Прибытие "Гефеста" в Воронеж не вызвало такого ажиотажа как в прошлый раз, товары были такие же, ничего нового. Новички, не видавшие парохода, в Воронеже появились, но им "старожилы", пощупавшие железный корабль, уже все по десять раз рассказали и описали. Так что те только подошли к приставшему пароходу, пощупали холодный борт. "Подиж ты, не брешут. Железный, как есть"
Воронеж встречал "Гефеста" новыми причалами. Для парохода выстроили один большой — длинный и широкий. Такой длинный, что корабль мог встать вдоль причала, а не с торца. Мощные сваи причала создавали надежную опору, пароход пришвартовали к эти сваям, торчащим из воды. Так что даже не пришлось отдавать якоря, чему порадовалась команда "Гефеста".
Еще появился третий, небольшой причал для стругов. Сейчас там стоял струг Епифана. Он прибыл в Воронеж несколько дней назад, и, как и все, с нетерпением дожидался прибытия парохода. И Епифан втихаря удивлялся, что корабль прибыл ровно в тот день, в какой было обещано консулом Федором еще две седмицы назад. Получается что и так можно вести дела — корабль за тысячи верст приходит в тот день, что обещан, хотя и сказали, что может на один-два дня опоздать. А Епифан прибыл сильно загодя, боясь упустить сделку, и теперь ждал, а его люди проедали серебро в ожидании.
Но сделка того стоила, эти греки давали за закупов хорошие деньги. Для этого сам Еремей недавно ездил в Тулу, набирал себе закупов, и еще посылал своих людей по деревням. Там закупы еще дешевле, но их мало — в одной деревне один-два человека, так что приходиться побегать в поисках. Жалко, что сейчас осень, урожай собран, все сытые, закупы дорогие. Вот придет весна, жито в амбарах кончится, тогда и посмотрим на дорогих закупов.
Но самое важное будет сейчас. Пароход пришел, серебро привез — а то Епифан сомневался до последнего. А серебро у греков хорошее — монеты ровные, блестящие, даже царапаются меньше простого серебра. Но самое главное — у них все точно, взвешивать не надо. Одна лира — ровно двадцать денег. В Туле эту монету уже знают, и когда Епифан появился там с целой калитой греческих монет, он даже почувствовал, что отношение купцов к нему изменилось. Среди купцов самые уважаемые, это те, кто ходит к грекам. Таких немного, и в последнее время у них появились эти красивые монеты. А тут поместный боярин, но тоже с греческими монетами. Слышал Епифан, как шепчутся за его спиной — мол, не прост, и воинами своими силен и в торговле удачлив, да еще с греческим консулом дружбу водит. Ну и купцы эту греческую монету уважают за точность и надежность. Никто ее не взвешивает, при больших сделках считают отдельно от остального серебра, которое обязательно на весы кладут. Иначе как ее считать — резану всякую.
Одна беда — крупная эта монета, и мелких монет из такого серебра у греков нет. Точнее — есть, но они не из серебра. Греки называют их бумажными, но это цветной кружок как из прозрачного рога сделан — "карболит" называется. И греки ими вовсю пользуются, будто эти кружочки серебряные, и в далекой Таврии они в ходу больше серебра. Вот чудеса!
Епифан набрал набрал себе каждой по одной — и одно сольдо, и пять, и десять. Их сольдо это наша деньга. Показывал своим людям как диковинку, вся охали — очень необычные вещицы. Но расплачиваться с тульскими купцами этими сольдами не рискнул, как бы урону чести не было. Обойдемся резаной, как и раньше.
Епифан еще по одному поводу переживал. Набирал он закупов числом поболее, почти три десятка набрал. Но не все оказались работными — трое были слабосильными. Один после болезни долгой, двое же после наказаний. Били их не сильно, не до смерти, но еще месяц они в сильные работники не годятся. Но и заплатил он за них немного — за битых по сто двадцать, за хворого — сто денег. Но даже если консул за них по двести даст... да и на сто пятьдесят Епифан согласен.
У Федора с прибытием "Гефеста" голова кругом идет. Товары привезли — надо оприходовать, накладные читать и сверять. А там не только товары, там еще патроны, снаряды, форма солдатам, шубы на зиму. Детали всякие — для паровика и передатчика. Инструменты, гвозди, жесть. Картошка, пшеница, соль. Серебро привезли, много — хорошо. Но теперь закупов надо выкупать — а они разные все, вдруг переплачу, еще черных баллов мне выпишут. Тут еще греки-плотники насели, спешно уезжать им надо. Запугали их тут лютыми зимними холодами, так они боятся что пароход их сейчас не заберет домой, и они тут в ледышки превратятся. А ночами уже холодно, зима близко.
Хорошо что есть писарь! Все что надо делать — говорю ему, он записывает в свою книгу с чистыми листами — "блокнот". Книгу эту, карандаши и другие бумаги он носит в плоской сумке из хорошей кожи, с ремнем через плечо. Такие сумки в Таврии многие писари носят, у кого работа ходячая, а не кабинетная. Что ни скажу ему — он кивнет и запишет в свой блокнот. Ничего не забывает и все делает вовремя.
Говорят, что скоро ледостав начнется. Отвык я в теплых краях от такого. Но тогда получается, что это последний рейс парохода в этом году. Тогда надо этим рейсом всех вывозить — и греков и закупов. Опять будут ехать как рыбы в бочке. Но им до Таны только тесниться — большая часть закупов там сойдет, и "Спартак" их повезет в Шахтинск. Остальные же закупы тоже не в Адлер, а в Мавролако. У безопасника все расписано — кого куда.
Из Каффы сообщили, что Менгли Гирей собирает войско. Такое движение скрыть трудно, но вот куда он с войском собрался — никто не знает. Подключили агента "Ромео", и он сообщил такую информацию: последнее время к Гирею приезжало много беев — и в основном говорили о предстоящей зиме, и необходимости перегона скота в Крым. Но дож и ногаи засели на перешейке, и для прохода скота надо отдавать двадцатую часть. Намек такой, что дож Белов хана Гирея совсем не уважает, и если Менгли этот вопрос не решит, то и этим родам возвращаться в Крым смысла нет. Вон, Ширины переселились за Днепр, а там места много. Но понимают, что под рукой Гирея, истинного хана, можно собрать войско, с которым будут считаться соседи.
Узнав об этом, мы тут же начали готовиться к обороне перешейка. Крепость Порт-Перекоп у нас в высокой готовности, тут под угрозой ногаи. У них около двух тысяч войска, а Гирей может собрать раза в два больше. И у ногаев здесь семьи, рода, и татары могут нанести им большой урон. Единственный сценарий у нас на этот счет — стянуть все рода под защиту крепости. Кочевья ногаев растянулись на десятки километров до Днепра и выше по левому берегу. Но уже поскакали гонцы и кибитки двинулись к Перекопу.
В Порт-Перекопе у нас два 65-мм орудия, и единственное полевое 76-мм орудие. Повезли туда из Адлера еще снарядов — фугасных, картечных и шрапнель для большой пушки. Мы сейчас отрабатываем работу диафрагменных 76-мм шрапнельных снарядов по двум направлениям — повышения эффективности шрапнельных пуль и повышения точности и стабильности дистанционных трубок. По шрапнельным пулям у нас основной вопрос — материал — сталь или свинец? Свинца у нас стало больше, свинцовые пули эффективнее стальных — у них лучше баллистика, можно ставить трубку на более раннее срабатывание и получать широкую осыпь. Но свинец и дороже стали, так что надо решить — действительно ли свинцовые пули настолько эффективней стальных?
По дистанционным трубкам — это очередное испытание, теперь уже в боевых условиях. Поэтому со снарядами едет мастер по изготовлению трубок, так сказать "представитель завода-изготовителя". А по вопросу шрапнельных пуль едет представитель штаба, ему надо будет изучить результат применения шрапнели. Ну еще один артиллерист, который неплохо приспособился применять шрапнельные снаряды на стрельбище, так как практического применения шрапнели у нас почти еще не было.
Гирей выступил из Каффы. Но пошел не к Перекопу, а решил проведать Каламиту и Чембало. Вот к этому мы готовы не были. Правый берег реки Черная патрулировали драгуны, они могли бы остановить пару сотен татарской конницы, но четыре с половиной тысячи гирейского войска — это слишком. Дозоры устремились в крепость, сообщить о надвигающейся угрозе. Крепость Каламита удачно расположилась на холме, и неприступность части стен усиливали крутые откосы холма — результат добычи известняка. Получив это известие, комендант Каламиты сделал еще одно важное дело — послал гонца в Чембало.
Войско Гирея подошло к Каламите, но встали на почтительном расстоянии — это они пушки дожа так уважают. Послали две сотни к крепости, но из крепости прицельно выстрелила пушка фугасным снарядом, почти попала. А расстояние больше километра — предупредили. У Менгли тоже есть пушки, бронзовые, дульнозарядные. Но дальность стрельбы у них совсем небольшая, метров четыреста-пятьсот. Постояли татары — нет шансов взять Каламиту. В Чембало пошли.
В Чембало, тем временем, консул, писарь и солдаты гарнизона укрылись в крепости. Крепость маленькая, но на вершине высокого холма, на берегу бухты, всадникам с ходу не проскакать к стенам. Гарнизон всего два отделения, пушек нет, связи нет. От Каламиты уже отрезаны татарами. Нет даже рейсовой шхуны, чтобы послать сообщение. Хотя шхуны сюда заходят каждые несколько дней.
К крепости подойти довольно тяжело, местность сильно холмистая, если не сказать гористая. Окружить крепость трудно, а верхом на конях невозможно. Но и гарнизону бежать некуда, только в море. Гирей знает, что в этой крепости пушек нет, так что сразу решил применить свои пушки. Привезли на повозках сразу две штуки и стали выгружать — до крепости около полукилометра. Но как только пушки выгрузили, из крепости начали стрелять винтовки, и пули стали попадать в обслугу пушек. Пока татары поняли что происходит, двоих убило и нескольких ранило. Разбежались воины — лежат две пушки, и никто к ним подходить не хочет.
Менгли хотел было отдать жесткий приказ — идти к пушкам, но понял, что это значит посылать на убой тех немногих пушкарей, что у него остались. Решили ставить пушки вдвое дальше. Осталось еще четыре пушки, но для пробы ставят только одну. Сгрузили пушку и застыли — будут стрелять винтовки или нет? Пока молчат. Начали устанавливать пушку, но это дело не быстрое, надо установить деревянные подпорки, вкопать заднии упоры.
И тут — бах! Далекий винтовочный выстрел. Татары дернулись и пригнулись. Но ничего, даже не слышно свиста пули. Дальше работают. Через полминуты еще выстрел но с таким же результатом. Может солдаты не сюда стреляют? До крепости почти полторы тысячи шагов. Так и слышны выстрелы один-два раза в минуту. И тут заметили фонтанчик пыли от попадания пули. Люди замерли, но сотник грозно окрикнул, и все забегали еще шустрее.
Когда уже заряжали пушку, очередная пуля ранила одного татарина в ногу, но это не остановило подготовку к выстрелу. Но каменное ядро даже не долетело до крепости. Сотник, командир пушкарей, нахмурился и в задумчивости стал прохаживаться. Вот только при этом он все дальше и дальше удалялся от пушки, но как бы случайно. Все пушкари, с видом что они внимательно прислушиваются к размышлениям командира, так же двинулись за ним подальше от пушки. Уже отойдя на сотню шагов сотник опомнился и грозно приказал пушкарям продолжать стрельбу, но задрать пушку повыше и положить больше пороху. А он пока пойдет доложит тысяцкому. Пушкари уныло пошли обратно к пушке.
Грустно им было не только от далеких винтовочных выстрелов и близких фонтанчиков пыли. Увеличение количества пороха в пушке — очень неприятная вещь. Решили увеличивать навеску пороха понемногу.
Только четвертый выстрел попал в стену крепости. Каменное ядро ударилось в стену и раскололось на несколько частей, отколов от стены совсем немного. За это время пули ранили еще двоих, причем одного в живот, а это мучительная смерть. Наблюдавший за этим сотник отдал приказ прекратить стрельбу, скоро темно будет. Радостные пушкари быстро зашагали к лагерю. Сотнику же было совсем не радостно, теперь ему надо докладывать не только тысяцкому, но и самому хану. А плохие вести хану могут обернуться очень плохими последствиями для докладчика. Хотя хан Менгли был очень сдержанным и справедливым — казнил своих воинов редко. Тут уж как повезет.
Сотнику удалось доказать хану, что в таких условиях нанести урон крепости невозможно. Решили попробовать приблизиться с пушками под прикрытием больших щитов, и утром послали людей в город за досками. Но те проявили сообразительность, и просто поотрывали двери у десятка домов.
Но задача оставалась очень сложной — надо на телегах отвезти пушки, выгрузить их и установить. И все это под прикрытием тяжелых щитов. Не очень хороший план. Надо было делать пушки на колесах, как у дожа. А ведь сотник говорил, но тысяцкий лишь рявкнул — "и так пойдет"
И вот когда отряд с телегами, пушками, лошадьми и щитами начал двигаться в сторону крепости, раздались крики и все стали показывать на бухту. По бухте медленно шла шхуна под бело-голубым флагом. Пушка на шхуне выстрелила, снаряд взорвался недалеко, но никого не ранило. Но это было уже не важно — осада окончена. Сотник с трудом скрыл радость на своем лице. Войско Гирея уходило на север, к Перекопу. Но там его уже ждали — и солдаты в крепости, и ногаи под стенами.
К Порт-Перекопу близко подходить не стали, остановились в километрах пяти-шести к юго-востоку. Ногаи собрались у крепости все — и воины, и семьи, и кибитки. Только отары овец остались севернее, тут места для них нет. Если сейчас татары пойдут на ногаев, не боясь потерь от пушек крепости, то ногаям придется плохо, войско Гирея много сильней. Но татары не безумны — взрывы пушечных снарядов страшны, осколки летят далеко, ранят и убивают без разбора — хороший воин или плохой. И снаряды летят в любую часть войска — под ударом и первые ряды, и середина, и тыл.
Стоят две многотысячные тучи людей и коней. Менгли в сомнениях — идти к крепости — будут кровавые потери. Но достать стрелой или саблей он сможет только ногаев — приспешников дожа. Солдаты дожа отсидятся за стенами, безнаказанно стреляя в его людей. Уходить — признать свое бессилие перед дожем.
А тем временем в крепости Порт-Перекоп. Офицер штаба армии:
— Стоят, не идут. А если Гирей сейчас уйдет? Нам надо новые снаряды испытать. И работу трубок, и убойное действие шрапнели.
— Предлагаешь стрельнуть по ним?
— Надо.
— Тогда не просто стрельнуть, а хорошенько обстрелять из трехдюймовки шрапнелью, как и планировали.
— А вдруг татары из-за этого на ногаев попрут? Урон будет союзникам.
— Так они все одно попрут. Гирею просто так уходить нельзя — урон чести будет.
— Тогда давай. Диафрагменный шрапнелью. Воон там — видишь, гвардия. Там где-то сам Менгли. Только как дальность выставлять? Дальномера нету.
— Зачем нам дальномер. Мы тут не первый день живем, окрест все перемерили. Вот карта, вон ориентиры.
— Начинай. А малые пушки пусть с фугасами наготове. Если татары вперед попрут, бить по первым рядам. Вон, ногаи наши, вперед латников уже поставили, должны выстоять.
Громко стрельнула пушка, и далеко над татарским войском еле заметное облачко вышибного заряда. Татары дрогнули от пушечного выстрела, но взрыва снаряда не последовало, и все немного успокоились. Почти три сотни шрапнельных пуль впилось в темную тучу войска. Но это почувствовали только те, в кого эти пули попали, и их соседи. Такое большое конное войско сильно шумит даже стоя на месте, так что крики раненых мало кто услышал. Тысячи воинов ничего не заметили.
