— Не по моей части. Сэр Арчибальд Ливси заверил нас, что сэр Ортем восстанавливает силы и сможет вернуться в строй. Но пока что ему нужен отдых.
— — -
Первые несколько дней — Артём утратил счёт времени, оставался почти всё время в состоянии забытья — любое резкое движение вызывало ту самую сильную боль в голове, словно содержимое черепной коробки окунали в кипяток. Мало-помалу это прошло.
Несколько раз Артём обнаруживал, что стоит в ванной комнате, перед зеркалом — возвращалась на несколько секунд ясность мышления — и успел заметить, что и кожа, и волосы побелели. Полностью утратили пигментацию, Артёма словно белилами покрыли. Зрелище, если честно, не из приятных. И почти всякий раз рядом появлялась Марина и помогала ему вернуться назад, в постель. Хоть и не похожа комната на больничную палату, но это точно больница. Смутно припоминался доктор Ливси, вроде бы и другие люди приходили — но этого Артём уже твёрдо не помнил. Одно успел понять: Рим пережил атаку, обошлось без масштабных разрушений, а из человеческих потерь — только несколько человек из охраны дросселя. Артёму в этом смысле повезло больше остальных, кто попал под удар «оператора».
— Как сегодня себя чувствуете? — доктор Ливси, неизменно улыбающийся, на этот раз не вызвал своим видом отвращения.
— Не дождётесь, — мрачно заметил Артём; Марина и доктор переглянулись и... рассмеялись.
— Чувство юмора вернулось, значит — уже всё в порядке, — одобрительно заметил доктор. — Можете возвращаться домой, сэр Ортем. Я знаю, лежать в больнице никто не любит. Указания я уже оставил, лекарства передал, сейчас вам нужны покой и хорошее настроение. Справитесь? — спросил он Марину. Та кивнула. — Ну и отлично! Вас многие желают видеть, сэр Ортем. Я провожу вас к служебному выходу, вам пока не стоит переутомляться.
— — -
Дома, как только Артёма отпустили — встречать его собрались не только его домочадцы — он первым делом прошёл в ванную комнату.
Мы восстановили нормальный цвет кожи, сказал доктор Ливси. Вот с волосами сложно; строго говоря, весь волосяной покров погиб. Мы не нашли ни одной живой луковицы, и то, что сейчас у вас сейчас взамен — синтетика. Была бы хоть одна живая луковица — мы бы использовали её как прототип. В случае, если вы предпочтёте остаться совсем без волос, мы удалим синтетику. Но волосы хоть и искусственно выращенные, однако созданы по образцу ваших тканей. Попросту говоря, мы использовали клетки вашей кожи.
Минуты через три Марина постучалась в ванную.
— Как будто год здесь не был, — сказал Артём, не отводя взгляда от своего отражения. — Мне заменили практически всю кожу — нашёлся мало пострадавший фрагмент. Теперь ещё и волосы не мои. Становлюсь искусственной формой жизни, — усмехнулся он. Марина взяла его за руку.
— Идёмте, — потянула его за собой. — Мне сказали, что трое из вашей охраны перестали быть людьми. Они живы, тело в полном порядке, но в голове нет больше человека, нет личности. А вы, и остальные трое, сумели это пережить. Сейчас у многих восстановленные части тела, а ведь раньше люди просто погибли бы. Разве это так важно, чтобы у вас не было ничего искусственного?
— Нет, — кивнул Артём. — Важно, что мы оба живы, и рядом. Вы правы. Теперь у меня намного больше времени на чтение и музыку. Когда нет важных дел по дому, разумеется.
— Вы о чём? — Марина присела на диван и жестом попросила сесть рядом.
— Похоже, что я вышел на пенсию, — Артём постарался сказать это настолько спокойно, насколько возможно. — Не получается у меня скользить, Марина. Теперь — не получается. Доктор Ливси сказал больше не пробовать, дождаться восстановления сил. Что-то тот «оператор» сделал со мной, и пока неясно, что.
Марина обняла его.
— Это ничего не меняет, верно? — она посмотрела ему в глаза. — Вы прекрасно играете и красиво поёте. Я говорила с нашим связистом — он говорит, что вы дали ему пару замечательных идей, как сделать рацию и переводчик безопаснее. Вы ведь понимаете, о чём я?
— Разумеется, — он улыбнулся ей, что получилось не сразу, и получил улыбку в ответ. — Жизнь продолжается.
— — -
Лилия явно рада его видеть. И выглядит по-царски — не так, как Марина, конечно, но тоже глаз не отвести.
— Это только слухи, — она отвела взгляд, но почти сразу же вновь посмотрела в глаза. — Доктор ничего не сказал, но люди ведь всё подмечают. С вами случилось то же, что когда-то со мной?
— Возможно, — Артём пожал плечами. — Но я пришёл не поэтому.
Лилия улыбнулась и жестом показала — присаживайтесь. Сама прогулялась к двери и заперла её.
— Чем я могу помочь вам, Ортем? Простите, если я о больном заговорила. Больше говорить не буду, если сами не захотите.
— Ничего страшного. Я вспомнил наш давний разговор. Помните, тот случай с Мариной, с переводчиком в приюте? Мне показалось тогда, что вы недоговариваете.
Лилия присела рядом с ним и посмотрела в глаза.
— Что именно я не рассказала, по-вашему?
— Была не только Марина. С кем-то ещё случилось подобное. Вы обучали их, или кто-то другой — не так важно. Но случилось не только с Мариной, верно?
Она прикрыла глаза, почти сразу же открыла вновь.
— Всё верно, — она взяла его за руку. — Было два раза со мной, и ещё четыре раза, о которых я знаю. Я помню все имена. Трое из них уже умерли, Ортем. Наложили на себя руки.
Она встала и подошла к окну.
— Глупо было не говорить. Марина не стала требовать от меня всего рассказа — наверное, пожалела. Та другая девушка, над которой я так же подшутила тогда, сейчас в Бедламе. В той его части, откуда не возвращаются. Возможно, это моя вина.
— Если удалось исправить всё с Мариной, можно исправить и с другими, — Артём встал, подошёл к окну и взял Лилию за руку. — Верно? Вы сможете мне помочь? Я примерно понимаю, как такое исправлять, Миранда оставила подробные записи.
Лилия долго не отвечала, закрыв глаза.
— Всё верно, — она посмотрела ему в глаза. — Если можно исправить, надо исправить. Пусть даже снова будут неприятные вопросы. Сегодня весь дом хочет услышать ваши песни, Ортем. Я могу договориться на завтра, если у вас нет других планов.
— Давайте на завтра, — кивнул Артём. — Не будем откладывать, закончим с этим поскорее.
— — -
Артём оторвался, наконец, от книг — прочёл ещё одну из «задолженности», и готов её пересказать Марине. Из неё получилась бы замечательная учительница, подумал он. Осторожно выглянул — сидит в их гостиной, читает. Тоже волнуется, и тоже преодолевает это по-своему.
Вроде бы и устал после очередного «концерта по заявкам» там, внизу, в общей гостиной дома — а поднялся к себе и — сна ни в одном глазу.
...Всякий раз, когда он пытался настроиться на состояние скольжения, оно наступало, судя по приборам, но голову словно в кипяток опускали — дикая, непереносимая боль. Ну хоть не вскрикнул ни разу, хотя чуть зубы не поломал, сжимая челюсти. Не пробуйте больше, сказал доктор. С точки зрения медицины, все ваши типичные особенности организма сохранились, все ткани там же, ведут себя так же. Отчего вдруг такая реакция на вход в скольжение — неясно, будем выяснять. Пока — старайтесь не пробовать. Помните, что вы подверглись мощному электромагнитному импульсу, плюс выброс адреналина, плюс бой в пределах чужеродной атмосферы: она пригодна для дыхания, но вы надышались той органики, которую рассыпал вокруг себя «оператор». Всё верно, он, словно «зомби», умеет рассеивать вокруг споры — других форм нечисти. Вполне возможно, его стоило назвать «сеятелем». Часть этих спор попала вам в дыхательные пути и на кожу. Споры уничтожены, мы проверили, но что-то всё-таки произошло — позвольте своему организму восстановиться. Он чинится, как и прежде — дайте ему время. Вам ведь есть, чем заниматься? Есть хобби, тайная страсть, увлечение? Ну и замечательно!
Артём прошёлся по комнате, из угла в угол, и взял флютню со стола. Чем дальше, чем проще получается управлять инструментом, практически усилием мысли. Может, это внезапное умение играть музыку той же природы, что умение общаться «по рации» без рации, и понимать остальных без переводчика? Вспомнил и проверил, потрогал себя за каждым ухом — оба прибора на месте.
Песня пришла на ум внезапно. Отец напевал её, когда водил маленького ещё Артёма на рыбалку. Мать категорически не одобряла таких походов, как и рыболовного увлечения Злотникова-старшего в целом, хотя и рыбу одобряла, и готовила её так, что пальчики оближешь.
«Пошёл купаться Веверлей...»
У песни этой, студенческого происхождения, множество мотивов. У того, что напевал Злотников-старший, явно маршевое происхождение: песня годится в качестве строевых. Наподобие «Соловья» — «Соловей, соловей, пташечка...»
«Оставив дома Доротею...»
Удалось флютней изобразить, очень достоверно, духовой оркестр. Точно, маршевая песня! Артём засмеялся — проверил уже, что дверь закрыта, и акустическая защита включена — и начал сначала, исполнил энергичный, бравый проигрыш — даром что песня, по сути, печальная, пусть история в ней и звучит нелепо.
«С собою па-, па-, пару пузырей, -рей, -рей / Берёт он, плавать не умея...»
И пришло скольжение. На долю секунды — Артём был в одном углу комнаты, перенёсся в другой. И никакой боли, никакого ощущения, что голову окунают в кипящую воду. От неожиданности Артём прекратил играть. И тут же в дверь постучали.
Марина.
— Всегда чувствую, когда вы играете, — она улыбнулась. — Эту песню вы ещё не исполняли, верно? Можно послушать?
— Конечно, — улыбнулся её Артём и, сосредоточившись, выдал всю песню — под тот самый бравый походный мотив. С трубами, барабанами, и всем прочим. Показалось даже, что в музыку вплелись звуки множества сапог, печатающих шаг.
Марина долго аплодировала.
— Так странно, — покачала она головой. — Слова вроде грустные, но музыка бодрая. Странное сочетание. Откуда эта песня?
Вот тут Артём не смог пояснить, историю «Веверлея» он не изучал. Мало ли в студенческом фольклоре, да ещё родом из девятнадцатого века Земли, подобных песен! Марина покивала, и взяла его за руку.
— Помните ту песню? «В полях под снегом и дождём...»
— Разумеется. Хотите, чтобы я её исполнил? Только для вас?
— Только для меня, — кивнула Марина. — И, если можно... если получится... исполняйте её только для меня. Ну или если я её слышу. Хорошо?
— Договорились!
— — -
Миранда постучалась в комнату Мари. Привычка той ходить поздним вечером нагишом по своей комнате уже породила множество слухов. Ничего такого, чтобы принимать меры — у всех свои причуды. Тем более, у Мари такая фигура — обзавидуешься. Ничего лишнего. Может, оттого и ходит, чтобы и дразнить заодно?
Мари оказалась в халате. И с чашкой чая в руке.
— О, проходи, — поманила Мари внутрь. — Тоже под впечатлением? Я после его концерта уснуть не могу. Вся как электрическая. Вот умеет же, даже завидую иногда.
— Под впечатлением, — согласилась Миранда. Теперь видно, чем занимается Мари: пьёт чай с пирожными. Явно Арлетт постаралась — столько заказов приходит, что уже твёрдо решила открыть свою кондитерскую. Уже и в ученики напрашиваются. — Это так ты соблюдаешь рекомендации доктора? Поправиться не боишься?
— Я и так скоро поправлюсь, — махнула рукой Мари, — как и ты, кстати. Нет, не боюсь. Сколько угодно могу этого есть, так плоской и останусь. Не первый год.
— Везёт. Любимое занятие?
— Нет, я так в себя прихожу, — Мари пригласила её за стол. — Давай, не стесняйся. Одно-то можно точно. Знаешь, после рабочего дня, когда от одного вида людей уже воротит, только этим и спасалась. Нашла себе убежище, оборудовала, чтобы ещё и мама на мозги не капала. Боится она меня. Дроссель, конечно, к удаче, но только не у тебя дома. Ладно, извини, я про себя могу часами говорить. Ты тоже слышала разговоры?
— О чём ты? — Миранда последовала совету. Божественно вкусно! И нет, нельзя такое есть на ночь, ведь не остановишься по доброй воле.
— О нём. Я ничего не говорила, кстати, даже не намекала. Не знаю, кто разболтал.
Миранда припомнила, что слышала в течение дня. Нет, про Ортема ничего не говорили.
— Ты обращаешь внимание на слухи? — спросила Миранда, в голосе её почувствовались льдинки.
— Я полицейский. Я всё слышу и замечаю. Это не означает, что я сама о том же болтаю, или верю всему, что говорят. Тебе сказать можно, ты тоже не болтаешь всем подряд. Возможно, он больше не сможет работать дросселем. Я случайно услышала — и пообещала доктору, что кому попало не скажу.
— Благодарю за доверие, — Миранда потёрла лоб. Совершенно неясно, что сказать. Особенно после того, что узнала про Лилию. — Не знаю, что и сказать.
— Ничего не говори. Он хорошо держится. Когда доктор мне сказал, что скользить мне больше нельзя, уже безусловно, я там ему страшный скандал устроила. Как подумала, что стану, как все — перепугалась. Только без обид, пожалуйста.
— Без обид, — кивнула Миранда. — Если бы мне запретили писать картины — может, я тоже скандал бы устроила.
Мари покивала.
— Ну да, ну да, я именно об этом. А он так спокойно к этому отнёсся — я уже испугалась, что сорвётся. Нет, и глазом не моргнул. Вот выдержка, а?
Миранда кивнула.
— Вы с Виктором видели что-то там, где подобрали его, — она посмотрела в глаза Мари. — Ты не всё рассказала тогда, по глазам вижу. Скажи прямо, у нас у всех неприятности? Будут снова эти «шарики» и та жуткая мерзость с четырьмя руками?
Мари потёрла лоб.
— Не знаю. Мы с ним заметили коридор, и с дальнего конца шли колонны нечисти. Жуткое количество — сама не знаю, как не испугалась до потери пульса. Старалась не оглядываться, пока мы уходили. Так что не знаю, что тебе ответить. Всё, не порти мне вечер! Лучше вон ещё пирожное съешь, я же вижу, что тебе нравится! Будем переживать неприятности по мере поступления. Не буду гадать, что будет.
— — -
Не спалось. Марина лежала рядом, прижимаясь лбом к плечу Артёма — ей тоже не спалось. Только что вроде уже организм потребовал отдыха — и вновь передумал.
— Самое странное, что сейчас заметил, — Артём взял её за руку. — Если есть столько легенд, как люди становятся дросселями — значит, это хотя бы отчасти правда. Нет дыма без огня. Уже знаем людей, которые в эти легенды поверили и сделали всё, как там говорится, стали дросселями. А теперь оказывается, что и нечисть, некоторая, умеет скользить. И что до вторжения никаких дросселей не было вообще. Вывод простой: нечисть имеет какое-то отношение ко всем этим легендам. Именно из-за неё люди становятся дросселями. А вы что думаете?
