторы, б..., вот кого они мне напоминают... не то что стены крушат, а ходят так... тяжело... и еще... Я когда там валялся, после взрыва, а они говорили... между собой говорили, когда думали что никто не слышит, так-то они по-нашему... так я сначала думал, что это у них кашель. Это что за язык, не знаешь?
Он довольно удачно симитировал : Кха-кха! -так как-то.
Юра понимающе прищурился:
-Ага, знаю. Албанский это, Слава. Пойдем отсюда, мне надо тут одно местечок отыскать. Ты со мной?
Мент оценивающе прищурился, глядя на человека с важными корками и решил что с ним пожалуй будет еще и безопаснее, к тому может оказаться полезным для карьеры.
— А пошли! А куда мы?
-К президенту, пожалуй...
— Да ну? — восхитился мент, — че, прямо в Кремль?
— Нет, Слава, не в Кремль, чуть ниже. Давай поэтапно. Нам нужна машина.
Вместо Кремля, как ожидал Слава, они оказались довольно далеко даже от Боровицкого холма, на большой стройке, временно покинутой строителями. Юра, как и положено куньим, шмыгнул в щель в заборе, в которую более молодой Слава пролез с кряхтеньем.
-Так... — Юра окинул стройку ищущим взглядом, — ага вот оно... — Он подскочил к небольшой бетонной конструкции, которая вероятно могла бы в будущем стать частью подземного гаража, зеленая металлическая дверь, на вид , довольно ветхая и даже ржавая, была надежно загорожена импортным бульдозером.
— Ну, б..., — выругался теперь уже Юра, — вот вечно они так... Эх, Россия... Ну ладно... Катерпиллер, значит... — он выбил половинкой кирпича стекло в двери и влез в кабину. Машина заворчала, взревела,закашлялась, выпустив облако черного удушливого дыма, и попятилась, открывая вход в подземелье белого кролика. Вот только странники на этот раз были потными, грязными и мужеского пола. Юра жестом фокусника-манипулятора выудил из одежды блестящую металлическую штуковину, чем-то напоминавшую татарскую пайцзу, но явно бывшую более высокотехнологичной и многофункциональной, и поднес к двери, прикрывая корпусом. Что-то щелкнуло и дверь, вздохнув, отверзлась. Раскрывшиеся недра вели вниз и против ожидания не были темными, сырыми и холодными. Спасибо Богу за маленькие радости!
Путь оказался хотя и комфортным , но долгим. По пути, выбирая то или иное разветвление (а разветвления змеились и изгибались прямо-таки заманивая — выбери, выбери меня), толи по наитию, то ли по инструкции, Юра бормотал себе под нос:
-Итак, что мы имеем? Беспорядки в крупных городах. Н, у то есть мы не знаем , мжет быть только в Москве, но это все равно... Ага... Мобильные группы и диверсии на крупных объектах. Ну-ну... И к чему это они?
— Как к чему? — с энтузиазмом вмешался Слава-мент. -Ясно же -переворот!
-К-какой переворот? — Юра опешил и даже остановился. -Почему переворот.
-Очень просто! — Слава лучился простодушной радостью — помог старшему товарищу. -Я сказать тебе забыл, седня с утра по телику лебединое озеро. Лебединое — значит переворот! Вот!
Юра ржанул, потом досадливо махнул рукой.
-Да нет. Тут не то. Вот это 'кха-кха' — , понимаешь? Это все меняет!
— Чего? Наемники! Ты ж сам сказал — албанцы!
Юра засопел от сдерживаемого раздражения пополам со смехом. В это время они остановились перед особенно заманчивой развилиной. Развилина эта желала бы, наверное, чтобы наивный путник остался перед ней навсегда, как буриданов баран. Но Юра давно уже разменял наивность на инструкции .
— Направо. — сказал он и они пошли направо. А если бы они пошли налево...
Левый рукав шел прямо и сначала был тоже сухим и комфортным. Его стены были отделаны белым пластиком, как больничный коридор. На потолке горели плафоны. Все это выглядело вполне себе цивилизованно. Однако потом белый пластик на стенах кончился , и , словно вырвавшись из русла культуры , галерея, ставшая черной и неприютной, стала дико метаться в стороны , и уходить на глубину. Человеку, который бы шел этой галереей, стало бы ясно, что ему здесь не место — он почувствовал бы себя попавшим во внутренности гигантской гусеницы. Вволю поплясав дикие танцы пожарного шланга, галерея затем резко уходила вниз, вниз, вниз. И внезапно пресекалась толстой броневой дверью. Подвесы на двери были а вот ручки или ворота — нет. Так что открыть ее снаружи не представлялось возможным — а вот если бы представлялось... Вошедший обнаружил бы
Большой зал, скорее впрочем по виду он напоминал пещеру, стены были оплетены вьющимися растениями. Толстый слой дерна был простелен по полу, и странные растения покрывали его густым ковром, образуя полянку, по краям которой можно было увидеть даже и древесные стволы, кроны которых сливались с зеленью лиан и друг с другом. Под потолком ярко, и даже яростно, горели большие рефлекторы. На полянке проходил брифинг. Прямо на траве , поджав под себя большие лапы сидел крепкий черный чеширраптор. Против него плотной группой расположилисьв креслах пятеро людей, в дорогих деловых костюмах. Четверо мужчин и одна женщина. Если бы к этим существам был применим язык тела, то опытный специалист мог бы предположить что чеширраптор находится в защитной позе, а люди настроены агрессивно. Также можно было увидеть , что людям неудобно в их непринужденных позах, впрочем им было неудобно в любой позе.
— Я же говорил вам о бингамовской жидкости? — проквакал динозавр на храйдлахе.
