— Понимаю, почему вы не были бы слишком обеспокоены его способностью справиться с внезапным старшинством энсина герцога Даркоса, ваша светлость, — сказал Нарман, промокая губы салфеткой.
— Да, не был, — согласился Кэйлеб. Затем выражение его лица слегка посерьезнело. — С другой стороны, его описание меня в тринадцать лет — лишь бледное отражение Мейкела Стейнейра в семьдесят два. Он может перехитрить упрямого дракона. Если уж на то пошло, он, вероятно, может превзойти даже ящерокошку, не говоря уже о простом императоре или императрице!
— Боюсь, вы правы насчет этого, ваша светлость. — Нарман положил салфетку на стол и на мгновение поджал губы. — И хотя понимаю ваши опасения, ваше величество, — продолжил он затем, глядя на Шарлиан, — боюсь, что на чисто интеллектуальной основе я должен был бы согласиться с архиепископом.
— Прошу прощения? — Шарлиан, казалось, была слишком удивлена его заявлением, чтобы сердиться из-за этого, и в свете ее общего настроения Нарман продолжил немного быстрее, прежде чем это могло измениться.
— Ваша светлость, о его визите уже объявлено, как в Манчире, так и здесь. Все в Корисанде знают, что он приедет, и они знают, что он приедет специально, чтобы нанести пасторский визит и продемонстрировать свою поддержку местной Церкви. Если он вдруг решит отменить эту поездку, люди будут задаваться вопросом, почему. Если он объявит о его отмене сейчас — немедленно — до того, как новости об убийстве отца Тимана успеют дойти до нас обычным способом, мы могли бы утверждать, что его решение не имело никакого отношения к каким-либо конкретным опасениям по поводу его безопасности. Проблема в том, что я очень сомневаюсь, что он захотел бы... изворачиваться таким образом. И даже если бы это было так, нашлось бы множество людей — на самом деле большинство — которые никогда бы не поверили в действительную последовательность событий. Что бы мы ни говорили и какие бы доказательства ни приводили, все будут считать, что он принял решение только после того, как узнал об убийстве отца Тимана.
— В этом он прав, Шарли, — сказал Кэйлеб с гримасой.
— И если они действительно в это поверят, то для храмовой четверки и сторонников Храма будет детской забавой изобразить его решение как трусость, — продолжал Нарман с неумолимой логикой. — Если уж на то пошло, давайте будем честны — в некотором смысле так оно и было бы. О, — он мягко махнул рукой, прежде чем Шарлиан успела возразить, — согласен, что лучшим словом для этого было бы "благоразумие", ваше величество. На самом деле, я пойду дальше и назову это простым благоразумием или даже здравомыслием. И все мы трое знаем, что это было бы благоразумно с нашей стороны, а не с его. Что нам придется позвать Мерлина сюда, чтобы заставить его подчиниться, прежде чем он согласится. Но впечатление в Корисанде, и, вероятно, даже в Чисхолме и Эмерэлде, будет заключаться в том, что он держался подальше, чтобы избежать угрозы убийства. Я уверен, что многие люди, которые уже поддерживают Церковь Чариса, были бы рады, если бы он сделал именно это; к сожалению, еще больше людей, которые выступают против Церкви Чариса, со своей стороны были бы так же рады этому. Они будут настаивать на том, что даже у собственного архиепископа Церкви недостаточно искренней веры, чтобы рисковать смертью в поддержку своих убеждений. И если они смогут проделать это с успехом, ваше величество, — пухлый маленький князь очень спокойно встретил взгляд Шарлиан, — тогда все, чего уже достиг архиепископ Мейкел, и все, ради чего отец Тиман умер, пытаясь достичь в Корисанде, было бы напрасно.
Тишина в зале совета была оглушительной. Тихое потрескивание угля в печке по контрасту казалось почти оглушительным, а за окнами редкие сухие хлопья снега начали падать с облаков, задевая оконные стекла, как безмолвные призраки. Тишина длилась несколько секунд, а затем Шарлиан неохотно кивнула.
— Ты прав, — сказала она с явным несчастьем. — Это именно то, что Мейкел сказал бы... и он был бы прав, черт возьми. — Она посмотрела на лепешку в своей правой руке и обнаружила, что дробит ее на кусочки пальцами левой руки. — Хуже того, я тоже это знаю. И, что еще хуже, все, что я произнесла бы, если бы попыталась отговорить его от этого, сделало бы его еще более упрямым.
Она продолжала постепенно уничтожать лепешку еще минуту или около того, затем снова подняла глаза, и ее глаза были свирепыми.
— Но если это так, то мы, черт возьми, отправим Мерлина вместе с ним! Я думаю, мы могли бы оправдать это тем, что случилось с отцом Тиманом, без того, чтобы кто-нибудь решил, что Мейкелу не хватает смелости в его убеждениях. И если есть кто-то — кроме меня — кто тоже хотел бы послать Мерлина присматривать, это должен быть Кэйлеб! И это не значит, что нам действительно нужно, чтобы Мерлин был прямо здесь, в Черейте, чтобы мы могли совещаться с ним, когда нам это понадобится.
— Да, это верно. — Глаза Кэйлеба были задумчивыми. — Мне это никогда не приходило в голову, но ты права. Мы уже отправляли его с небольшими поручениями для нас здесь, в Чисхолме, как, например, его нынешний визит к Истшеру. Чтобы мы могли...
Кто-то тихонько постучал в дверь зала совета, и все трое повернулись к нему лицом. Затем она открылась, и их глаза расширились от изумления, когда Мерлин Этроуз вошел в нее, как будто простое упоминание его имени волшебным образом вернуло его из Мейкелберга. Его сапоги были покрыты толстым слоем грязи, еще больше грязи забрызгало его бриджи и шинель с капюшоном, которую он носил поверх нагрудника и кольчуги, а плечи были припорошены тающим снегом.
— Ваши величества. — Он поклонился Кэйлебу и Шарлиан, затем Нарману. — Ваше высочество.
Дверь за ним закрылась, и он выпрямился.
— И тебе тоже доброе утро, — сказал Кэйлеб, вопросительно склонив голову набок, когда закрывшаяся дверь снова предоставила им уединение. — Прости меня за этот вопрос, но разве ты все еще не должен быть в Мейкелберге, обсуждая дела с Грин-Вэлли и герцогом?
— Так и есть, — согласился Мерлин. — Однако кое-что прояснилось. Я подумал, что было бы лучше обсудить это с вами лицом к лицу, а не по комму, поэтому вчера отправился домой. — Он поморщился и посмотрел вниз на свои грязные сапоги. — Боюсь, я не воспользовался своим временем простоя прошлой ночью. — Он снова поднял голову. — Я менял лошадей дюжину раз или около того, и надеялся, что успею вовремя, чтобы этим утром поговорить с тобой и Шарлиан первым делом. — Он снова скорчил гримасу, на этот раз с оттенком юмора. — Я не ожидал, что вы двое встанете так рано.
— Полагаю, это было потому, что ты не учел мой регулярный приступ утренней тошноты, — криво усмехнулась Шарлиан. — По общему признанию, обычно это не заставляет нас покидать спальню так рано, но, уверяю тебя, мы обычно уже просыпаемся.
Нарман откусил еще кусочек булочки с маслом в качестве простейшего средства подавить улыбку.
— Вы правы, ваше величество. Мне каким-то образом удалось забыть об этом. Я прошу прощения. — Сейджин снова поклонился ей, немного глубже, чем раньше.
— Ты сказал, что собирался поговорить с нами "первым делом утром", — сказал Кэйлеб, когда Мерлин снова выпрямился. Глаза императора были полны решимости. — Должен ли я предположить, что ты намеревался обсудить определенные события в Корисанде?
— Вижу, ты уже знаешь об этом. — Тон Мерлина был немного странным, подумал Нарман. Почти — не совсем, но почти — некомфортным.
— Можно и так сказать, — мрачно ответил Кэйлеб. — Я просил Сову присматривать за проповедями отца Тимана. Когда я спросил его об обновлениях сегодня утром, он сказал мне.
— Понятно.
Голос Мерлина все еще казался немного ненормальным, — подумал Нарман и почувствовал, как его собственное любопытство воспрянуло.
— Мы только что обсуждали с Нарманом, следует ли нам разрешить Мейкелу продолжить свой пастырский визит, — сказала Шарлиан. — Очевидно, что Кэйлеб и я не особенно рады такой перспективе в свете всего этого. Поэтому мы подумали, что нам следует послать тебя с ним, чтобы убедиться, что Уэймин и его мясники не выстрелят в него.
— Этот Уэй..? — начал Мерлин, затем остановился.
Мгновение он переводил взгляд с Кэйлеба на Шарлиан и обратно с очень странным выражением лица, затем прочистил горло. Все три члена его аудитории из плоти и крови знали, что у ПИКИ не было абсолютно никаких причин когда-либо делать что-либо подобное, точно так же, как все трое давно поняли, что эта манера служила Мерлину своего рода затяжкой времени. Что объясняло, почему все трое обнаружили, что оглядываются на него в разной степени замешательства, недоумения и размышлений.
— Мерлин? — спросил Кэйлеб с суровой, слегка возвышающейся интонацией родителя, который подозревает, что его отпрыск что-то замышляет. Мерлин оглянулся на него, затем сделал еще одну вещь, которую ПИКА никогда не должен был делать, и вздохнул.
— Вы сказали, что Сова сообщил вам, что отец Тиман был убит, — сказал он немного уклончиво. — Я предположил из этого, что вы попросили у него полный отчет о ситуации.
— О чем там было спрашивать? — возразил Кэйлеб. — Тиман уже был мертв, и не похоже, чтобы то, что мы решим сегодня утром, возымеет какой-либо немедленный эффект в Корисанде. Если уж на то пошло, в Манчире еще даже не рассвело.
— На самом деле, — поправил Мерлин со скрупулезной точностью, — в Манчире сейчас рассвет. И я мог бы добавить, что у них там тоже прекрасная ясная погода.
— А что еще происходит в Манчире, капитан Этроуз? — потребовала Шарлиан, глядя на него с явным подозрением.
— Ну, на самом деле, так получилось, что в этот конкретный момент Корин Гарвей и его отец, Чарлз Дойл, генерал Чермин, епископ Кейси и архиепископ Клейрмант впервые беседуют с Эйдрином Уэймином.
— Они что?! — Кэйлеб действительно приподнялся на дюйм или два со своего стула, и глаза Шарлиан расширились от удивления. Нарман, с другой стороны, просто откинулся на спинку стула со своей чашкой какао в руке.
— Мне жаль, Кэйлеб, — сказал Мерлин. — Когда ты сказал мне, что Сова рассказал тебе о случившемся, я подумал, ты имел в виду, что он рассказал тебе все.
— Что ж, — сказал Кэйлеб с похвальной сдержанностью, снова садясь на место, — очевидно, ты ошибся.
— Как я только что понял, — немного сухо ответил Мерлин. Затем он покачал головой. — На самом деле, Сова наконец-то начинает проявлять признаки настоящего автономного самосознания. Он осознал, что происходит, и понял, что я хотел бы знать об этом, поэтому он разбудил меня. — Мышцы искусственного лица сейджина напряглись. — К сожалению, он понял это слишком поздно. Даже если бы я осмелился отправиться в Манчир, чтобы вмешаться, я бы никогда не добрался туда вовремя. Так что все, что я мог сделать, это сидеть там и смотреть, как он умирает.
Лицо Мерлина теперь превратилось в мрачную, суровую маску. Шарлиан никогда раньше не видела его таким, даже после покушения в святой Агте. Кэйлеб был... на юте королевской галеры "Чарис", когда Мерлин понял, что, в конце концов, он не успел спасти короля Хааралда.
— Это было ужасно, — тихо сказал Мерлин. — Очень уродливо. И я не мог сделать ни единой чертовой вещи, чтобы остановить это. — Его правая рука сжалась в кулак, и он посмотрел на него сверху вниз, как будто он принадлежал кому-то другому. — Я не видел никакой причины звонить вам двоим и будить вас посреди ночи, чтобы показать что-то подобное, когда никто из нас все равно ничего не мог с этим поделать. — Он снова посмотрел вверх. — Поэтому решил, что подожду, пока не смогу вернуться сюда лично, а затем расскажу вам — желательно не раньше, чем вы позавтракаете, так как я не ожидал, что у вас будет большой аппетит после этого. Но когда я добрался до дворца, Франз Астин сказал мне, что ты уже встал и что ты вызвал Нармана. Я боялся, что знаю почему.
— Хорошо, — медленно сказал Кэйлеб. — Я это прекрасно понимаю. Но что это за дело с Уэймином?
— Я не смог удержать их от убийства отца Тимана, — ответил Мерлин. — Но решил, что смогу удержать их от убийства кого-либо еще. И что мне было бы чертовски лучше, если бы я не хотел, чтобы еще больше реформистов были убиты и выброшены где-нибудь на углах улиц. Поэтому я воспользовался одним из пультов Совы, чтобы написать небольшую записку, а затем бросить ее в окно Корина Гарвея. — Он слабо улыбнулся, несмотря на свое мрачное настроение. — Думаю, это привлекло его внимание. И когда он прочитал это...
* * *
— ...вот так примерно, в чем дело, — закончил Мерлин несколько минут спустя. — Люди Гарвея схватили Эймейла и, по крайней мере, три четверти остальных лидеров ячеек Уэймина. Однако Хейнри услышал, как они приближаются, и сумел ускользнуть от них. И так же поступил этот мерзкий кусок дерьма Камминг. Но Гарвей конфисковал все четыре их основных тайника с оружием, и у него более чем достаточно людей для допроса. — Мерлин поморщился. — Они также не слишком деликатны в том, как задают вопросы. Они скрупулезно стараются держаться подальше от Книги Шулера, но это не мешает им быть чертовски... настойчивыми. Я полагаю, что он и Дойл будут придумывать всевозможные "нормальные" зацепки, чтобы помочь держать в бегах то, что осталось от организации Уэймина в Манчире.
— Боже мой, Мерлин. — Кэйлеб сидел молча во время рассказа Мерлина. Теперь он покачал головой. — Прости меня за вопрос, но разве мы все не решили, что нам нужно оставить этих людей в покое? Присматривать за ними и создавать эту вашу "базу данных"?
Кэйлеб откинулся на спинку стула со своей стороны стола, пристально глядя на высокого голубоглазого мужчину в почерневших доспехах, украшенных золотыми, синими и серебряными эмблемами империи Чарис, стоящего с другой стороны. Нарман задавался вопросом, кого Кэйлеб видел в этот момент: имперского стражника или ПИКУ с душой мертвой женщины?
Затем император на мгновение взглянул на Шарлиан и пожал плечами. — Во-первых, Мерлин, позволь мне сказать — и полагаю, что в этом также говорю от имени Шарли, — что в сложившихся обстоятельствах я всем сердцем одобряю твое решение.
Он приподнял бровь, глядя на жену, которая кивнула в знак твердого согласия, затем снова обратил свое внимание на Мерлина.
— Во-вторых, однако, я хотел бы напомнить тебе о разговоре, который у тебя был когда-то давным-давно с моим отцом. "Я уважаю вас и во многом восхищаюсь вами", — сказал ты ему. — "Но моя истинная преданность? Это принадлежит не вам или Кэйлебу, а будущему. Я воспользуюсь вами, если смогу, ваше величество".
В зале совета снова воцарилась тишина, и Кэйлеб слегка улыбнулся. — Ты удивлен, что я знал, что ты ему сказал? — спросил император.
— Немного, — признался Мерлин через мгновение. — Я не знал, что он рассказал тебе об этом.
— Он не рассказывал. Так поступил Чарлз Гарданер. Отец не говорил ему не делать этого, и когда он увидел, как мы с тобой сблизились, то подумал, что я должен знать. Дело было не в том, что он не доверял тебе, Мерлин. Просто Чарис был его первой, последней верностью и всегда был таким. Верностью Дому Армак.
