— Учитывая два корпусных полка и артиллерию Смехотворова, мы имеем: шестьдесят стопятидесятидвух миллиметровых орудий в пяти дивизионах, тридцать две гаубицы М-30 в трех неполных дивизионах, тридцать четыре дивизионные трехдюймовки и пятьдесят четыре противотанковые пушки, итого сто восемьдесят орудий плюс восемь орудий МЗА и четыре трехдюймовые зенитки.

— На первый взгляд совсем неплохо. Но только на первый взгляд.

— Почему, товарищ подполковник?

— Все, на самом деле просто. Сколько танков в немецкой танковой дивизии, майор?

Задумавшись на несколько секунд, Знаменский ответил:

— Согласно "Краткого справочника по вооруженным силам Германии" танковая дивизия с полком двухбатальонного состава имеет около ста сорока танков.

— Вот, а мы имеем орудий, которые можем поставить на прямую наводку восемьдесят восемь стволов. Плюс двенадцать стволов зенитного дивизиона, это сто орудий! Мало, катастрофически мало. Мы, не можем предугадать, в каком из трех мест немец ломанется! Минимум нам необходимо еще столько же орудий на прямую наводку!

— Тогда, я буду ходатайствовать перед командующим армией, о передаче в оперативное подчинение противотанковой бригады, это более ста стволов!

Прибывший приблизительно через полчаса от комкора делегат связи доложил, к районам сосредоточения полков 135-й дивизии движется много танков, пехоты и артиллерии из района южнее Зимно.

Не выдержав, я обратился к делегату связи:

— Товарищ командир, можно поточнее, сколько много?

— Не могу сказать — вот все, что он ответил.

Кроме того, он информировал о положении войск 5-й армии. В частности, 15-й стрелковый корпус, которым командовал полковник Федюнинский, вынужден был под ударами превосходящих сил мотопехоты и танков противника отходить по бездорожью в глубь Полесья, а 27-й стрелковый корпус в составе 87-й и 124-й стрелковых дивизий вел бои в окружении. Таким образом, левый фланг армии оказался в тяжелом положении, не имея сплошной линии фронта.

Глядя все вместе на карту, можно было сделать только самый общий вывод:

— В течение сегодняшнего дня обстановка, несмотря на нашу помощь, неуклонно ухудшается. По данным двух наших разведгрупп, во второй половине дня немцы ввели в бой на сокальском направлении свои механизированные соединения. В районе полудня, приблизительно в пятнадцать часов по направлению Сокаль — Тартаков была введена в бой, как минимум одна танковая дивизия. По показаниям пленных, которых смогли захватить обе группы, это части одиннадцатой танковой дивизии. Используя свое подавляющее превосходство в технике, они обеспечили прорыв Струмиловского укрепрайона в районе Сокаля и проложили частям пятьдесят седьмой и двести девяносто седьмой пехотных дивизий путь через Сокальский узел обороны Струмиловского УРа. Как я понимаю на текущий момент, танковая дивизия немцев начала свое движение в глубину построения наших войск, одновременно обходя южный фланг нашей сто двадцать четвертой стрелковой дивизии.

Делегат связи добавил:

— Из штаба сто двадцать четвертой дивизии сообщили, что против них действуют части трех немецких пехотных дивизий: это уже известные нам пятьдесят седьмая, семьдесят пятая и ранее неизвестная сто одиннадцатая пехотная дивизия. У Вас есть еще какие либо данные о противнике? — обратился ко мне делегат.

Я молча посмотрел на Васильева, он правильно понял мой взгляд, и ответил:

— Сейчас свяжусь с группами, Суховеем и Ледогоровым — может появилась свежая информация. Через пять минут доложу!

Через несколько минут, начальник штаба докладывал последние данные обстановки на южном фланге 124-й дивизии:

— В настоящий момент, по данным наших групп, немецкая пехота атакует позиции сто двадцать четвертой дивизии, приблизительно в километре от восточной окраины населенного пункта Тартаков. Одновременно, южнее по дороге от Тартакова к Переспе двигается смешанная колонна немецких танков, бронетранспортеров и машин с пехотой, тягачи с артиллерией, зенитные установки и командно-штабные машины.

— Как, как Вы сказали? Командно-штабные машины? Я правильно сказал? — удивился делегат.

— Черт! У них же совершенно другая сейчас терминология! — подумал я.

Васильев, между тем, не сколько не смутившись, ответил:

— Военная техника противника обозначается так же, как это принято самим противником! Исходя из этих данных, мной сделан вывод о том, что в наш тыл прорвался передовой отряд противника в составе примерно танкового батальона, это приблизительно шестьдесят танков, двух артиллерийских дивизионов полевых орудий, это около двадцати четырех орудий...

— Товарищ майор, как понимать "около двадцати четырех орудий"? Что может быть двадцать три с половиной?

— Из-за пыли, поднятой колонной невозможно было подсчитать точно, но по косвенным признакам, таким как интервал движения между техникой, запасные тягачи, машины подвоза боеприпасов, с высокой степенью вероятности установлено именно двадцать четыре орудия калибра не более сто миллиметров, а также батарея из четырех тяжелых орудий, калибра не менее двухсот миллиметров, дивизион противотанковых пушек калибра тридцать семь миллиметров, и смешанный зенитный дивизион из батареи крупного калибра где-то, как наши восьмидесятипяти миллиметровки и около десятка спаренных зенитных автоматов, установленных в кузова полугусеничных транспортеров. По данным Ледогорова, в этом районе постоянно находятся один-два ближних авиаразведчика, но приданные генералом Лакеевым истребители постоянно срывают ведение разведки...

— Что значит срывают, они что уже разучились сбивать? Это же тихоходные машины!

— Нет, сбивать не разучились, немцы поменяли тактику ведения воздушной разведки, они сейчас посылают в разведку два разведчика, и прикрывают их дежурной парой истребителей, которые барражируют над ними, мгновенно атакуют наши самолеты, если наших больше связывают их воздушным боем или, если наших столько же или меньше навязывают бой на вертикалях.

— Да, час от часу не легче!

— Все равно, справляются, товарищ командир! Кроме того наши группы через Ледогорова наводят нашу штурмовую авиацию на эту колонну и значительно замедляют темп движения.

— Какие успехи от налетов?

— Выведено из строя несколько танков и до двух взводов пехоты.

— Это все? А артиллерии?

— Видно пилоты ориентированы, в первую очередь на танки и бронетранспортеры.

— Да хер с ними с этими танками и пехотой! С ними как нибудь справимся, важнее выбивать у них на марше артиллерию и связь!

Ладно, я свяжусь с Лакеевым, попрошу его изменить указание пилотам. Что еще?

— Между Фусовым и Торки расположился один наш гаубичный дивизион, еще один находится в районе Первятичи, калибр сто двадцать два миллеметра.

— Это два дивизиона триста сорок первого гаубичного полка, третий дивизион стопятидесятидвух миллиметровых орудий, должен был еще вчера прийти из Павурского лагеря, со сборов. Двадцатого числа начал марш, где сейчас неизвестно. — добавил ясности майор Знаменский.

— Хорошо бы использовать эти дивизионы по танковой колонне!

— Думаю это нереально, на одну нашу дивизию наседают три немецких, уверен неполный полк и так работает на износ!

— Александр Васильевич, а не этот ли потерявшийся дивизион, так успешно отстрелялся по немецким танкам на платине вместе с Пленгеем, Скороходовым и двумя "Шилками"?

— Похоже, что он, но там проблема, большинство лошадей вышло из строя, а орудия почти все целы. Если точно одиннадцать орудий целы, у одного осколком пробило накатник, нужен ремонт.

— Что предлагаешь?

— У нас там недалеко одна наша батарея, КШМка комбата, две "Шилки", одна "семидесятка" — можно поднять десять орудий,

Еще одно придется тянуть лошадьми, либо не тянуть вообще, чтобы не замедлять марш колонны.

— Лучше не тянуть, пусть командир дивизиона оставит старшего, и он займется ремонтом орудия, похоронит людей по— человечески и самое главное пусть постреливает изредка, что бы немцы видели, что дамба закрыта для них.

— Хорошо.

— Пленгею надо добавить снарядов, у нас какой то автотранспорт остался?

— Несколько машин найдем!

— Еще хотя бы три-четыре машины сто пятьдесят второго калибра, а то орудия притащим а стрелять х...!

— Распоряжусь!

После ухода делегата, повернувшись к Васильеву, спросил:

— Александр Васильевич, как идут дела у Луняченко с оборудованием позиций?

— Согласно доклада получасовой давности, он приступил к инженерному оборудованию позиций. Техника роет траншеи, инженерно—

саперный взвод устанавливает минные поля. Просил подбросить личного состава для маскировки позиций и мин, так как своего запаса надолго не хватит — они же мину устанавливают с помощью прицепного заградителя, а тот работает быстро. Необходимо поторопить летчиков, пусть как можно скорее перебрасывают три саперные роты, и обязательно с запасом мин!

— Товарищ Знаменский, не подскажете какой запас мин в перебрасываемых саперных ротах?

— Пятьсот противотанковых мин, шестьсот килограмм взрывчатки и двести пятьдесят взрывателей!

— Умножить на три... Мало! Очень мало! Где мы можем быстро раздобыть еще мин и взрывчатки? У кого какие предложения?

В воздухе повисло тяжелое молчание. Первым высказался Знаменский:

— В Порицке находятся армейские склады инженерного имущества, там должны быть и мины и взрывчатка, еще есть инженерные склады армии в Ковеле, Луцке, Дубно и Ровно. Ближе всего конечно в Порицке, буду связываться в первую очередь с этим складом, и с остальными тоже.

Зашедший в штаб по своим делам гвардии капитан Ледогоров, также высказал интересную мысль:

— Я слышал по рации, что рядом с аэродромом расположен склад сельхозудобрений, если там есть селитра, то мешок с ней можно положить на обычную "противопехотку" и получится мощный фугас, только взрыватель другой поставить, лучше электрический.

— Отлично, кто, что еще предложит?

Васильев озвучил еще одно предложение:

— Я конечно не сапер, но генерал Лакеев говорил, что у них большие запасы авиабомб крупных калибров. Если попробовать сбросить прямо с самолетов, на места закладки фугасов бомбы без взрывателей, а сами взрыватели уже саперы на земле установят?

— Да, майор интересное предложение, а самое главное закапывать не надо... Это надо с саперами говорить, а то хе... его знает, вдруг как шарахнет... Нет, предложение интересное, но я не знаю... В общем это с саперами...

— А не съездить ли нам непосредственно на место, товарищ майор? Заодно посмотрим, как Луняченко там развернулся!

— Сам хотел предложить, товарищ подполковник.

— Давай оставляй за себя СОБа и на моей "тачанке" сгоняем.

— Может лучше на БТРе?

— Так там только одна рация!

— А мы "Чайку" возьмем, там и раций и места много и трясет меньше!

— Ладно уговорил, распорядись!

Солнце клонилось к западу. Огромное, багрово-красное, оно уходило туда, находился враг. Я сорвал пушистую ветку и утонул лицом в свежей листве. Полной грудью вдыхал сладкий ее аромат, влажный запах предвечерней росы... Кусты у дороги уже почернели, но вершины деревьев еще были освещены заходящим солнцем.

Сидя в БТРе, думал о том, что успеем мы все сделать или нет? Фактор времени сейчас решал все. Успеют части дивизии к ночи закрепиться, можно будет считать — полдела сделано. В этот момент ко мне обратился Васильев, он через ТПУ бронетранспортера сказал:

— Командир! Сейчас вспомнил интересную мысль, прочитанную в одном учебнике по тактике: "В годы войны для успешного отражения атак противника соотношение количества своих противотанковых средств и числа танков противника принималось равным один к двум, т. е. в среднем один танк, или орудие обороняющегося могли уничтожить два наступающих танка противника".

Скосив глаза на Знаменского, я облегченно выдохнул — его шлемофон не был подключен к переговорному устройству.

— Александр Сергеевич, приказываю тебе, следи за языком, а то сгорим как шведы под Полтавой!

— Командир, ты о чем?

— О том: "В годы войны..."

— Обижаешь, я специально его пропустил в дальний угол, чтобы ему шнура не хватило...

— Все равно приказываю следить за языком!

— Есть!

"Семидесятка" пересекла дорогу и выскочила на пригорок. С него хорошо просматривалось небольшое село, внизу, теряясь в кустарнике и камышах, текла небольшая речушка. Мы все вышли из машины, взобрались по крутому склону на вершину, сверили высоту с отметкой на карте. Положив карту в полевую сумку, заметил Васильеву: — Эту высотку надо будет иметь в виду. С нее отлично просматривается все вокруг. Если тут поставить НП, то не только дорога окажется под прицелом, а резерв свой разместим в рощице, близ села — и скрытно, и удобно бить по противнику. Откуда, товарищ майор, немец начнет наступление, как думаешь? Знаменский ответил, не задумываясь:

— Противник может нанести удар с двух направлений: вдоль этой дороги и с юго-восточной окраины Зимно по грунтовым дорогам. Предпочтительнее, конечно, направление удара — по этой дороге, здесь покрытие твердое.

Честно говоря, я оба направления считал в одинаковой мере опасными, и не столь важно, на каком из них появятся танки, их предстояло встретить огнем.

А пока от разведчиков не поступало никаких сведений, укреплять предстояло всю линию фронта. Бездействовать нельзя: риск немалый. Неизвестно ведь, когда немцы начнут наступление — через час или через три, а может быть, и с утра.

Хотя, навряд ли. До захода солнца оставалось приблизительно около часа, а ночью немцы, в начале войны точно не вели боевых действий. По данным полученным из штаба, саперные роты уже перебрасывались самолетами и должны были вот-вот прибыть.

Выскочив на опушку небольшой рощи, мы стали свидетелями, как, прямо на поле, где саперы Смагина устанавливали минное поле, начал заходить на посадку "Ан-2". Услышав звук двигателя самолета, и видя, что он заходит на посадку, солдаты начали махать руками, пытаясь привлечь внимание летчика.

— Он же так на мины напорется! — Взволнованно воскликнул Васильев.

Видно поняв, что садится здесь не стоит, летчик дал газ и с трудом перевалив через рощу скрылся за ней. Еще какое-то время был слышен звук работы двигателя, а потом он исчез. Проехав через рощу, мы выскочили на заросший камышом берег неширокой, не то речушки, не то канала — слишком прямыми и аккуратными были берега.

Самолет умудрился сесть на том берегу, и из него уже выпрыгивали прилетевшие саперы, они деловито выгружали из самолета свой нехитрый саперный инструмент: лопаты, пилы, топоры и в конце ящики, скорее всего с минами и прочим необходимым для