Позади меня ахнула Мак.
— Видишь — она думает, что я жирный! — он бросил на Мак обвиняющий взгляд.
— Я ахнула не поэтому, — сказала Мак как-то странно натянуто.
Он поддел лапой мусорный бак и перевел укоризненный взгляд на меня.
— Ты забросила его пустым. Ну какая Йи-йи так поступает? Ни крупинки еды. Ни кусочка. Даже ни крошечки, — он помотал своей лохматой головой и зарычал, а потом из него вырвалась отрыжка, и ярко-оранжевое перо взлетело в воздух. Он торопливо облизнул лапу и начал с невинным видом чистить свои усы.
Мои глаза прищурились.
— Ты съел представителей племени?
Он покачал огромной головой из одной стороны в другую в категорическом отрицании.
— Не я, — он снова рыгнул, и из него вылетела половинка синего перышка.
— Сколько представителей племени ты съел? — потребовала я.
— Ты говорила мне не есть людей. Я и не ел. Ну, может, и ел. Но только немножко. Остальные, — сказал он, опуская свою тушу жира и плохого настроения на ржавый бак, — решили, что я слишком жирный, чтобы делить со мной остров, — он бросил на меня мягкий жалостливый взгляд. — Они ушли, — он обиженно сморщил нос. — Понятия не имею куда.
— Шазам, — предупреждающе повторила я.
— Они забрали у меня мою Йи-йи! — зарычал он.
— Скольких ты съел?
— Они собирались меня съесть. Ты бы наверное предпочла, чтобы я им позволил, — он уставился на меня, прищурив глаза и наморщив нос. — Тогда тебе не пришлось из-за меня утруждаться, — добавил он тихим голосом.
— Ты меня не утруждаешь. Я тебя обожаю. Отвечай на мой вопрос.
Он встал, выгибая спину подковой, и по его позвоночнику вздыбилась шерсть.
— А чего ты ожидала? — сказал он, защищаясь. — Я съел их. Понятно? У меня проблемы. Ты знаешь меня, — он шмыгнул носом, потекли слезы. — Теперь ты меня больше не хочешь. Мне нужно просто умереть. Все мы в конце концов умрем. Какая разница, если я сделаю это прямо сейчас? Кому какое дело? — он драматично бросился с мусорного бака, перевернулся в воздухе, приземлился на спину и так и лежал на земле, голова упала на бок, лапы торчат в воздухе.
Мгновение спустя он приоткрыл глаз, чтобы убедиться, что я смотрю. Затем торопливо закрыл его и продолжил притворяться мертвым.
— Ты съел их всех? — изумленно переспросила я. — Всю цивилизацию? Мы же говорили об этом. Ты сказал, что больше не будешь.
— Я был голоден. И мне было скучно. Больше нечего было делать. Ты сказала, что вернешься. Ты НЕ ВЕРНУЛАСЬ. Твои ожидания. Больше не прутья моей клетки.
— Дэни, — настороженно произнесла Мак позади меня. — Ты знаешь, что такое Шазам, верно?
Я с любопытством обернулась на нее через плечо.
— В смысле к какому он принадлежит виду?
Шазам вскочил на ноги, мгновенно насторожившись, и выпрямился в полный рост.
— Нет у меня никакого вида. Я единственный.
— Именно это я и имела в виду, — сказала Мак.
Я покачала головой.
— Он не говорил мне.
— Потому что я не принадлежу ни к какому виду, — натянуто сказал Шазам. — Не слушай ее, Йи-йи. Она врет.
— Он не говорил тебе по хорошей причине. Он Адский Кот, — сказала Мак.
— НЕТ, — проревел Шазам, вставая на дыбы, суживая глаза до щелочек, поочередно фыркая и шипя.
Мак сказала:
— Они почти вымерли. Точнее, говорится, что во всех вселенных остался лишь один. Они такие же мифические, как единороги.
— Что такое Адский Кот? И откуда ты знаешь, кто он? — спросила я.
— Никто точно не знает, чем именно они являются или какова их истинная форма. Для Фейри они легенда. Я видела фотографию одного из них в своих файлах. Форму, которую он принял, они используют, чтобы приманивать других ближе. Высокоразвитые, они обладают неконтролируемыми аппетитами и были убиты, потому что продолжали уничтожать цивилизации. В каждом мире, в любой галактике на них велась охота. Они научились прятаться в более высоких измерениях, выходя из них лишь ради охоты. Дэни, ты подружилась с последним выжившим Адским Котом. Адские Коты не заводят друзей. Они их съедают.
Я посмотрела на Шазама, который ядовито уставился на Мак.
— Ты никогда не выследишь меня, беленькая.
Он исчез.
— Замечательно. Посмотри, что ты натворила, — сорвалась я. — Легенды всегда преувеличивают все и делают хуже, чем есть на самом деле. Уж вы-то, люди, должны знать, — а воздуху я сказала: — Никто не будет на тебя охотиться, Шазам. Я защищу тебя.
Его глаза материализовались прямо передо мной.
— Правда? Обещаешь, всегда?
— Да. Но тебе нельзя есть людей в нашем мире, и ты не можешь уничтожать целые виды. Мы найдем другой способ справляться с твоим аппетитом.
— Но что, если я ничего не могу с собой поделать? — заныл он.
— Можешь. Я научу тебя. Ты отлично справлялся, пока мы были вместе. Все проще, когда ты не один. Давай. Мы отправляемся домой, — твердо сказала я.
— Домой? Где я смогу остаться насовсем? — его губы растянулись, обнажая острые клыки и язык с черным кончиком, и Шазам подозрительно покосился на Мак. — Она меня не хочет.
— Неправда, — сказала Мак. — Но будут определенные правила, — она посмотрела на Бэрронса, который пожал плечами в молчаливом 'Что есть Адский Кот в сравнении с теми вещами, с которыми мы справились?'
— Я НЕ Адский Кот, — сказал Шазам с царственным фырканьем. — Я Шазам. Моя Йи-йи дала мне имя, и это мое единственное имя.
— Шазам, — повторила Мак, и это было предложение перемирия, новых начал. Мне она сказала: Ты можешь его контролировать?
Я кивнула и раскрыла объятия. Шазам взрывом появился из воздуха и рухнул на меня на полной скорости, заваливая меня на землю, и принялся лизать мне лицо и кусать волосы.
Я обхватила его руками, вцепляясь в его пушистое мощное тело. Сегодня вечером он заснет со мной и разбудит меня утром. У меня есть свое любимое создание. Я переживу боль от потери Танцора. И однажды жизнь снова будет хорошей.
— И у нас будут приключения,, — счастливо сказал он, играя с моими кудрями.
— Каждый день, — сказала я ему. — Фу. Изо рта воняет представителями племени.
— Твое презренное бросание меня. Мое плохое дыхание. Ты могла набить тот бак рыбой, но нет. Еще одна большая пустота. Как и множество больших пустот в моей жизни.
— Больше никаких больших пустот.
— Обещаешь?
— Клянусь.
Он подвигал лапами, устраивая свой огромный живот, затем бухнулся на мой живот, заставляя меня громко охнуть, и коснулся своим влажным носом моего.
— Я вижу тебя, Йи-йи, — сказал он, наполовину прикрыв сияющие глаза.
Я подумала о Танцоре. О любви потерянной. О любви найденной.
— Я тоже вижу тебя, Шазам.
Затем он вскочил и принялся бегать по острову, а я догоняла его и смеялась.
Он хлопнул меня по лодыжкам и поймал меня, и я рухнула на землю, а он на меня, кусая мои джинсы и цепляясь за рубашку. Под ослепительным солнцем, на острове, где я потеряла его вместе с частью себя, я нашла это обратно.
Мы часами играли, бегая и выпуская пар, бродя по краю озера, ловя серебристых мелких рыбешек, и я с радостью заметила, что он не съел всю рыбу. Он съел только своих врагов. Это я понимала. Он мог себя контролировать. Вместе мы научимся лучше жить и существовать.
Намного позднее мы сидели и смотрели, как волны лижут берег, Шазам плотно прижался к моему боку, согревая меня, когда температура опустилась.
Я совсем забыла об остальных, потерявшись в столь нужном мне забытьи и радости.
Когда звезды начали подмигивать мне с небес, Шазам посмотрел на меня, и я внезапно осознала, какими древними выглядели его глаза. Вся игривость и уязвимость исчезли, и я поразилась тому, как метко назвала его в честь старого мудрого волшебника.
— Он счастлив, Йи-йи.
Я замерла очень неподвижно.
— Кто — он?
— Тот, с которым ты протанцевала в любовь.
Я уставилась на него, затем спросила:
— Откуда тебе это известно?
— Стоп-кадр. Я в нем. Все в нем. Я нечто... большее, чем кажусь, — его усы дрогнули, будто он завибрировал потайным смешком, затем он принялся полировать их смоченными слюной лапами. На которых были длинные смертоносные клыки. Мой Адский Кот.
— Шазам, что ты есть на самом деле?
Он вскочил и убежал, несясь по острову. Через плечо он крикнул:
— Голодный. И готовый идти. Поторопись, рыжик. Отведи меня домой.
Домой.
Теперь я кое-что знала об этом слове.
Ты не всегда рождаешься дома. Но если тебе повезет, ты найдешь дом где-то по дороге. Это место, куда ты вписываешься, где тебя принимают, где люди помогают с твоими проблемами, а ты помогаешь им. Где ты совершаешь ошибки, и где остальные тоже их совершают, но любовь никогда не улетучивается.
Место, где эрозии никогда не превращаются в оползни. Потому что вы выкапываете друг друга. И так будет всегда.
В этот раз мы с Шазамом вместе шагнули в портал.
63
Король Невидимых подошел к краю Туманности Конская Голова, огромные темные крылья волочились за ним, глаза смотрели, но не видели.
Что она сказала ему как-то раз?
У тебя столько стремлений. У меня лишь одно. К любви.
И он подумал — маленькое.
Человеческое.
Прекрасное.
Но маленькое.
Ему нравилось это в этой женщине — маленькое милое стремление. Учитывая, что она не обладала его талантами, он понимал, что этого ей достаточно.
Однако он с самых первых мгновений собственного существования кипел силой, бурлил электричеством, взрывался им. Он был сверхновой звездой. Сотворение было его наркотиком, непреодолимым и вызывающим привыкание. Всепоглощающим.
Он полагал, что простая эмоция никогда не сможет сравниться с рывком силы, сталкивающим миры, и наблюдением за тем, как они эволюционируют. Любовь не несла с собой никакого приза, ради которого стоило отказаться от изменения цивилизаций и рождения звезд, построения его Двора Теней.
Он ошибался.
Когда он нашел ее на той крошечной провинциальной планетке в крошечной трехмерной вселенной, не ее нужно было спасать от плоского существования.
Жизнь была такой простой. Она всегда была такой.
Быть дирижером, навеки изгнанным из оркестровой ямы.
Или быть частью песни.
Король Невидимых поднял лицо куда-то ввысь, где, если кто-то вроде него стоял там с крыльями, готовый пройти долгий путь иначе, чтобы вернуться правильным коротким путем, то он мог бы услышать и принять бразды, когда он сделал то, что должен был сделать давным-давно.
Это ощущалось хорошо.
По-человечески.
Маленькое.
Прекрасное.
Он сказал: — Я ухожу.
64
Я любила тебя тысячу лет,
Я буду любить тебя еще тысячу
Мак
Я растянулась на честерфильде перед шипящим газовым камином, слушая, как дождь стучит по окнам магазина, давая себе время на раздумья, прежде чем я встану и приступлю к очередному, несомненно, полному событий восхитительному дню.
Завтра был Хэллоуин — и день рождения Бэрронса — и ши-видящие устраивали огромную вечеринку в аббатстве.
Дэни перебралась обратно в крепость вместе с Шазамом и быстро стала живой легендой, изобилуя энергией и интеллектом, путешествуя в режиме стоп-кадра со своим загадочным эпатажным Адским Котом. Кэт и Энио собирали еще больше ши-видящих, и ходили разговоры о возобновлении мирового порядка.
Черные дыры исчезли из нашего мира, и песнь пробудила жизнь даже в опустошенных Тенями Темных Зонах. Хоть на дворе стояла поздняя осень, у нас была дождливая весна, я подозревала, что несколько лет времена года не будут совпадать с календарем.
Глубоко в земле, соединенная с ядром Истинной Магией, я чувствовала новую, слабую магию в нашей планете. Наш мир ожил таким, каким не был сотни или тысячи лет.
Дублин вновь расцветал, каждый день мы восстанавливали новую часть города, и жизнь медленно возвращалась в норму, насколько это было возможно.
Неповторимые Фейри все еще встречались в нашем мире, и пока я разбиралась, как пропеть стены между нашими мирами или изъять силу нашего двора и переместить ее в новый мир, они так и останутся тут.
Что делать с моей расой бессмертных, было следующим пунктом в моем списке. Это должно быть интересно.
Мои родители устроились в Дублине, не собираясь возвращаться в Джорджию.
Мы теряли и обретали, мы горевали и праздновали. Будущее для всех нас было загадкой. Которую мы разгадаем вместе.
Больше всего я беспокоилась о Дэни. Возвращение Шазама несколько ослабило те страдания, которые, по моим опасениям, могли снова превратить ее в Джаду. Но она больше не была полностью Дэни, какой была с Танцором. В ее манере выражаться сквозила холодность, взгляд был отстраненным, и как подозревала, какое-то время таким и останется.
Все же, в конце концов, жизнь была неплохой, и я не желала быть где-то еще.
Я перекатилась на спину и потянулась, отсутствующим взглядом уставившись в потолок, в эти пять этажей над моей головой.
Медленно осознавая наличие смутной фрески.
Я прищурилась, в сотый раз гадая, что это такое. Затем, фыркнув, я попросила стихии вокруг меня воздвигнуть высокий сияющий помост, вскочила с дивана и вскарабкалась по удобной лестнице сбоку. В положении королевы Фейри есть несколько вещей, против которых я совсем не возражала. И все же просеиваться и зависать в воздухе мне было не совсем удобно, отсюда и помост.
По мере того, как я забиралась по перекладинам выше и выше, сцена, выгравированная в гипсе, покрытая краской, частичками золота и кристаллами, становилась четче, и я ахнула.
Я растянулась на вершине платформы и долго смотрела на фреску, впитывая ее, позволяя правде просочиться в меня таким образом, какого я ни за что не позволила бы, когда впервые приехала в Дублин.
Я восхищалась красотой, пытаясь осознать, как она так долго от меня ускользала, ведь она была столь детализированной, написанной невероятными Фейри-цветами. Я наконец-то нашла причину искажения пространства в моем магазине. Сияющее зеркало на картине, нарисованной над моей головой, было открытым Зеркалом, одним из самых могущественных, и я точно знала, куда оно вело.
Затем воздух вокруг меня изменился, и мое тело заработало на всю катушку, как это всегда бывало, когда рядом оказывался Иерихон Бэрронс.
Он поднялся на платформу и растянулся на спине рядом со мной. Я глянула на него и встретилась с его темным взглядом.
Теперь я знала его до мельчайших подробностей: кем он был когда-то, кем являлся сейчас и в кого превращался. Я любила каждое его воплощение и никогда не хотела быть без него.
Что ты здесь делаешь, Радужная Девочка?
Смотрю.
Ты видишь?
Вижу.
Мы сыграли свои роли в пьесе жизни, и как и с любой постановкой, хоть способ игры может быть различным, как и сами личности, но количество ролей ограничено.
Все предлагалось.
Ты пробовал.
Ты выбирал. Жить или умереть. Быть дублером или звездой.
