— Это я сказал "новый царский любимчик", и пусть меня теперь арестуют жандармы!
По цеху пронесся одобрительный гул.
— Теперь слышу слова не мальчика, но мужа, — весело отозвался со своей "трибуны" Вадик, — если в цеху и правда есть хоть один жандарм — прошу, не трогать этого молодого человека. Это говорю Я — "новый царский любимчик".
А чем, интересно, вам не нравится факт появления НОВОГО доверенного лица у Его Императорского Величества? Почти всему двору — это слово Вадик сказал, как выплюнул — я поперек горла за то, что предоставил Государю Императору доказательства фактов вопиющего казнокрадства, совершенных его ближайшим окружением. А вам то я чем не угодил? Или у вас тоже подряды да концессии в Корее есть, за которые я призываю Его Величество не вести абсолютно не нужной России долгой войны?
— Тем, что вы явились сюда агитировать нас "усердно работать" на благо прогнившего самодержавного царского режима за гроши, которые нам к тому же не платят, — болезнено отреагировал на смешки своих товарищей рабочих Яков. Смех сменился одобрительными выкриками — "Яшка, давай!".
— Я сюда как раз и явился разобраться, почему за честно отработанные сверхурочные, рабочим не выплачивается достойное вознаграждение, — мгновенно отозвался Банщиков, — более того. Пока будет вестись разбирательство между морским ведомством и новым руководством завода, все рассчеты за сверхурочные будут производиться еженедельно именными царскими чеками. Подсчет сверхурочных можно возложить на специально выбранный из состава работников комитет. Вами выбранный, господа рабочие...
— А почему это... Какое такое новое руководство завода? — раздался вопрос из толпы призадумавшихся работяг.
— Все старое руководство находится под следствием в Петропавловской крепости, по обвинению в срыве заказа Морского министерства на ремонт боевых кораблей русского флота, — сказал, как отрубил, Вадик. После чего, выдержав паузу, необходимую рабочим для переваривания новости, он наклонился к толпе и продолжил в стиле Ленина или Гитлера:
— Пока наш флот на Дальнем Востоке отчаянно нуждается в подкреплениях, способных помочь ему быстро расправиться с подло напавшим на нас японским, эти безответственные деятели намеренно затягивали ремонт, надеясь удвоить свою прибыль за счет повышения цен в несколько раз при применении сверхурочных через месяц-другой. А чиновники из фабричной инспекции этому способствовали, намереваясь к сверхурочным применять обычную штрафную сетку!
Едва узнав об этом произволе, Государь распорядился ввести на казенных заводах, работающих на армию и флот, новое управление, особых военных представителей для надзора за ходом и качеством работ и прямую оплату из личных царских средств. Отныне штрафы выписываются только за злостные нарушения дисциплины, а сверхурочные оплачиваются в полуторном размере, еженедельно и именными царскими чеками.
Радостный гул голосов рабочих был прерван следующей фразой неугомонного доктора.
— Но только за работу без брака! Если кто-то раскрепит лист брони так, что тот готов будет отлететь при первом попадании снаряда, то он фактически работает не на Россию, а на Японию. Вот пусть в Токио за зарплатой и отправляется. То же самое относится и к инженерам и поставщикам материалов. Если кто то из вас, уважаемые, заметит, что на верфь доставили некачественные материалы, — ни в коем случае их не используйте, немедлено сообщите об этом военному представителю, и премия вам гарантирована. Так же, как гарантированно судебное разбирательство и тюрьма тому, кто эти материалы завез.
— Я вот только не пойму никак, ваше благородие, — раздался ехидный вопрос со второго верстака, — вы за продолжение войны или за ее скорейший конец? Совсем заврались что-то...
— Яша, если я вам сейчас за ваши слова дам в морду, вы сопротивляться будете, или к полицмейстеру и мамане жалиться побежите? — спросил у поднадоевшего оппонента Вадик.
— Вы, вы... — немного не привыкший к такому способу ведения публичной дисскусии Яков, изрядно раззадоренный ржанием товарищей, не сразу нашел подходящий ответ, — да только попробуй! Тогда узнаешь, держиморда царская, душитель свободы!
— Отчего же душитель то? Напротив — вполне свободно готов с вами на кулачках обсудить все наши разногласия. Здесь, сейчас и с глазу на глаз, — под все более громкий, одобрительный хохот работяг отозвался довольный Вадик, — но если серьезно... Вот вы, естественно, готовы дать сдачи. А почему вы нашей стране, России отказываете в такой возможности? На Россию напали, что еще нам остается делать? Сдаваться без боя на милость Японии тоже как-то уж слишком...
Другое дело: нам надо победить Японию с минимальными потерями русских солдат и матросов. Или просто сделать продолжение войны для нее слишком невыгодным. И только после этого, Россия может предложить мир. Не как побежденная сторона, об которую потом весь мир будет вытирать ноги, а как милостивый победитель. Разницу ощущаете, уважаемые?
Если кто-то из вас не желает честно и без брака работать на победу России по двенадцать часов в сутки, из которых четыре часа будут оплачиваться по полуторной ставке — уходите сразу, сейчас. Кто желает — не медля начинайте. Перед нами и так стоит почти невыполнимая задача: через месяц в море из Кронштадта должны выйти, поменяв артиллерию, "Наварин", "Николай I", "Нахимов", "Память Азова" и "Корнилов". Через три месяца должны закончить капремонт "Сисой Великий" и "Владимир Мономах", который пока ведется через пень-колоду. Но главные усилия предстоит сосредоточить на достраивающихся "Орле", "Князе Суворове", "Олеге" и на "Жемчуге" с "Изумрудом". Все они, вместе с "Александром III" и "Светланой", должны к осени уйти на Дальний Восток! А следом за ними, еще до ледостава, и "Бородино" со "Славой"...
Короче, работы много и хватит на всех. И надолго. Скажу больше, ее настолько много, что сюда сейчас эшелонами везут рабочих из Нижнего Новгорода и со всех черноморских верфей, кроме тех, кто остался достраивать "Князя Потемкина" и "Очакова". Работы в ближайшие шесть-семь месяцев, а может и поболее того, будут вестись и тут и там в две длинных смены, без выходных. Если вы хотите быть частью этого, хотите, чтобы вам было что рассказать своим детям, хотите заработать сами и помочь своей стране выиграть эту навязанную нам войну — принимайтесь за работу. Если же вам на Россию наплевать — чтоб и духу вашего больше на заводе не было с завтрашнего дня!
— Вы тут все нам красиво напели, а как дойдет до дня расчета, кто нам гарантирует, что мы эти полуторные деньги получим? — не унимался Бельгенский, на глазах которого шли прахом результаты трехмесячной работы, — кто нам гарантирует, что мы вообще хоть какие-то деньги в срок получим, а не как в этот раз?
Банщиков уже набрал в грудь воздух, чтобы окончательно размазать доставшего его эсэровского агитатора, но не успел.
— Мы гарантируем, — раздался от ворот цеха не слишком громкий, но властный голос.
Обернувшись в сторону говорившего рабочие, с повергающим в оторопь удивлением, увидели в воротах цеха невысокую, ладную фигуру в длиннополой шинели с погонами каперанга на плечах. По прошествии нескольких секунд по толпе прошло неуловимое движение и неясный приглушенный гул: подданные, наконец, поняли, что видят здесь, прямо перед собой, Императора и Самодержеца Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского и проч., и проч., и проч..
Впрочем, вся эта мишура титулов сосредоточивалась в одном человеке — Николае Александровиче Романове. Авторитет царя не был подорван поражением в войне, кровью первой революции, и даже те рабочие, что с удовольствием за глаза называли его "Царскосельским сусликом", сейчас, перед лицом Императора несколько растерялись.
Уверенно, в сопровождении всего лишь четырех казаков личного конвоя (лучший стрелок Преображенского полка, залезший на подъемный кран и взявший, на всякий случай, на прицел остолбеневшего от неожиданности агитатора, остался за кадром), царь прошел сквозь расступающуюся толпу к верстаку, с которого вещал Банщиков, и подал ему руку, за которую тот рывком втащил самодержца наверх. К сожалению, этот момент не запечатлела для истории фотохроника, а жаль! Картина была еще та, особенно выражения лиц работяг...
Николай повернулся к честному народу, и, выдержав короткую паузу, за пару секунд которой вокруг воцарилась почти полная тишина, произнес:
— Господа рабочие. Мы гарантируем вам, что все работы по подготовке кораблей к отправке на Дальний Восток до окончания войны будут оплачены сразу и без проволочек. Мы повелели, чтобы отныне на всех казенных военных заводах все сверхурочные оплачивались в полуторном размере. Тоже будет сделано и в отношении рабочих, трудящихся сверхурочно по заказам военного ведомства на частных предприятиях. Они получат доплаты за наш счет.
Мы пове... — на этом месте царь запнулся, а Вадик напрягся — кажется, Николай забыл выученную речь, или снова переменил точку зрения, на что он, вообще-то, был горазд. Но оказалось Его величество импровизировал:
— Я не могу приказать вам, господа, работать по двенадцать часов. Я могу только попросить вас об этом. Но когда вы будете принимать решение, не забывайте, что ваш лишний час на работе, может спасти жизнь какому-нибудь матросу или солдату там, в Порт-Артуре и в Маньчжурии. И это может быть кто-то из ваших родных, друзей или земляков.
— Кроме этого, — продолжил царь, переждав стихийную бурю восторга, вызванную его первым заявлением, — мы пришли к выводу, что действующая в России на настоящий момент система управления и законотворчества устарела. Ибо само несовершенство ее и привело к этому внезапному нападению на нас, за что сегодня нам всем приходится расплачиваться.
И сейчас, перед вами, работающими на победу России, мы обещаем, что после победы над Японией, не медля, будет созвано народное представительство — Государственная Дума, которая и должна будет разработать проект Российской Конституции. Свода законов, единого для всех сословий и вероисповеданий, коий мы намерены даровать подданным нашим. Задачи, стоящие перед нами слишком сложны, а Россия-матушка слишком великая держава, чтобы ею мог управлять один лишь божий помазанник, без выборных народных помощников.
После этих слов Вадик наконец то выдохнул, и расслабился — "случайно" оказавшиеся на заводе журналисты зафиксировали и слова императора, и бурю верноподданеческих эмоций, ими вызванную. В утренних газетах они разойдутся по всей России...
* * *
Первые несколько недель осторожного капанья на мозги Николая Второго по поводу необходимости созыва Думы и принятия конституции не принесли никакого результата. Да это и не удивительно, поскольку главным в общении Банщикова с самодержцем оставались неотложные мероприятия, связанные с проблемами выигрыша текущей войны.
Отчасти в этой отстраненности Николая от внутреполитических проблем было повинно не только внутреннее сопротивление царя обсуждению неприятной для него темы. Был виноват и сам Вадим, поскольку важнейшими причинами крушения монархии в будущем выставлял проигрыш японской и германской войн, не рискуя пока вываливать на Николая страшные подробности о последствиях других его фатальных ошибок как главы государства.
А ведь каждая галочка в "списке Петровича" давалась Вадику не просто! Мало того, порой приходилось самому продумывать и принимать решения по пунктам, которые, на первый взгляд, должно было просто выполнять не рассуждая. Увы, ни Петрович, ни Балк, не учитывали наличия новой информации, становившейся для Вадика откровением, не учитывали они и реакции конкретных исполнителей и должностных лиц, о чем все трое там, в 21 веке просто не задумывались. К сожалению, история стирает очень и очень многое...
Взять хотя бы такой пример. Одним из первых пунктов, касающихся снаряжения на Дальний Восток эскадры подкреплений, составленной из ремонтируемых в пожарном темпе пожилых броненосцев и крейсеров, а также вспомогательных крейсеров — бывших пароходов Доброфлота и учебного корабля "Океан", стала идея оснащения их миноносками. Петрович предполагал установить на них бензиновые двигатели внутреннего сгорания, аналогичные тем, которыми в реальной истории были оснащены "газолинки" Никсона.
Заманчиво было все большие корабли, чьим предназначением в разворачивающихся боевых действиях могут стать крейсерские операции, обеспечить еще одной степенью свободы — возможностью диверсионных нападений на порты и базы противника. По образу действий макаровского "Великого князя Константина" в войне с турками. Тем более, что эта тактика была потом творчески развита англичанами в их "Гекле" и "Вулкане", готовившихся ни много ни мало, а для атаки главной французской базы флота — Тулона!
Сама идея у царя принципиальных возражений не встретила, и решение об оснащении кораблей новыми мощными шлюпбалками и лебедками, способными поднимать на борт катера весом до 25-и тонн, по четыре на броненосец и крейсер, а на "добровольцы" даже по шесть, было "пропихнуто" через ГМШ быстро и без больших проблем. Если не считать таковой отрицательную поначалу позицию возглавлявшего сие ведомство генерал-адъютанта Зиновия Петровича Рожественского, правда, быстро поменявшуюся после приватной беседы с Императором с глазу на глаз...
Ширмой для прикрытия истинных целей их установки был циркуляр, требующий замены существующего шлюпочного хозяйства уходящих на войну кораблей металлическими маломерными судами, что, естественно, снижало пожароопасность. Сами эти суда оставлялись только двух типоразмеров — легкие разъездные вельботы и большие паровые катера, способные выполнять функции моторных баркасов. Вот эти-то последние, вследствие своих размеров, и требовали нового шлюпбалочного хозяйства. Для ускорения процесса и вельботы, и паровые катера заказали в Германии. По всем расчетам получалось, что к июню немцы первую партию таких катеров сдадут. Инженеры фирмы Шихау должны были оснастить их американскими двигателями внутреннего сгорания в 300 лошадиных сил, срочно заказанными при посредничестве Никсона у компании "Стандард моторс констракшн Ко".
Именно эти моторы и представляли собой "ноу-хау" всей этой затеи. Строиться катера должны были под видом быстроходных моторных яхт для членов Императорской фамилии и адмиралтейского начальства. После этого их надлежало перебросить по Транссибу во Владивосток. А там уже Макаров с Рудневым на месте решили бы: переправить их на крейсерскую эскадру или же использовать как москитные минные силы в обороне главной базы. Вадик с головой ушел в планирование и осуществление "катерной" операции, и тут неожиданно произошли два взаимно не связанных события, существенно изменивших как план постройки миноносок-москитов, так и облик их дальнейшей модификации, которая должна была стать уже двухдвигательной.
* * *
В первых числах апреля прибыл секретный пакет из Владивостока на имя Императора, содержащий не только подробный отчет контр-адмирала Руднева о бое "Варяга" с отрядом Уриу, захвате "Кассуги" и "Ниссина", организации крейсерских операций подручными средствами и отражении набега Камимуры на Владивосток. В пакете этом были еще и очередные предложения двух скинувших маски иновремян, не вошедшие в поминальник Вадика. И это было вполне объяснимо: что-то просто не успели вспомнить за одну ночь на "Варяге", что-то стало ясным только после провала попытки изловить Камимуру. Причем пакет этот содержал и существенную "графическую" часть.
