— Я этого не знала...
— Так почитай, — пожал я плечами, — кто ж тебе мешает? Сейчас, кстати, стало очень модно случать чье-то мнение, а не обращаться к первоисточникам. Зачем, например, читать собрание сочинений Ленина — это ведь так скучно! Да и букв очень много. Как и непонятных слов. Гораздо проще послушать какого-нибудь шестнадцатилетнего "эксперта" на Ютубе, который о нем рассуждает в полуматерной форме. Вот там все предельно доступно и понятно!
— Подожди, но зачем слушать неуча, когда можно обратиться к учителю? Грамотный наставник по истории всегда расскажет также доступно и легко.
— Потому, что теперь в глазах молодого поколения учитель — лох, — охотно пояснил я.
— В смысле? — девушка аж заморгала глазами.
— Низкий престиж профессии. Сейчас, включив телевизор, нетрудно посмотреть, что является наиболее популярным: бизнес, шоу-бизнес, юристы, экономисты, актеры и управленцы. Рабочие профессии — никому не нужны и не интересны. На людей, работающих в школе, смотрят, как на неудачников. А какой смысл слушать неудачника, даже если он прекрасно разбирается в своем деле? Никому не интересно знать, что говорит преподаватель социологии, что сидит на зарплате 10т.р в месяц. А вот мнение солидного бизнесмена или известного блогера, у которого весьма внушительный доход, несколько фирм и крупный счет в банке — по этому поводу послушать интересно. И без разницы, что оно, возможно, неправильное. Он уважаемый и успешный человек, поэтому его мнением стараются интересоваться.
— Это... какая-то шизофрения... Не может образованное общество в столь просвещенный век жить... так.
— Может и еще как. Лень и огромное количество информации — способны творить еще и не такие чудеса. И, зачастую, очень тяжело бывает разобраться, какие цели преследует тот или иной человек, несущий ахинею в интернете. То ли он просто дурак, то ли наоборот — очень умный интриган, преследующий свои или чужие интересы. Информационные войны за умы гремят по всему земному шару уже много столетий. Просто сейчас, в вес современных технологий и их повсеместной доступности это делать проще всего.
— У меня... все это в голове не укладывается, — девушка медленно потерла пальцами виски и опустила голову вниз.
— Ничего, ты привыкнешь, — я сочувствующе посмотрел на нее, но вставать с кресла не стал, — просто слишком многое произошло с тех пор как ты... уснула. Тебя воспитывали как политика того времени, а значит, ты прекрасно со всем справишься и разберешь. Просто тебе нужно время. Много времени.
— Ты... поможешь мне объяснить еще кое-какие вещи из... минувшего? — было видно, что слова сейчас даются ей нелегко. То ли из-за эмоционального потрясения, что снова вернулось к ней, то ли от слишком большого объема знаний, свалившихся за раз. А может быть и от того и другого сразу.
— Конечно помогу, — вздохнул я и, поднявшись со своего насиженного места шагнул к книжному шкафу, — только в этом деле у меня нет профессионального образования. Все же я инженер, а не историк. Просто интересовался раньше теми или иными вещами и дословно все могу не помнить. Вот, — я снял с полки пару на этот раз вузовских учебников по истории за девятнадцатый — двадцатый века и бросил их на кровать. Книги были, естественно, еще советских годов выпуска (читать тот шлак, что выходил в 90-ые годы — я бы не пожелал даже врагу), — тут все более-менее в сжатой форме описано. Этой информации можно доверять.
— А откуда ты знаешь, что этому можно верить? — Асерана с сомнением подняла и покрутила в руках толстенькую, потрепанную временем книгу.
— Очень просто. Написана она видным ученым, слова и выкладки которого во-первых, базируются на архивных документах и сличении самых разнообразных исторических источников. А во вторых, неоднократно проверены его же коллегами и независимыми экспертами-учеными. Когда издавалась эта книжка — с этим все было очень строго. Так что тут ты можешь быть спокойна.
В комнате повисла тишина. Я не спешил отвлекать от размышлений девушку, что явно пыталась привести мысли в порядок и не мигая смотрела на корешок книги. Поэтому спокойно сходил на кухню и, сделав себе пару бутербродов с чаем, вернулся обратно, плюхнувшись в кресло и подняв с пола книгу с недочитанной вчера перед сном фантастикой. Время не спеша тянулось, подбираясь к ночи.
— Дим? — спустя несколько минут, а может быть и часов (я на время выпал из реальности) тихонько окликнули меня с дивана.
— А?
— Можно еще вопрос?
— Давай, — зевнул я, откладывая книгу в сторону и протирая уставшие от чтения глаза. Ускоренное восприятие я не использовал. Какое тогда удовольствие от хорошего романа, если он заканчивается за парту минут? — только учти — я сам многого могу не знать или не помнить.
— Я поняла, — кивнула девушка и, метнувшись к оставленному на столе ноутбуку, подвигала мышкой, выводя того из сна, — сейчас... Вот! Мне интересно твое мнение по поводу коллективизации. Миллионы людей грабили и ссылали в ужасную Сибирь. Отбирали последнее и заставляли голодать. Это же бесчеловечно! Как такое вообще могли допустить? И это не из-за гражданской войны! Война тогда была уже окончена и твои "красные" в ней уже победили.
— О Боже, — тихонько взвыл я, возведя глаза к потолку, — ты прочитала те книжки, что я тебе дал?
— Нет, — она тряхнула своей очаровательной головкой и сжала губы, — я хочу сначала разобраться с этим.
— Чтобы разобраться с "этим", — я с отвращением ткнул пальцем в монитор, — надо обращаться к психиатру. Хотя и он тут вряд ли поможет.
— Дима, ты обещал рассказать.
— "Ужасную Сибирь", — хмыкнул я, — для справки ты сейчас именно в этом "ужасном" месте и живешь.
— Тогда тут было не так! — не согласилась она и добавила, — Дим, мне правда важно услышать твое мнение...
— Мое мнение тут не играет никакой роли, — отрезал я, — есть четкие исторические факты и документы. Имеющиеся, кстати говоря, не только у нас, но и у наших зарубежных коллег. Ладно... буду краток. После Мировой войны, Революции и Гражданской войны нужно было как-то поднимать страну. О том, что уже совсем скоро будет Вторая мировая — прекрасно знали абсолютно все и активно к ней готовились. Идиотов среди политиков не было. Поэтому нам нужно было как-то защищать свою страну. А как это сделать, если 90% ее населения по большей части безграмотно и живет глубоко за чертой бедности? Промышленности у нас, как таковой, почти и не было — три процента пролетариев не в счет. По сравнению с Европой наш объем производства был настолько смехотворен, что даже говорить неловко. Во всех сферах, что не касались производства хлеба — мы проигрывали практически во всем. Спасибо за это Николаю Второму и его команде.
— Не смей трогать императора! — негодующе посмотрела на меня мрачно глядящая из своего угла девушка, — он был достойным человеком!
— Возможно, он действительно был прекраснейшим и добрейшим человеком, — не стал спорить я, — но вот как государственный деятель он показал себя более чем красноречиво и совсем с другой стороны. Я уже говорил тебе об этом. Теперь же, что касается всего остального. То, что война будет, повторюсь, знали все. Учитывая положение нашей страны на тот момент — отстоять свою независимость, при текущем уровне развития не представлялось никакой возможности от слова совсем. Нас элементарно раскатали бы за несколько месяцев и поделили бы на колонии. Значит, нужно было срочно развиваться. А для этого, необходимо было строить заводы, фабрики и учебные заведения, что воспитывали бы грамотных специалистов. Ну а для этого надо было огромное количество людей. А где их взять? Естественно на селе. Ведь у нас практически 90% населения были крестьяне. Да только вот беда — если крестьяне массово поедут в города на стройки промышленности, то кто их всех там будет кормить? Если ты вспомнишь, то все жили натуральным хозяйством на крошечных клочках земли, с которых только и хватало, что заплатить налоги и еле-еле не подохнуть с голоду. И как тогда быть? Да очень просто! Большевики придумали колхозы.
— Это такие искусственные объединения, куда людей загоняли насильно и они там трудились бесплатно за трудодни? — с отвращением уточнила Асерана, — чем тогда это отличалось от обычной барщины?
— О, многое чем! — улыбнулся я, — в первую очередь тем, что людям за эти трудодни платили хорошую зарплату. Удивлена? Это раз. Во-вторых, трудодень — это не сутки, как ты могла подумать или прочитать в той идиотской высосанной из пальца статье, — кивнул я на снова погасший монитор ноутбука, — и даже не двенадцатичасовой рабочий день, как пахали рабочие на заводах в царское время. Трудодень — это, примерно, час или два труда на общем колхозном поле. Некоторые люди, спокойно и не особо утруждаясь, умудрялись закрыть годовую норму трудодней всего за месяц, и все остальное оставшееся время работали уже на своей земле.
Причем, тут у тебя было два варианта. Ты мог отработать норму как положено и дальше заниматься своих хозяйством как обычно. А мог забросить свое хозяйство и работать только на колхоз, и тогда все часы, которые ты наработал сверх нормы — выплачивались тебе дополнительно либо в виде натурального продукта, либо разными другими способами. Все излишки, что зарабатывала община за год, делились между собой. Так, например, обычный крестьянин, работающий на колхоз и, получающий за это очень хорошую зарплату, в конце года, по результату общего труда и своего вклада в него, спокойно мог получить несколько тонн зерна и картошки. Хочешь — сам ешь, хочешь — продай или сдай за деньги — все на твое личное усмотрение. А мог получить шикарные путевки в дома отдыха, либо иные разные плюшки, которые можно было комбинировать с вышеперечисленным — как пожелаешь. Кстати, уровень жизни на селе в то время, прекрасно иллюстрируется множеством ситуаций. Когда случилась Великая Отечественная война, то один колхозник (обычный крестьянин), на личные честно заработанные им деньги купил своему сыну на фронт истребитель последней модели. Или, например, целый колхоз (крупный разумеется), скинувшись, покупал фронту целую танковую колонну. Это все зафиксировано в источниках и финансовых отчетах — ты легко можешь проверить мои слова. Немного отличается от того, как люди жили при царе, верно?
— Я... не знала. Неужели так... так легко можно было все изменить...
— Кто сказал, что легко? — приподнял брови я, — это труд. Большой труд многих людей. И в первую очередь — это определенный государственный строй и идеология, что заботилась о простом человеке, а не только об отдельных избранных.
— И... все это было направлено на то, чтобы крестьяне стали жить лучше?
— Нет. В первую очередь это было направлено на то, чтобы накормить как можно больше народу и высвободить из деревни как можно больше рабочих рук. То что крестьяне стали жить намного лучше — это тоже была приоритетная цель. Но в первую очередь нужна была еда и рабочие руки. Подобная организация сельского хозяйства, позволила настолько повысить производительность труда, что в деревне больше не нужно было столько народу. И поэтому миллионы людей смогли отправиться в города и ударными темпами поднимать промышленность, которая нужна была стране, как воздух. Причем строили так быстро и с таким размахом, что ничего подобного за всю историю человечества не удалось повторить до сих пор. Даже в наше высокотехнологичное и более просвещенное время. Это позволило получить экономическую независимость от других более развитых государственных стран и в десятки (если не сотни) раз поднять уровень производства. Про уровень жизни я вообще скромно умолчу.
— Но ведь в Империи тоже было строительство, — не согласилась Асера.
— Размах строительства в Империи был такой же, как примерно у нас сейчас, — усмехнулся я, — откроют мануфактурку или фабрику на триста человек, а крику в газетах, как будто что-то небывалое случилось. А тогда строили предприятия площадью в пять — двенадцать тысяч гектаров каждое!
— Сколько?! — даже вскрикнула девчонка.
— И такие предприятия, — спокойно продолжил я, — строили тысячами. И это не считая заводов поменьше, жилых домов, школ, больниц, высших учебных заведений, дворцов труда и других самых разнообразных строений. Люди строили для себя. С энтузиазмом и душой. Уровень производства рос такими темпами, что если, например, те же самые трактора, мы вынуждены были покупать за рубежом как высокотехнологичное оборудование и не умели их делать. То уже через 5-10 лет мы были первыми в мире по экспорту этой техники и поставляли их в десятки стран.
— Трактора??
— Это такие большие машины для сельскохозяйственных работ.
— Мне... тяжело представить себе такие масштабы, — девушка опустила голову на руки и потерла лоб ладонями.
— И тем не менее, так оно и было, — прекрасно понимая ее состояние, сочувственно вздохнул я.
— Но... как? Откуда Правительство...
— Верховный Совет, — поправил я.
— Да, Совет, — кивнула она, — откуда они взяли столько денег? Это воистину гигантские суммы! Таких строек я просто не могу себе даже вообразить! И это в стране, совсем недавно разрушенной, перенесшей три страшный войны и интервенцию! Да у нас даже золото особо не было — его украли и вывезли! На какие деньги большевики провели такую индустриализацию?
— На те деньги, что создали сами, — пожал плечами я, — для этого просто нужны были руки и ресурсы. Деньги, а по сути, обычные бумажки, для этого не нужны. Земля у нас богатая, а рабочие руки высвободила коллективизация (когда за счет организации колхозов, покупки и постройки техники, люди стали работать гораздо меньше, а продукта получали — гораздо больше). Ну а дальше все просто: чем больше производится внутри страны и чем больше товарооборот — тем страна становится богаче. То есть индустриализация у нас не тратила деньги, а она их элементарно создавала. В мире ведь играет роль не бумажки, которые ты печатаешь, а объем производства и блага, которые ты можешь воспроизвести (и подкрепить этим валюту). С бумажками потом просто удобнее это все обменивать. Но вот если бумажки есть, а производства нет... Ну ты поняла, да?
— Но ведь...
— Ася, — вздохнул я, — это в твое время и в нашу нынешнюю современность экономика — это зарабатывание прибыли. В Советском Союзе, экономика — это в первую очередь производство благ для всех людей и их распределение. Вот и все.
На некоторое время в комнате снова воцарилась тишина.
— Ты так и не ответил на один мой вопрос, — наконец произнесла Ася, задумчиво глядя куда-то в точку. Как раз туда, где совсем недавно стоял мой платяной шкаф.
— На какой? — спросил я, уже потихоньку проваливаясь в сон в своей кресле.
— А как же те люди, которых расстреливали уже в мирное время? Миллионами.
— Ага. Сотнями миллионов, — хмыкнул я, — Асера, вот ты умная девушка, сама-то мозгами пораскинь. Если бы в СССР расстреляли сто миллионов человек, как это, например, писал у нас предатель Солженицын (какая удивительно точная, отвечающая его роду деятельности фамилия), то кто бы их всех хоронил, если учесть, что в стране в то время проживало всего 190 миллионов человек?
