Киллиан резко вздрогнул, отдернув руку и постаравшись приподняться на локтях. Движение это спровоцировало острую боль в сломанных ребрах, молодой человек резко выдохнул и тут же закашлялся.
— Да ляг ты уже, — усмехнулся Ланкарт, небрежно дернув его за руку. Попытка сопротивляться вышла тщетной: сил совершенно не осталось, словно они все ушли на то, чтобы отдернуть руку и попытаться отшатнуться. Колдун обернулся к Мелите, стоявшей у стены. — Иди сюда, подержи-ка его.
Женщина приблизилась — осторожно, нерешительно. Затем склонилась над Киллианом, ее холодные руки легли ему на плечи.
— Прости… — шепнула она.
— Что происходит?.. — произнес Киллиан, тут же закашлявшись снова: горло горело огнем и совершенно пересохло.
— Ты умираешь, вот, что происходит. У твоего организма нет сил сопротивляться болезни, я не смогу выполнить просьбу твоего наставника и поставить тебя на ноги, — ответил Ланкарт без тени сочувствия. Больше ничего колдун объяснять не стал. С силой ухватив Киллиана за руку, он несколько мгновений медлил, а затем острая игла впилась в предплечье. Тонкие пальцы Ланкарта надавили на поршень на другом конце цилиндра, и обжигающая жидкость потекла под кожу.
Тяжелое сиплое дыхание Киллиана заметно участилось.
— Что это?..
— То, что как-то на тебя повлияет. Я сам пока не знаю, как именно — вариантов у меня масса. Возможно, это спасет тебе жизнь. А возможно, и нет — трудно сказать наверняка. Может, у тебя начнет слезать кожа лоскутами… или глаза переменят цвет… или ты просто уснешь, и не проснешься. А может, начнешь резко выздоравливать, постепенно изменяясь… или не изменяясь. Так или иначе, никаких других перспектив у тебя все равно нет.
Голос колдуна звучал все дальше… словно призрачным эхом разносился по комнате. Киллиан чувствовал, что ускользает в забытье.
«Жар… разве может он стать еще сильнее?» — успел подумать он, ощущая, как вся его кожа начинает пылать огнем. А жар все нарастал и нарастал, и, казалось, он вот-вот выжжет все его тело изнутри…
Хотелось закричать, но сил не было даже на слабый стон. Тело при этом напряглось, как струна, руки сжали простынь… а затем наступила темнота.
… Сознание вырвалось из забытья не полностью — казалось, в реальность вернулась лишь часть его, которая могла только заставить тело слегка повернуться и позволить взбунтовавшемуся пустому желудку вывернуться наизнанку на пол несколько раз подряд. Снова чьи-то руки легли на плечи, когда Киллиан безвольно свесился с кровати, не в силах повернуться на спину.
Стоило ожидать…
Придется прибрать за ним…
Крови нет в рвоте? Вроде, нет…
Киллиан слышал отдельные слова, но не мог уловить их смысл. Все привычное ускользало от него, становилось неразличимым, непонятным. Сколько раз он так пробуждался? Он не знал.
Чья-то рука — Мелиты? — бережно пыталась помочь ему попить воды… вода обжигала воспаленное горло.
И снова провал. И снова пробуждение. Непрекращающийся жар в теле, ломота в костях. Темнота. И так по кругу. В редкие моменты сознание в который раз возвращалось в реальность, чтобы уловить обрывки диалогов, что велись поблизости.
— Колер расспрашивал меня о нем… я не знала, что отвечать.
— Ничего не отвечай. Пусть спрашивает меня, если надо.
— Рано или поздно он не станет слушать отговорки и придет сюда.
— Даже если придет, назад дороги все равно нет. Теперь — только завершать процесс.
«Какой процесс? Что они со мной сделали?» — Киллиан не без труда сумел уцепиться за собственную мысль. Затем — снова провал в спасительную темноту, где хоть какое-то время не было боли.
…Казалось, правое предплечье вновь что-то укололо. Такое же жгучее, как в первый раз. Снова тот же жидкий жар под кожу. Снова слова, смысл которых не разобрать. Ланкарт своими странными действиями будто закрутил время по спирали, отправив своего пациента — впрочем, слово «жертва» будет здесь уместнее — в непрекращающееся шествие по лабиринту мучений. Вырваться из него не представлялось никакой возможности: приходя в себя, Киллиан мог только поворачиваться на бок и позволять своему и без того пустому желудку освобождаться даже от жалких глотков воды, которые Мелита заставляла его проглотить.
Ланкарт, похоже, все пытался понять, не тошнит ли умирающего юношу кровью. К этому вопросу колдун подходил с особенной любознательностью. Затем — по прошествии неизвестного количества времени — Киллиана кто-то перевернул, чтобы прощупать сломанные ребра. Боли, как ни странно, не последовало. Или, как допускал сам Киллиан, он попросту не ощутил ее так остро за общей непрекращающейся ломотой. Вопрос «что происходит?» не переставал стучать в воспаленном сознании, однако задать его вслух не получалось: язык не слушался и никак не мог поспеть за лихорадочной ускользающей мыслью.
…Стало очень холодно. Невообразимо холодно, как если бы кровь обратилась в лед. Киллиан не сразу понял, что тело его дрожит крупной дрожью. Вокруг кто-то суетился, выкрикивал обрывочные команды, помогал бесконтрольному телу снова повернуться набок при очередном спазме желудка, желающего освободиться от мизерных остатков воды.
— Держи его!
— Ланкарт, он…
— Погоди. Еще нет. Нужна еще одна доза.
— Он же не выдержит!
— Не выдержит он, если организм вдруг задействует резервы и начнет сопротивляться. Держи, говорю!
Новый укол жидкого жара, который разогнал лед, текущий по венам, повлек за собой очередной провал в темноту. А затем была вода… по крайней мере, Киллиану так показалось. То ли Мелита снова пыталась заставить его попить, то ли вода была уже вокруг, повсюду, и он тонул в воде.
Где? В Большом море? Уже отправились в Малагорию? Не может быть! Сколько прошло времени?
Мысли путались. Единственным осознанным порывом был новый приступ тошноты, сопровождающийся чудовищной резью в желудке. Киллиан не понял, издал ли в самом деле стон, или ему лишь почудилось. Куда четче он услышал собственный кашель, а после — голос Ланкарта.
— Знаешь, а ты ведь можешь выжить, если постараешься, — колдун говорил мягко и почти заботливо, дожидаясь, пока у его подопытного мученика пройдет приступ тошноты. — Ты, может, сейчас туго соображаешь, но твой организм меняется, жрец Харт. И если все пройдет успешно, то никаких защитных одежд против данталли тебе уже не понадобится. Ты уж постарайся пережить перевоплощение, уж больно интересно посмотреть на результат.
Некроманта прервала суетливо появившаяся в дверях Мелита, голос ее прозвучал испуганно.
— Ланкарт, он не желает слушать…
— Что здесь творится?
Жрец Колер вошел в хижину колдуна и, округлив глаза, уставился на осунувшегося и едва живого ученика. Впрочем, его и живым-то назвать можно было лишь с большой натяжкой.
— Я задал вопрос, — сквозь зубы процедил Бенедикт несколько секунд спустя.
— Я тебя слышал, — кивнул Ланкарт, небрежно коснувшись лба Киллиана и задумчиво закатив глаза. — И пока мне тебе ответить нечего. Результат еще не достигнут.
— Результат чего, будь ты проклят?! — он угрожающе сделал несколько шагов к колдуну, глаза его пылали яростью. — Что ты натворил?! Что с ним происходит?
Колер бросил беглый взгляд на ученика и понял, что несколько дней назад, когда говорил с ним и счел его хрупким и беззащитным, даже не представлял, насколько его состояние может ухудшиться.
— Перевоплощение, — торжественно заявил некромант. На этом терпение Бенедикта лопнуло. Грубо ухватив Ланкарта за ворот рубахи, он резко заставил его подняться с прикроватного табурета и, не обращая внимания на явную боль в изувеченной ноге колдуна, толкнул того к стене, не пожалев сил на то, чтобы впечатать его спину в бревна.
Мелита испуганно ахнула и подалась к мужу, однако один лишь взгляд Колера пресек все ее намерения.
— Только дернись. Клянусь, от него живого места не останется. Мертвого тоже.
Женщина послушно замерла, обернувшись, словно ожидала, что сторожащие оставшихся в живых двух хаффрубов Иммар и Ренард тоже вот-вот заявятся сюда и начнут расправу, однако жрецы объявляться не спешили.
— А теперь — рассказывай, — прорычал Бенедикт, глядя Ланкарту прямо в глаза.
— Пока ты тут совсем не одичал, — хмыкнул тот, — спешу тебя предупредить: убьешь меня, ученика точно лишишься. И эликсира своего тоже. А пока что у тебя есть шанс, что и то, и то будет в полном твоем распоряжении в скором времени.
Бенедикт прерывисто вздохнул, но, уловив разумное зерно в словах некроманта, хватку чуть ослабил.
— Что ты с ним сделал? — Колер бегло кивнул в сторону Киллиана. — Отвечай. Немедленно.
— Начнем с того, что твой ученик умирал. Умирал долго и мучительно от страшной болезни, с которой я справиться не в силах. Воскресить его я мог, но ты этого не хотел. Тебе было нужно, чтобы я твоего ученика вылечил, но это не в моих силах. Я мог лишь старательно пытаться поддерживать в нем жизнь, но закончилось бы все одинаково: организм этого юноши не способен противостоять этой болезни, неспособен вылечиться от нее, и никакие мои снадобья не помогали — жрец Харт слаб здоровьем, и ты сам его угробил, Колер. Это ты должен понимать.
Бенедикт нахмурился. Колдун продолжил с легкой полуулыбкой.
— Работая над вариантами твоего эликсира, я получил вещество, которое было бы отторгнуто любым здоровым человеком, воспринято как… болезнь, которую срочно нужно излечить, бросив на это все резервы. Это если по-простому. Такого сопротивления этот самый здоровый организм попросту не выдержит и угаснет очень быстро. Но твоему ученику этих резервов и так не хватало, его организм уже ни за что не борется, поэтому был шанс, что не станет он отторгать и это.
— Что «это»? Что ты ему дал?
— Не просто дал. А ввел под кожу. Концентрат того самого эликсира, который ты от меня хотел получить. Очень жесткое вещество, способное перекроить весь его организм под себя. Немного магии, немного знаний, и… возможно, твой ученик перевоплотится во что-то совсем иное.
— Чтоб тебя! — практически сплюнул Бенедикт.
— У него не было шансов, Колер, пойми ты это! Я дал ему единственный шанс — пусть небольшой, но дал. Результат совершенно непредсказуем, но, если ситуация повернется в положительную сторону, то те самые способности хаффрубов, о которых ты так грезил, привьются твоему ученику навсегда. Правда, не знаю, насколько его после этого можно будет считать человеком, но и одним из моих подопечных он не станет. Если повезет. Сейчас, пока я тут с тобой разглагольствую, он уже ходит среди моих людей, привыкая к невозможности есть мясо.
— Что? — непонимающе переспросил Бенедикт, нахмурившись. Ланкарт закатил глаза.
— Я это к тому, что ты бы лучше отпустил меня и позволил мне закончить процесс, потому что, если не ввести достаточное количество этого вещества, перевоплощение не будет закончено, и жрец Харт умрет. Поэтому лучше отправляйся-ка ты на поиски данталли, которые помогут нам нашу теорию проверить на практике. А я закончу свою работу.
Несколько секунд Бенедикт мучительно размышлял, переводя взгляд с раздражающе спокойного некроманта на умирающего ученика, тело которого била крупная дрожь.
— Если ты не справишься, — угрожающе тихо заговорил он, усиливая хватку. — Если ты облажаешься, клянусь, я сожгу здесь каждый дюйм, тебе понятно?!
— Более чем.
Бенедикт резко отпустил колдуна и, не оборачиваясь, зашагал прочь из хижины.
* * *
Большое море.
Пятнадцатый день Мезона, год 1489 с.д.п.
На четырнадцатый день Мезона Мальстен дал на борту «Золотого Луча» еще одно представление. Зритель был капризный и избалованный, кукловод это понимал, поэтому каждый раз придумывал нечто новое, чем мог бы поразить воображение богатеев, не выдав при этом свою природу. Связав нитями тело Аэлин, он заставил охотницу показывать головокружительные трюки на мачтах. Самому же ему пришлось отказаться от идеи рассказывать сказки, хотя некоторые зрители были явно раздосадованы тем, что иллюзионист на этот раз убрал из репертуара занимательные истории, сопровождаемые внезапными фокусами. Правда, когда Мальстен начал вызывать из толпы собравшихся зрителей добровольцев, чтобы поучаствовать в его представлении, досада быстро сменилась на увлеченность, вверх взметнулось множество рук, и пассажиры попросили удивительного циркача еще повторить похожие номера, только с другими зрителями.
Заграт Кхан изредка поглядывал на манипуляции данталли и хмурился. С момента, как он вошел в каюту во время расплаты, он старательно избегал общества Аэлин и Мальстена, хотя страха не выказывал. Трудно было понять, как именно он относится к тому факту, что взял на борт корабля демона-кукольника, который лично знал малагорского царя. Почему капитан «Золотого Луча» решил поверить двум беглецам, Мальстен тоже не понимал. У него была лишь одна догадка: возможно, Заграту или его близким когда-то насолил Красный Культ, и он готов укрыть данталли и его пособницу врагам назло? Такая позиция и впрямь бывает свойственна некоторым малагорцам. Впрочем, разговоров об этом капитан Кхан вести явно не собирался, и Аэлин убедила Мальстена, что не стоит об этом задумываться: главное, что не было опасности попасть на морское дно, связанными по рукам и ногам.
После представления данталли вновь удалился в свою каюту. Аэлин же пришлось на некоторое время остаться и поговорить с изумленными пассажирами, желающими выказать свое восхищение и пожелать удачи в гратском цирке.
Расплата за контроль над разумом нескольких десятков людей проходила тяжело и болезненно, сопровождаясь кровотечением из носа, однако, как ни странно, заканчивалась она быстрее, оставляя после себя на некоторое время лишь легкую дрожь в пальцах, и Аэлин периодически ощущала эту дрожь, когда руки данталли касались ее тела.
— Знаешь, а ведь эта каюта — своеобразная ловушка, — задумчиво произнесла Аэлин, поворачиваясь на бок и кладя голову на плечо Мальстена. Не задумываясь, она легонько провела рукой по рубцу от недавно зажившей раны на его левом боку.
— Ловушка? — приподняв бровь, переспросил данталли, выскользнув из своих мыслей, которые готовы были ужу унестись далеко отсюда.
— Да, — усмехнулась Аэлин. — Раньше, даже когда мы оставались вдвоем, я могла сбежать от тебя, постараться не думать о тебе… это всегда было возможно, а здесь… — аметив, что Мальстен нахмурился, она качнула головой и прикрыла глаза, — нет, не начинай. Я знаю, о чем ты думаешь, и спешу заверить: ты думаешь неправильно. Я это не к тому сказала, что я о чем-то жалею. Это просто мысли вслух.
