— Почему? — потребовала она, задавая тот вопрос, ответа на который она не знала. — Почему я? Что во мне такого особенного?
Ее онээ-тян рассмеялась, со всей радостью и очарованием, за которые любила ее Юма.
— Разве тебе нужно спрашивать? — с блеском в глазах сказала Орико. — Оглянись! Взгляни, что ты сделала! Кто еще справился бы лучше?
— Что ты имеешь в виду? — стиснула зубы Юма.
— Скажи мне, тебе понравилось? — спросила Орико. — Разделить нас, обратить нас друг против друга, организовать все себе на пользу? Взгляни на себя! Ты воистину научилась всему, чему я тебя учила. Никто более не смог бы уничтожить нас. Никто.
— Ты хочешь сказать…
— О, не тряси меня так сильно, дитя, — одной рукой схватила Орико Юму за запястье. — Знаешь, у меня шея сломана. Будь я человеком, ты бы убила меня, так дергая мою голову. Если не возражаешь, я бы предпочла еще немного задержаться здесь.
Глаза Орико расфокусировались, начав вглядываться вдаль, разглядывая бесконечную бездну будущего.
— Для кого-то вроде меня, одаренной предвидением, угнетающе быть неспособной предсказать собственное будущее, — прошептала Орико, с нечеловеческой силой схватив Юму за руку. — Но именно так оно сейчас и есть. Я должна быть способна увидеть, но я не могу. Ни сейчас, ни когда-либо. Я не вижу ничего за вечной завесой. Я не знаю, что произойдет со мной после моей смерти. Может ли там ничего не быть?
Хватка Орико ослабла.
— Я надеялась, что, может быть, в самом конце, тьма приподнимется, пусть и немного, — слабо улыбнулась она. — Но похоже что нет.
Юма почувствовала стекающую по ее щекам влагу и поняла, что это не дождь.
Орико потянулась к щеке Юмы и смахнула слезы своим рукавом, тем, что был чист от крови.
«О, дитя, — подумала она. — Ты считала нас монстрами, но ты ничем не отличаешься от нас. Я всегда буду любить тебя, мой собственный маленький монстр, несмотря на все, что я с тобой сделала, а ты сделала со мной».
Долгая пауза.
«Но, может быть, ты лучше нас, — подумала Орико. — В конце концов, мне все еще придется помочь тебе с этим последним шагом».
Орико подняла другую руку, на ладони которой был самоцвет души, некогда лучезарно белый, но сейчас почти — но не вполне — непроницаемо черный.
Прежде чем Юма успела среагировать, окровавленная рука сжалась, сомкнувшись на самоцвете души, осколки души Орико взрывообразно разлетелись, напомнив Юме о всех кошмарах, в которых Орико убивала пытаемую ею девушку.
А затем все закончилось, и остались лишь лежащая в луже собственной крови мертвая девушка-подросток и еще одна, с опустевшим сердцем сидящая рядом с ней на коленях.
— Так ты убила их, — сказала ВИ, одним неестественно светящимся зеленым глазом глядя в свой напиток. Казалось, она была уже не столько шокирована, сколько оглушена, как будто бы ее шокировало слишком многим за раз.
— Да, — сказала Юма, — хотя я и по сей день не знаю, хотела ли Орико, чтобы я убила их, или она даже спланировала, что это произойдет. Конечно, не похоже было, чтобы она разочаровалась во мне.
— И в самом конце она определенно сказала, что ты выживешь, — сказала Мами, потягивая чай. — Вероятно, именно поэтому она сказала тебе беречь силу.
Юма взглянула в собственный напиток. Подобные откровения Мами, как правило, воспринимала не слишком хорошо, но это для нее в данный момент было новостями несколькостолетней давности, даже если Юма ранее не делилась своими воспоминаниями в таких деталях. Мами справлялась лучше, когда у нее было время обдумать, но первоначальный шок…
Юма вздохнула.
— Было очень хорошо, что все вы смогли доверять мне, даже когда я рассказала вам о произошедшем. Я очень, очень долго боялась, что вы не станете. Никому не нравится девушка, вот так способная обратиться против своей команды.
— У тебя были смягчающие обстоятельства, — сказала Мами, пристально глядя на Юму поверх своей чашки чая. — Не могу сказать, что против кого-то вроде Орико я бы не поступила так же, хотя я не думаю, что я справилась бы с этим так же как ты. Ты оказала всем большую услугу.
Мами моргнула и поставила чай, похоже, закончив свою речь.
«Никто сделавший то, что сделала она, не заслуживает жить, Юма, — подумала Мами, не меняя выражения лица. — Не имеет значения, тебе ли пришлось обеспечить справедливость, или как ты этого достигла. Есть разница между тем, кто начинает, и тем, кто заканчивает».
Юма внутренне вздохнула. Если бы только Мами все видела так… Хотя она не могла. Никто не мог. Даже Юма не могла так все время.
Что ей сказать? Что для нее убийство Орико и остальных было бы как для Мами убийство Саяки и остальных? Это не то же самое, и она это знала. Что вообще дадут эти слова?
«Она несправедлива, — подумала ВИ, передавая мысль на корковые имплантаты Юмы. — Тебя это беспокоит, но я понимаю».
Юма взглянула на свою протеже, или дочь, или кем она была, и увидела встретившую ее взгляд ИИ.
«Однажды тебе может потребоваться удерживать свою позицию без меня, — подумала Юма. — Когда это произойдет, ты будешь более готова. И тебе не придется учиться трудным путем».
«Я понимаю, — подумала ВИ. — Наверное».
Рёко ахнула, наконец, пробудившись от сна внутри сна. Чаша перед ней вновь была наполнена спокойной стоячей водой.
— Огонь и лед, — сказал голос Богини. — Подобно этой чаше воды, сама жизнь всегда танцует на грани между чрезмерной жарой и чрезмерным холодом. Грядет кризис. В оригинальном английском кризисом когда-то называли время великой важности, способное многое изменить, к лучшему или к худшему. Как и должно быть. Но я полагаю, тебе теперь пора возвращаться в тело.
«Подождите!» — подумала Рёко, но слова умерли не родившись у нее на губах, когда вода перед ней закипела…
Глава 12. Тело электрическое
О теле электрическом я пою;
Легионы любимых меня обнимают, и я обнимаю их;
Они не отпустят меня, пока не уйду я с ними, им не отвечу,
Пока не очищу их, не заполню их полнотою души.
Иль те, кто сквернит свое тело, не скрывают себя?
Иль те, кто поносит живых, лучше тех, кто поносит мертвых?
Иль тело значит меньше души?
И если душа не тело, то что же душа?
— Уолт Уитмен, «О теле электрическом я пою», «Листья травы» (пер. М. А. Зенкевича).
Можно было бы подумать, что после столетий продолжающихся исследований, физическую (или метафизическую) интерпретацию математикой квантовой механики или, как ее сейчас знают, теории поля, можно было бы прояснить, по крайней мере, отчасти, но, как оказалось, это не тот случай. В то время как математика теории разумно самосогласована, попытки интерпретировать физическое значение теории в человеческих терминах, не зависящих от математического формализма, продолжают приводить к загадочным концепциям, многие из которых приводят к беспокоящим философским следствиям.
Со временем поле перешло к двум основным лагерям. С одной стороны математические реалисты, настаивающие на том, что лежащие в основе теории математические объекты являются реальностью, а формализм это истинно платоновский идеал существования, лишь приближением к которому является наш опыт. С другой стороны настаивающие на том, что физическая интуиция лишь намекает на нашу неспособность по-настоящему понять глубины теории, указывает на, вероятно, еще существующие пробелы в наших знаниях.
Последняя позиция значительно усилилась в результате событий последних лет. Откровение о казалось бы невозможных инопланетных технологиях, так же как и существование инкубаторов и их разнообразных, как будто нефизических технологий, ясно указывает на неполное понимание мира, и теоретическая физика переживает новый всплеск интереса и изучения. Возможно, однажды мы сумеем узнать, действительно ли мультиверс является настоящим явлением.
— Джоан Валентин, выдержка из поста в блоге на Irxiv, 2447.
Асами покрутила свое кольцо самоцвета души.
Недавно появившаяся у нее нервная привычка, тик, проявляющийся всякий раз, когда она оказывалась в неприятной ситуации. Она знала о нем, но ей оказалось непросто подавить желание, особенно сейчас, когда на пальце больше не было самоцвета души Рёко. Казалось, с ней навсегда останется ощущение отсутствия чего-то.
Она передала самоцвет ученым института «Прометей» для процесса возрождения. По их оценке, все должно было быть готово в течение дня, но с тех пор были неопределенные «задержки», и теперь перед ней было еще три дня ожидания. Она параноила, и Кёко даже непрямо подтвердила ей, что у нее полно причин параноить, но… Отец Рёко лично возглавил команду возрождения, и если у кого-то и была причина хорошо выполнить работу, то у него.
Что касается неприятной ситуации, в которой она оказалась, это было последствием самого возвращения на Землю, что даже мать Рёко сочла загадочным. Курои Накасэ, ее сестра, Мэйцин и Саснитэ тоже вернулись на Землю, но они остались в гостевом жилье где-то еще в городе.
Вполне резонно оставив Асами вернуться к родителям, где ей не хотелось быть.
— Знаешь, я не уверена, что хорошо, что эти агенты безопасности ушли, — сказала ее мать, пытаясь заглянуть Асами в глаза. — Они были весьма милы, и знаешь, с ними здесь я чувствовала себя в большей безопасности. Мы так за тебя перепугались после того взрыва в лаборатории. Не могу поверить, что вы обе решили вернуться туда после чего-то подобного. Я бы, по крайней мере, взяла бы небольшой перерыв.
Команда безопасности — точнее, две соперничающих команды безопасности из запутанного матриархатного наследия Рёко — последовали за ее самоцветом души в «Прометей», где Асами искренне пожелала им всего наилучшего в защите Рёко. Хотя она была рада, что они не с ней; обе группы были едва дружелюбны друг к другу, и почти все время проводили, пытаясь открыто отпихнуть друг друга в сторону, в то же время с почти тошнотворным дружелюбием подмазываясь ко всем связанным с Рёко.
Это включало и возглавляющих команды младших волшебниц — по одной на команду, обе едва старше самой Асами — и в самом деле толкающихся в дверях, когда они только прибыли на Эвридоме, в результате чего Мэйцин пришлось вмешаться и это остановить. Тогда это было забавно, но все быстро стало утомительно.
Ее мать почти как само собой разумеющееся молча подложила ей на тарелку еще куриных котлет. Асами научилась не спорить с матерью о еде. Ее мать явно успокаивал этот жест, а ей и правда не помешает поесть — и, как честно признавала Асами, ей и правда в нынешние дни непросто было есть дома, так как ее всегда одолевало желание как можно быстрее выйти из-за стола.
Асами взглянула на своего младшего брата, Рики, направленный на нее взгляд которого она почувствовала. Он сразу же отвел глаза. Он был… несколько смущен узнать, что понравившаяся ему девушка стала девушкой его сестры. Ну, он всегда был не самым восприимчивым из братьев.
— Для меня наоборот, — сказал с другой стороны стола отец Асами, нарезая кусок мяса. — Я рад, что они здесь, если необходимы, но сам факт их необходимости только заставляет меня беспокоиться. Меня беспокоит твоя безопасность.
— Уверена, она будет в порядке, дорогой, — сказала мать, любяще коснувшись руки отца. Своего рода повседневный контакт, что означал процветающие отношения — Асами знала, тайно проглотив все возможные написанные советы об отношениях.
Также у нее сводило от этого живот. Она хорошо помнила, когда ее отца почти никогда не было дома, когда ее мать была ужасным поваром, и когда они оба регулярно кричали друг на друга за обеденным столом.
Она была бы сумасшедшей, скучая по этому, и не скучала, но…
Основой ее желания удержать родителей вместе была жажда нормальной любящей семьи, которую можно было найти в стереотипных драмах, и желание любезно исполнило ее мечты.
Потребовалось некоторое время, чтобы заметить, но она скучала по тому, какими они были, со всеми недостатками.
Отец брал ее с собой на попойки по барам города, из-за чего мать лезла на стенку, но ей это тайно нравилось — уж точно это было лучше часов за домашней работой или попыток развлечь себя, когда ей было не с кем поговорить из друзей.
Ее мать была ненамного трезвее, и у нее была привычка порой сильно пить. Она не становилась жестокой или злой — вместо этого она становилась капризной и, казалось, терялась в своем прошлом. Иногда она звала к себе дочь и вываливала советы о темах, где она, несомненно, была слишком молода, чтобы знать в таких деталях.
Ничего из этого больше не происходило, и именно этого ей не хватало. Не баров и не «советов», но только людей, которыми были ее родители.
Они больше не были прежними, и это с ними сделала она. И сейчас это знание снедало ее. Чем это было лучше того, что сделал с клонами имплантированными воспоминаниями лидер культа на Х-25, превратив их в тех, кем они не были?
— Ты в порядке, Асами-тян? — обеспокоенно взглянула на нее мать. Она не ела.
— О, я в норме, — заверила она, поспешно ткнув в еду. Порой она задумывалась, что именно думали о ней родители, и было ли очевидно, что она их избегает. Она знала, это как раз то, что легко можно было списать на то, что она подросток, но она гадала, не подозревают ли они, что во всем этом есть куда более глубокая причина.
И она не могла поговорить с ними об этом. Ни сейчас, ни когда-нибудь.
— Послушай, вероятно, необходимо, чтобы мы поговорили о слоне в комнате, — попытался многозначительно взглянуть на нее отец. — Я рад, что на этой миссии Х-25 все получилось хорошо, и наши друзья до сих пор обсуждают, как видели тебя в новостях, но правда ли тебе необходимо отправляться на такие миссии? По крайней мере, если твоей девушке и правда хотелось пойти, тебе не нужно было следовать за ней. Одно, когда тебе не дают выбора, но тебе дали. Знаешь, мы с твоей матерью были не рады услышать это.
Асами вздохнула. Она подумывала поступить по-простому. Она вполне могла просто сказать родителям, что им приказали пойти. Тогда они ничего не смогли бы сказать, и они никак не смогли бы узнать об обратном. Кого бы они спрашивали?
Но… она чувствовала, что ее родители заслуживали лучшего, что им стоило знать правду, по крайней мере в этот раз.
Она знала, какой будет их реакция, и что она будет не слишком отличаться от того, как они отреагировали на новость, что она намерена отправиться на Эвридоме со своей новой девушкой и жить там с ней. Тогда одобрение было в лучшем случае сдержанным, и только потому, что Асами подала это как единственный способ, которым она могла покинуть передовую.
