— Далеко идти?
— К Большому Цирку, — ответил сын советника. — Но сначала зайдем в одно место. Кое-кто очень хочет на тебя посмотреть.
— Кто? — насторожился Александр.
— Одна девушка.
— Ей нужно новое платье?
— Не знаю, — на ходу пожал плечами Корнелл. — Она очень любопытна. А ты теперь знаменитость.
— Мы идем к ней в гости?
— Кто нас туда пустит?! — фыркнул молодой радланин. — Мы условились встретиться в Лавке поэтов.
— Где? — удивился юноша, вспоминая, что уже слышал это название.
— Там продают разнообразные свитки, книги, — объяснил собеседник. — И все прочее.
— Любопытно узнать, что в них пишут.
— Все, что угодно, — с гордостью проговорил сын советника. — Поэмы, трактаты, стихи.
— Ты ведь тоже поэт, — напомнил Алекс.
— Немножко, — отмахнулся Мерк с видом утомленной славой звезды. — Когда любишь, стихи сами приходят в душу и просятся на папирус. — Тебе этого не понять.
— Где уж мне, — смиренно согласился юноша, подумав: "Мы университетов не кончали. Даже ЕГЭ не успели сдать".
— Как же зовут ту девушку, внушившую тебе такую страсть?
— Ирдия, дочь Сакса Густоборода, — с тихой торжественностью объявил Корнелл и грустно добавил. — Жаль, что отец против нашей свадьбы.
— Это бывает, — посочувствовал ему Александр.
— Я её очень люблю, — с болью проговорил молодой радланин. — Жизнь без неё темна, словно осенняя ночь без луны, и пресна, как еда без соли. Я отдал бы все, чтобы провести с ней остаток дней.
В его голосе сквозило неподдельное страдание. Чувствовалось, что ему очень хочется рассказать кому-то о переполнявших душу переживаниях.
— Я давно не мальчик, Алекс, и имел многих женщин. От "ночных звездочек" до чужих жен. До встречи с Ирдией мне казалось, что я знаю о них почти все. Но эта девушка заставила позабыть гордыню. Она вырвала из груди сердце, забрала покой, заполнила собой целый мир, сделав меня самым счастливым и самым несчастным человеком на свете.
— А она-то тебя любит? — с затаенной завистью спросил Александр.
— Как можно в этом сомневаться? Конечно! — даже обиделся собеседник. — Она готова хоть завтра стать моей женой. Сакс Густобород дает за дочерью хорошее приданое... Если бы не мой отец.
— Неужели в его глазах препятствие вашему счастью так непреодолимо?
— Оно шире Великого моря и выше Айханских гор! — горько вскричал Корнелл. — Родовая честь.
— Это очень серьезно, — покачал головой Алекс.
Мерк наклонился к нему и тихо проговорил:
— Её дед был пиратом и убил моего дядю.
— Тяжелый случай, — еще раз искренне посочувствовал ему Александр.
— Я не знаю, сколько мы еще сможем встречаться, — грустно сказал молодой радланин. — Время идет. Саксу надоест ждать, и он просто выдаст её за первого подходящего жениха.
— Ты пробовал поговорить с отцом?
— Много раз, — отмахнулся Корнелл. — Он ничего не хочет слушать.
— Обратись к богам, — посоветовал парень. — В твоем положении можно надеяться только на чудо.
— Думаешь, я не пробовал?! — возмущенно фыркнул от подобного совета спутник. — Приносил жертвы Юне и Фродо, Тергабу и Сухару. Отдал какому-то магу восемнадцать рахм за волшебный амулет. Все бесполезно.
Они вышли на центральную улицу, и Мерк замолчал, погруженный в свои печальные думы.
"Прямо какое-то индийское кино или бразильский сериал, — с легкой иронией думал Алекс. — Он любит её, она любит его, а папа — тиран и самодур. Хотя, можно подумать, у самого лучше? Тут не мыльная драма, комедия получается или фарс. Девчонка во мне души не чает, аж горит вся от любви. Того и гляди одна зола останется. А я все никак не решусь? Просто потому что я её не люблю!"
Шагая рядом с Корнеллом, юноша с каким-то болезненным удовольствием обсасывал эту вполне очевидную мысль. Он же не испытывал к Айри и половины тех чувств, что сжигают душу этого трусоватого радланина? Так зачем жениться?! За надо! Потому что он отвечает за тех, кто ему доверился!
— Мерк! — прозвучал звонкий голос.
К ним шел молодой мужчина в тонком синем плаще поверх расшитого белого хитона.
— Рионис, — кисло улыбнулся сын советника.
— Ты опять идешь в противоположную сторону, — покачал головой тот. — Второй день прогуливаешь занятия. Тебе не жаль денег отца?
— У него их достаточно, — буркнул Корнелл. — Из-за двух дней не обеднеет.
— Ты нанял еще одного охранника? — насмешливо разглядывая Александра, спросил Рионис. — Кто же твои загадочные враги?
— Это Алекс Дрейк, — сквозь зубы представил его сын советника. — Тот самый, за кого вступился наместник.
— Слышал эту историю. Но он не похож на келлуанина.
— А он и не келлуанин, — губы юноши чуть дрогнули в еле заметной улыбке. Приятель Корнелла ему не нравился.
— Ты дерзок! — тот вскинул подбородок.
— Как и любой свободный житель этого города, — парировал Александр.
— Говорить ты умеешь, — уважительно кивнул Рионис.
— И не только говорить, — еще шире улыбнулся Алекс, положив ладонь на рукоять кинжала.
— Они с Акульим зубом отбились от налетчиков, напавших на бордель "Сладкий родничок", — с удовольствием проговорил сын советника.
— Когда укр убил Дума Валуна? — встрепенулся молодой человек. — Ты это видел?
— Увы, занят был, — развел руками юноша.
— Жаль, — поскучнел собеседник. — Никто не знает подробностей.
— Купи хорошего вина и сходи в "Сладкий родничок", — посоветовал Александр. — Приятно проведешь время, а потом Акулий зуб сам тебе все расскажет.
— Скажешь, что от меня, — снисходительно добавил Корнелл.
— Обязательно схожу, — воодушевился Рионис. — А вы куда в такое время? В харчевню или в бордель?
— В Лавку поэтов, — пробубнил Мерк.
— Я слышал, твои стихи неплохо продаются.
— Мне не нужны деньги! — взвился Корнелл.
— Это все знают, — рассмеялся приятель. — Ты прославляешь свою любовь...
— Хочешь ссоры? — голос сына советника дрогнул, губы сжались в тонкую полоску.
— К нашему великому городу, друг! — с дурашливым испугом пояснил Рионис. — К древним традициям и славным предкам.
Молодой радланин вскинул голову и, не глядя на откровенно посмеивающегося приятеля, прошел мимо.
— Что передать наставнику?
— Что ты меня не видел, — не оборачиваясь, крикнул Мерк, пояснив. — Мы вместе занимаемся у Нумеция Тула.
Алекс кивнул. Кажется, эти двое относятся друг к другу, мягко говоря, неоднозначно.
— В прошлом году он три месяца провел в Либрии у славного философа Пигона Федахского и теперь считает себя очень умным.
— И осел может слушать мудреца, — пожал плечами Александр. — Но от этого не перестанет быть скотом.
— Акелия права, ты философ, — усмехнулся Корнелл, добавив. — Почти пришли.
Юноша обратил внимание на два больших зарешеченных окна, снабженных мощными ставнями. За ними виднелись стеллажи с книгами и свитками, неторопливо ходили люди. У широко распахнутой двери стоял здоровенный раб, приветствовавший сына советника почтительным поклоном.
— Этот человек с вами, господин Корнелл?
— Да, — не останавливаясь, бросил Мерк.
Войдя внутрь, Александр не заметил ни одной женщины, и это заставило его насторожиться.
— Сюда, — позвал его молодой радланин.
Юноша обернулся. Небольшая часть торгового зала была огорожена резной деревянной решеткой, возле которой за столом сидел тощий, пожилой мужчина с короткой бородой на костлявом лице.
— Вас сегодня очень много, господин Корнелл.
— Мордсин подождет меня в общем зале, — заискивающе проговорил тот.
— Мне не нравится, когда в мою лавку приходят неотесанные наемники, с ног до головы увешанные оружием!
"Ого! — подумал юноша. — Так разговаривать с сыном советника?"
— Я отесанный, — он улыбнулся. — Обещаю вести себя благопристойно, не нарушая покоя этой обители знаний и поэзии.
Мужчина удивленно захлопал короткими, редкими ресницами.
— Проходите.
Пропустив Алекса вперед, Мерк одобрительно похлопал его по плечу. При других обстоятельствах тот посоветовал бы ему больше так не делать. Но он обещал вести себя благонравно. Пришлось смолчать. В маленьком закутке не имелось прилавков, свитки и книги лежали прямо на полках. Тут же нашлись и две женщины, среди которых Александр безошибочно определил возлюбленную своего спутника. Вот только сидевшая за маленьким столиком девушка о чем-то оживленно беседовала с молодым либрийцем в богатом оранжевом хитоне.
— Ирдия, — негромко сказал Корнелл. — Я...
— Мерк, умоляю, подожди немного! — взмолилась та, не отрывая глаз от рисунка на папирусе.
Юноша заглянул через плечо невысокого сына советника и увидел геометрический чертеж. Спутник девушки бросил на них короткий взгляд и продолжил:
— Какова площадь усеченного треугольника, если его высота — 24 дюйма, нижнее основание составляет четвертую часть от высоты, а верхнее основание — на 2 дюйма меньше нижнего?
"Это они про трапецию что ли?" В голове Алекса тут же всплыли воспоминания об уроках Анны Ивановны. Сколько времени провела СашаДрейк у доски, рисуя квадраты, параллелограммы, трапеции...Математика давалась ей довольно легко.
— Так сколько у тебя получилось?
— Сто двадцать квадратных дюймов! — негромко произнес юноша.
Ирдия и молодой человек вскинули головы.
— То есть, я хочу сказать, что площадь этой трапец..., усеченного треугольника составляет сто двадцать квадратиков со стороной один дюйм.
Девушка посмотрела на собеседника.
— Он угадал, — кивнул тот. — Действительно, сто. Только у нас их называют хета.
— Ты просто назвал первое попавшееся число, юноша? — спросила Ирдия.
— Я высчитал.
Корнелл нервно хихикнул.
— Что-то больно быстро у тебя получилось? — прищурился молодой человек.
— Я знаю простое правило, — невозмутимо ответил Александр.
— Вот как! — удивилась подруга Мерка. — Расскажи нам его?
— Площадь усеченного треугольника равна половине суммы его оснований, помноженной на высоту,— отчеканил тот.
— Никогда о таком не слышал, а я служу Арилаху из Локин — поджал губы парень. — Он один из величайших математиков. Откуда же тебе знать такое правило?
— Мне рассказал о нем один келлуанский маг, — ответил Алекс. — Он же научил находить площади различных фигур и рассказал об их свойствах.
— Почему же ты не знаешь, что такое хета? — язвительно поинтересовался молодой человек.
— Подожди, Прикл, — отмахнулась Ирдия, и в её глазах вспыхнул веселый азарт. — Если ты так много знаешь, может, сможешь решить еще одну задачу.
— Я рискну, — улыбнулся Александр.
Он сам не понимал, зачем ввязался в этот разговор, привлекая к себе излишнее внимание. Возможно, потому что успел стать достаточно известной персоной, и теперь оставлось только, что называется, поддерживать марку. Сейчас он был готов отстоять честь российского образования.
— Подвинься, — велела девушка Приклу. — Мерк, принеси, пожалуйста, табурет.
Алекс решил еще пару предложенных задач, иногда лишь спрашивая или уточняя то или иное понятие. Молодые люди удивленно переглядывались, наблюдая, как он покрывает кусок папируса арабскими цифрами, а затем называет правильный ответ. С каждым его ответом Прикл все больше и больше раздражался.
— Что это за каракули?! — почти кричал либриец, тыкая пальцем в его вычисления.
— Цифры, — невозмутимо отвечал парень.
— В какой варварской дыре пишут такими закорючками?!
Привлеченный шумом, к ним подошел хозяин лавки.
— Не нужно кричать, молодой человек, — сухо проговорил он. — Или я прикажу вас вывести.
Прикл покраснел, но Ирдия мягко взяла его за руку.
— Ты же куда-то спешил?
Словно опомнившись, либриец посмотрел в окно, потом на Александра.
— Да, я слишком задержался, — он встал и, торопливо попрощавшись, вышел, метнув на Алекса полный ярости взгляд.
— Чего это он такой нервный? — с невинным видом поинтересовался тот.
— Прикл впервые встретил ровесника, который не хуже его разбирается в математике, — довольно улыбаясь, ответила девушка. — Какими еще талантами наградили тебя боги?
— Я шью одежду, — скромно ответил юноша. — А все, что вы сейчас видели, всего лишь навык. Мы с Тусетом путешествовали до Тикены и обратно. Дорога дальняя, вот мой бывший хозяин, келлуанский маг, и обучал меня наукам, чтобы скоротать время.
— Я кое-что понимаю, — Ирдия насмешливо погрозила ему пальчиком. — Это не келлуанские цифры и манера счета.
— Возможно, их придумал сам Тусет? — предположил Александр. — Он был человеком разносторонних талантов. В любом случае, к моим способностям это не имеет никакого отношения. Написать хорошее стихотворение гораздо труднее, чем запомнить правило математики.
— Ты пишешь стихи? — оживилась собеседница.
— Увы, — развел руками юноша. — Для настоящей поэзии нужна любовь.
— Но у тебя же есть невеста? — лукаво прищурилась Ирдия. — Или она напрасно бросила богатого мужа?
"Хочешь меня переболтать? — с иронией подумал Алекс. — Что же, посмотрим, у кого язык лучше подвешен".
— Моя любовь, как домашний очаг, возле которого хорошо греться холодными вечерами. А для великих стихов нужны чувства, пылающие подобно жертвенному костру или горну, где плавят крепкую бронзу. Именно такой огонь горит в груди Мерка Корнелла Апера!
Сын советника вздрогнул. Девушка опустила глаза, сворачивая папирус.
— Ты рассказал ему о наших отношениях?
— Этого не потребовалось, госпожа, — проговорил Александр с трагическим выражением на лице. — Такое чувство невозможно скрыть. Когда он назвал ваше имя, все сразу стало ясно.
— Говорят, ты умеешь шить? — поспешно перевела разговор Ирдия.
— И у него хорошо получается, — с довольной улыбкой вступил в разговор Корнелл. — Акелия уже заказала у него платье.
— Мне бы хотелось на него посмотреть.
— Нет ничего проще, — улыбнулся Алекс. — Я сегодня же отдам господину Мерку свои рисунки, а уж он найдет способ переправить их вам.
— Какие рисунки? — не поняла девушка.
— Тех платьев, которые я могу сшить.
— У тебя их много?
— Достаточно.
— И сколько будет стоить твое платье.
— Двадцать рахм, — любезно улыбнулся юноша. — За работу.
— Ого! — вскинула брови собеседница.
— Зато такое будет только у вас — заверил Александр.
— Я подумаю, — кивнула Ирдия, разглядывая его с каким-то анатомическим интересом. Словно судебный антрополог из американского сериала особенно уродливый труп.
— А ты тоже поэт, — проговорил Корнелл, когда они покинули лавку.
— Нет, — рассмеялся парень. — Скорее философ и сказитель.
— Кто?
— Тот, кто рассказывает истории.
— Расскажи?
Подумав, Алекс выдал ему чеховского "Хамелеона", сменив время и место действия.
Сын советника без труда понял суть и долго смеялся.
— Если ты не против, я изложу это в стихах.
— Да, пожалуйста.
Проплутав, они вышли на одну из центральных улиц к лавке, украшенной облезлой вывеской "Масла Плока".
Внутри оказалось грязно, кругом стояли амфоры и кувшины. Пахло прогорклым маслом, копченой рыбой и какими-то специями. Широкоплечий верзила в грязном хитоне увлеченно исследовал содержимое носа.
