— Полезный, впрочем, мы здесь не ради этого.
— И ради чего же, позвольте узнать, — очередная попытка встретиться со мной взглядами была провалена.
— Ради всего, — и снова ухмыляюсь, — что у вас есть.
Повисла пауза, на мгновение даже показалось, что атмосфера вокруг начала накаляться.
— И как это понимать?
— Как угодно, мне нужны знания, — смотрю на нее в упор, заставляя вновь опускать глаза.
— И почему мы захотим ими поделиться?
Плечи сами поднимаются, и тут же опускаются:
— Понятия не имею, а что, не хотите?
Старушка крякнула, бросив косой взгляд на Виас:
— И где ты только находишь себе знакомых? — о как, мне показалось, или в прозвучавшем сквозило не столько осуждение, сколько и нечто родственное, укор какой, что ли, позволяемый себе лишь матерями, бабушками и прочими близкими по крови людьми, не чужими, в общем.
— Выследила меня, выманила, напала, явно желая навредить, оскорбляла, потом вновь кидалась, в общем, мы с ней поладили, — тут же выдал я девицу с потрохами.
— Но ты ведь сам... — Виас осеклась, попав под строгий взгляд старушенции и, сердито сопя, потупила взор.
— Это правда?
— Да, но все...
— Достаточно, — опять не дала ей закончить старушка, скривившись и потерев переносицу, по всему выходила, что, кем бы ей ни приходилась наша провожатая, доставляла она своей родственнице такие сюрпризы отнюдь не редко.
— А еще пришлось ее накормить, — поджал "гайки" до предела и лишь улыбнулся мгновенно вскинувшейся девице, а что, куй железо пока горячо.
— И доставили ее домой, — протянула хозяйка.
— И это тоже, но уже с собственным интересом, — не стал скрывать очевидное.
— Мне не знакомы ваши тварей, да и вообще первый раз вижу нечто подобное, по всему выходит, что гость у нас не простой, и даже не знаю, чем мы можем помочь, — развела та руками.
— Я же уже говорил, меня интересуют только ваши знания, — ну, давай же, рожай уже, соглашайся, и вам и мне будет легче, не порти так хорошо начавшееся знакомство.
Старуха вздохнула:
— Я так понимаю, настрой у гостя довольно решительный, — сказано было с намеком, — да и девочка доставлена целой и невредимой, что же, могу предложить тогда обоюдный и равный обмен, к общей, так сказать, выгоде, — и смотрит на меня.
Размышлять было не о чем:
— Идет, — киваю.
— Но вот маг здесь неуместен, — добавила старуха, — абсолютно.
— И что? — будто мне есть дело до ваших устоев.
— Мы смиримся с ее присутствием, но ей запрещается использовать магию, — уставилась она на Айсу, — вообще.
Тоже мне, проблема, моя половинка сразу же кивнула.
— Вот и прекрасно, сегодня предлагаю вам отдохнуть, а завтра с утра и пообщаемся, Виас, проводи наших гостей.
Однако как удачно вышло, пока все путем, все в порядке, мы им, они мне — по чесноку все, как говорится. Покинув гостеприимную старушку и пристроившись следом за нашей провожатой, недовольно сопевшей и старавшейся не смотреть по сторонам, игнорирующей кивки знакомых, их вопросительные взгляды, попытки заговорить и прочие знаки внимания и заинтересованности, мы с каждым мгновением погружались в незнакомый быт местных владык. И чем дальше углублялись под сень густого, разлапистого леса, скрывавшего, оказывается, большую часть поселения, тем больше странностей выплывало наружу. А когда за ними пошли такие сюрпризы, что начал даже спотыкаться и в итоге налетел на Айсу, запнувшись, в груди уже пылало и колыхалось такое, такое, что просто не передать просто! И было от чего — звезды, вокруг были, везде, насколько хватало взгляда, вернее, только справа, но довольно обширным полукольцом, простиралась настоящая звездная гряда. Маленьких, средних, больших, разноцветных, пульсирующих и явно ждущих своего часа, и все это совсем рядом, буквально в паре шагов, словно их здесь специально рассадили. И хотя ни одна из них не могла поспорить размерами с моей Звездой, все же были экземпляры, буквально впечатляющие своими формами и окрасом. И если свою я называл Звездой Смерти, то эти в моих глазах претендовали на роль Королевских, и никак иначе. В общем, для меня это был, своего рода, шок, встретить вот такое, совершенно неожиданно и в подобном изобилии.
Мимо пронеслось наше заселение, что-то буркнувшая и стремглав вылетевшая вон Виас, затем неудачная попытка Айсы растормошить меня и, в конце концов, пришло внезапное осознание полнейшей тишины, я был один, совершенно один. Белый тут же высунул наружу башку и оглядел помещения — не густо, но жить можно и, опять-таки, никого, Айсы нигде не было. В груди екнуло. Что за?
За порог вылетел в считанные мгновения, пространство сканировалось с ужасающей скоростью, Фамильяр буквально пожирал окружающий меня мир сонмом выращенных глаз, но ее нигде не было. А вокруг сновали чужаки и кошмары, кошмары, кошмары, много кошмаров, и каждый из них мог с легкостью прекратить ее жизнь всего одним взмахом любой из своих конечностей. Совсем скоро на меня обратили внимание, и было от чего — Плющ угрожающе расплелся во всю свою длину, встав частоколом и закружив медленный, завораживающий танец разгорающейся ярости. Через мгновение рядом уже занял боевую стойку Белый и, учитывая его комплекцию, смотрелось это явно впечатляюще. Кошмарная тварь припала на передних лапах, башка слегка опущена, глаза сощурены, пасть открыта, еще немного, и сорвется в убийственном прыжке. И тут мне поплохело, резко так, неожиданно, что отнюдь не прекратило мои внутренние терзания. Из спины, там, где лопатки, выпростался невероятных размеров коготь, черный, как смоль, он выдвигался все дальше и дальше, я буквально видел и ощущал его, каждой частицей своего тела, осознавая движения во мне и снаружи. А чудовищна конечность все появлялась и появлялась, пока, наконец, не дошло — эмоции пробудили Левиафана, и он отозвался, явно решив ответить на мое состояние. Из под второй лопатки пошла вторая нога, такая же кошмарная и необъятная, нутро скрутило еще больше, Господи, как же во мне все это помещается? И Айса, где ты, что с тобой? Почему так? Глаза затопило злостью. На себя — за боль и тошноту в кишках, на себя — за беспечность и дурость, на себя, за глупость с недальновидностью. Зачем делиться со мной чем либо? Зачем потакать и уступать? Виас наверняка рассказала свою версию случившегося, а старушенция мне сразу не понравилась, слишком мутная, хитрая и, коварная, что ли? Не знаю, было что-то в ее глазах. А сзади росли и поднимали в воздух две колонны, черными, жуткими столбами уносящими ввысь все больше наполняющуюся яростью мою тушку.
Шаг, и позади остается добрый десяток метров, кошмарная конечность взрывает землю, лопаются корни деревьев, разнося по округе оглушительный треск. Второй, и твердь вспучивается очередной бороздой, больше похожей на овраг — Левиафан слушается плохо, но, все же, отзывается, хоть и не четко и не полностью выполняя посылаемые ему импульсы. Следующие метры пожираются еще быстрее, лесные великаны стонут, уступая крушащей их необоримой силе, а вверху, где-то в паре десятков метров парю я, борясь то с съедаемой меня хворью, позволяющей мыслям о суициде крутится все быстрее, то с продолжающими нагнетать атмосферу мыслями о Айсе. На лицо мое лучше было никому не смотреть — каменная маска, абсолютно не передающая бушевавшую внутри бурю, да и некому было, кошмары внизу буквально порскнули врассыпную, как только начал проявляться Левиафан. А люди, люди все еще разбегались, и шум и гам от них стоял еще тот. И никаких следов Айсы. И я продолжал свирепеть, молча снося внутреннюю агонию.
С боку, на одной из уводящих в лес тропинок, вдруг нарисовался знакомый силуэт — старуха, лицо обеспокоенное, озабоченное, по бокам два кошмара, те, что были с ней в ее халупке. Но нет, не помогут, теперь я осознавал это совершенно точно. Во мне сейчас сидела такая мощь, едва проснувшаяся, правда, но, все же, откликнувшаяся, что никакие из виденных тут кошмаров и рядом не стояли.
— Что происходит, почему...
— Ты обманула меня, — прервав ее писк, слегка снизился и встретился с ней взглядом.
— Обманула? Нет, почему...
— Что вы с ней сделали?! — и вышло, почему-то, довольно внушительно — воздух вокруг вибрировал, будто голос громовым раскатом разошелся по округе, — где моя женщина?!
Из груди внезапно вырвалась еще одна конечность, глубоко войдя в твердь буквально в метре от старушки. Монстры по бокам от нее дернулись в стороны, но тут же замерли, послушные ее воле, а я уже был у черты, еще немного, и просто раздавлю всех троих. Пространство стало меркнуть, наливаясь серостью и теряя в красках — меня постепенно обступали Тени. Только вот погружаюсь я в них, или нет, так и не мог определить, слишком нечеткой и зыбкой стала та грань, которая отделяет оба мира. И если мне было плевать, то старушенция буквально таращилась на происходящее, то ли от удивления, то ли от страха.
— Убью, — прошипели губы, и чудовищная лапа пошла вверх, готовясь стремглав ринуться вниз, размазав в ничто замершую передо мной троицу.
— Стойте! Прекратите! — донеслось, словно сквозь дымку.
— Влад, нет! — прозвучало уже более знакомо.
— Остановитесь! — еще ближе.
Белый поворачивает голову, позволяя охватить более дальнюю дистанцию, и перед сознанием предстают две фигурки, стремглав несущиеся в нашу сторону. Им никто не мешает, никто не гонится и не угрожает, но торопятся они так, словно боятся опоздать. Первая вдруг спотыкается и падает, но вторая не обращает на это внимания и продолжает лететь дальше, буквально несясь над землей, перепрыгивая выступающие корни и продолжая целеустремленно продвигаться, и до меня, словно сквозь пелену, начинает доходить. Знакомые черты, движения, очередной прыжок отзывается в груди чем-то родным, теплым, но пока еще незнакомым, в голове до сих пор набатом бьется ярость и муть, глаза смотрят, словно сквозь дымку, а Левиафан продолжает нагнетать общее состояние. В общем, хреново по всем статьям, но что-то удерживает, не дает совершить удар, занесенная для убийства конечность зависла в воздухе и, подобно гильотине, ждет своего часа.
— Влад, нет, стой! — опять отзывается где-то в сознании знакомый голосок.
И я стою, вернее, вишу в воздухе, замерев и прислушиваясь к собственным ощущениям, готовый при малейшем движении внизу спустить с поводка смерть. И там это понимают, и потому молчат, боясь даже пошевелиться и перестав дышать. В округе все застыло, оцепенев и превратившись в камень, нет движения, нет звуков, нет ничего. Лишь маленькая фигурка продолжает настойчиво пробираться вперед, я слежу за ней, уцепившись взглядом и втайне надеясь, что она таки доберется, добежит, ведь это мое искупление, мой шанс прекратить все это. Почему-то ощущается это так же точно, как и то, что буквально мгновения отделяют обитателей этих мест от смерти, я уже не я, это что-то новое, кошмар, наконец соизволивший показаться наружу, нечто изменил, во мне, навсегда привнеся довольно весомый кусок чего-то неизвестного, и избавиться от этого уже не получится никак. Остается лишь понять и принять.
А потом пришло узнавание, фигурка остановилась рядом со старухой, закрыв ту собой и устремив вверх, на меня, взгляд таких родных и прекрасных глаз. Щеки раскраснелись, дышит тяжело, грудь ходит ходуном, но стоит, и ждет, чего? Чего ты ждешь, Айса? Меня буквально пробирает, по коже бегут мурашки, ярость внутри начинает сворачиваться клубком, уменьшаясь и постепенно сходя на нет. И я опускаюсь, ниже, еще и еще, пока не оказываюсь на одном с ней уровне, по бокам и высоко надо мной замерли черные столпы, кошмарными изваяниями выпроставшимися из тела. Они единственные не хотят слушаться, Плющ уже давно свернулся и прижат к телу, Белый хоть и не загнан внутрь, но уже не напряжен и не выискивает цели, все постепенно приходит в норму.
— Я искал тебя, — шепчу, — думал, уже и не найду.
Она делает пару шагов и оказывается обвитая руками, плетьми и плотно прижата к груди, и мне становится так хорошо, так легко и спокойно, что это, на мгновение, перевешивает даже муть от ворочания исполинского кошмара внутри.
— Родная, — еле слышно срывается с губ, и слышу, как она всхлипывает, — ты цела?
— Цела, — прижимается, — ты меня так напугал, всех напугал.
— Если бы они с тобой что-то сделали, если бы только попробовали, — устремляю на старушенцию такой взгляд, что та ежится...
И тут Левиафан вдруг дрогнул и стал втягиваться внутрь, порождая новые и усиливая и так не самые приятные ощущения, черт, хреново, но я держусь, на лице маска, и пусть кто-нибудь скажет, что что-нибудь увидел, прочел по нем.
— Произошло недоразумение, — наконец решается нарушить гнетущую тишину старушка, и вновь осекается, наткнувшись глазами на мои омуты, все еще мутные, глубокие, затягивающие.
— Ты даже не представляешь, насколько близки вы были к гибели, — говорю и сам понимаю, до чего только что чуть не довел ситуацию, насколько опасно подошел к той черте, когда разум уже не властен над событиями, совсем как в тот раз, в пещере, когда ни памяти, ни осознания себя и собственных действий, ничего. А потом будто включили, клацнув рубильник — страшно, и не менее тоскливо. Потеря себя была бы чуть ли не худшим, что могу представить, беспамятство разума пугало до дрожи.
— Вы наши гости, — только и смогла та покачать головой, — а значит под защитой, — и вздохнула.
— Влад, чего ты сорвался? — прошептала Айса.
— Ты исчезла, — единственное, что смог вытолкнуть из себя в ответ.
— Виас показывала мне окрестности, у них здесь очень красиво.
— Знаю, и ты даже не представляешь, что у них здесь есть, и чем бы это могло тебе грозить, — смотрю на нее, одновременно сканируя местность вокруг. Со всех сторон потихоньку подтягивался народ, смотрели с опаской, настороженно, былого испуга, когда разбегались, уже не было, и вполне возможно, что теперь попытались бы действовать сообща, вместе, и уже не дали бы попятную.
— Вам ничего не грозило, — вновь вклинилась старуха, — а вот ты нарушил все устои гостеприимства, — но сказано было как-то неубедительно, вяло, видать, до сих пор находилась под впечатлением от увиденного.
— Наша договоренность все еще в силе, — скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес, косясь в ее сторону, — и раз уж все так вышло, будем более осторожны в отношении друг к другу, согласны?
Нехотя кивает, вздыхая, да и что ей остается.
— Ты успокоился? — Айса обхватывает мое лицо руками и поворачивает к себе.
Киваю.
— И ты понимаешь, что паниковал зря.
Опять кивок, но уже не такой уверенный, начинаю понимать, к чему она клонит.
— И что все в порядке, и никто никому не угрожал, кроме тебя.
Смотрю на нее.
— Влад, стоит, хотя бы, извиниться, — и добавила через мгновение с запинкой, — и объясниться, хотя бы мне.
— Вот так, — бросаю взгляд на хозяйку здешних мест, — вынужден согласиться и извиниться, больше такого не повторится, при соблюдении обоюдных договоренностей.
— Влад.
— Прошу прощения, — киваю уже более искренне, — довольна?
