Тот видит — деваться некуда, и:
— Я согласен, товарищ Сталин.
Ну, что я говорил?
Умный человек оказался, недаром академик.
Даю первое задание:
— Нам с вами надо к лету, хотя бы вдвое увеличить выпуск продукции для Красной Армии и прежде всего — танковых, авиационных и носимых пехотных радиостанций с кварцевым резонатором. Требуется резко увеличить производство радиолокационных станций — не менее чем в пять раз! А для этого нашему радиопрому, необходимо в первую очередь прекратить выпуск всей гражданской продукции…
Подумав, решил что учить академика нечего — дядька уже взрослый, дееспособный и имеющий голову на плечах:
— …А впрочем, сами решайте — что делать: Вам как Наркому видней. С моей же стороны, Вам будет оказана любая посильная поддержка.
Напоминаю:
— Слышали мой разговор с товарищем Вышинским? Готовьтесь в командировку, собирайте делегацию, готовьте список оборудования и технологий — которые необходимо закупить.
Кроме всего прочего, имелось и ещё одно соображение: как среди советских, так и среди зарубежных учёных — академик Иоффе имел большой авторитет, поэтому заручиться его поддержкой перед ликвидацией Академии наук СССР, было бы не лишним.
С той же целью, я чуток приоткрыл перед ним свои далеко идущие планы:
— В будущем же, Абрам Фёдорович, я вижу ваш наркомат таким же мощным и влиятельным, как положим — Наркомат авиационной промышленности… Не меньше!
Подняв палец вверх:
— И только в ваших силах сделать так, чтоб это «будущее» — настало как можно раньше!
Вижу, от открывающихся перед ним перспектив — у академика буквально в зобу дыханье спёрло и понимаю:
«Всё будет на мази».
К Абраму Фёдоровичу подсел Глеб Максимилианович Кржижановский и, они о чём-то начали очень оживлённо трещать… «Состаканились», стало быть.
«Ну, значит — всё будет на конкретной мази!».
В общем же, как и обещал на Съезде Верховного Совета СССР — поручил правительству скорректировать «планов громадьё» по Третьей пятилетке, добавив к принародно озвученным ещё полный отказ от программы строительства «Большого флота» — который «в реале» произошёл вскоре после начала войны и свёртывание возведение «Линии Молотова» на западной границе — которое тоже будет прекращено после «внезапного и вероломного»:
— Все силы и ресурсы на Восток, товарищи! Впрочем, на эту тему мы с поговорим ещё: как со всеми вами вместе — так и с каждым по отдельности. И причём не раз и даже не два.
Глава 14. «Враг моего врага» или «окончательное применение еврейского вопроса».
Русский философ-эммигрант Иван Солоневич:
«Перед Россией со времен Олега до времен Сталина история непрерывно ставила вопрос: „Быть или не быть?“ „Съедят или не съедят?“. И даже не столько в смысле „национального суверенитета“, сколько в смысле каждой национальной спины: при Кончаках времён Рюриковичей, при Батыях времен Москвы, при Гитлерах времен коммунизма… — дело шло об одном и том же: придет сволочь и заберет в рабство… Тысячелетний „прогресс человечества“ сказался в этом отношении только в вопросах техники: Кончаки налетали на конях, Гитлеры — на самолётах. Морально-политические основы всех этих налетов остались по-прежнему на уровне Кончаков и Батыев…».
Из записи беседы посланника президента США Гарри Гопкинса с Иосифом Сталиным, 31 июля 1941 г.:
«Он сказал мне, что в первую очередь русская армия нуждается в легких зенитных орудиях калибра 20, 25, 37 и 50 мм и что им нужно очень большое количество таких орудий для защиты своих коммуникаций от самолетов-штурмовиков.
Следующая большая его потребность — в алюминии, необходимом для производства самолетов.
В-третьих, необходимы пулеметы калибра приблизительно 12,7 мм и, в-четвертых, винтовки калибра примерно 7,62 мм. Он сказал, что ему нужны тяжелые зенитные орудия для обороны городов».
Оставшееся до обеда время, я молча сидел за столом в президиуме Совнаркома и внимательно слушал — в основном междоусобную грызню наркомов, изредка встревая и для порядка давая «по ушам» особо рьяным спорщикам…
Пока посмотрев на часы, не дал приказ закругляться:
— Ну, всё товарищи: объявляется перерыв на обед, который — дело святое, поэтому не смею вас задерживать. Встретимся перед ужином, на вечерней планёрке, где обсудим с вами итоги дня… Ну, а теперь приятного аппетита.
Обернувшись к сидящему рядом Мехлису:
— А теперь, Лев Захарович, как и условились, приступаем к операции «Дочь еврейского народа».
Тот, по-пионерски шутливо отсалютовав:
— Всегда готов!
Встав, обратился к женщине в зале:
— Товарищ Жемчужина!
Заметно неприязненно, исподлобья посмотрев в мою сторону, та:
— Слушаю, товарищ Сталин…
— Полина Семёновна! Подойдите ко мне, если Вас не затруднит, конечно.
Её не затруднило и вскоре вдова Молотова, оказалась подле нас с Мехлисом.
Женщина типичной еврейской внешности, в строгом костюме и с тремя орденами на груди, источающая аромат дорогого парфюма, с хорошо уложенной причёской и ухоженными руками, на вид возрастом…
«Где-то за тридцать».
Слегка поклонившись, со всей галантной учтивостью — так идущей любому уважающему себя деспоту, говорю:
— Полина Семёновна! Приглашаю Вас отобедать со мной и убедительно прошу не отказывать в столь ничтожной просьбе…
Вижу что боится и оттого колеблется, весело подмигнув и по-гусарски расправив рукой усы:
— Приставать и домогаться не буду — ибо не так давно сочетался законным браком, и… Хм, гкхм… Блюдю супружескую верность. Да к тому же обед будет происходить не «в номерах» — а в людном месте и в присутствии товарища Мехлиса.
Улыбнулась, хотя и несколько криво:
— А я то уж надеялась…
Посмотрев почему-то куда-то влево-вверх, как будто надеясь обнаружить так какие— скрижали от царя Солоомона, та недоверчиво спросила:
— …Всего лишь пообедать?
Как кот перед тем как слопать хозяйскую сметану, делаю загадочный вид:
— Во время обеда я сделаю Вам предложение, от которого уверен — Вы не сможете отказаться.
Подумав, она наконец-то решилась:
— Хорошо, я согласна, Иосиф Виссарионович… Выслушать(!) ваше предложение.
Навряд в мыслях у Полины Жемчужиной было, что товарищ Сталин будет её сексуально домогаться и даже возможно изнасилует — со всеми положенными в таких случаях деспотическими извращениями… А вот то, что во время обеда травануть чем — так это запросто. Ибо уже стали похаживать слушки об моей причастности к гибели Политбюро и Съезда, причём — с весьма нелицеприятными подробностями…
Вот она и смотрит на меня волком, считая так или иначе виновным в смерти своего мужа.
«Муж и жена — одна сатана», говорит народная мудрость и к чете Молотовых — она подходит как ни к кому лучше.
Про покойного Вячеслава Михайловича враги и друзья говорили:
— Железный нарком!
Ну или — «Железная башка», в зависимости от обстоятельств и настроения. По некоторым свидетельством, перед его упрямством — переходящим в упоротую упёртость, даже сам Реципиент пасовал и не раз.
Про Полину Семёновну тоже можно сказать:
— Железная леди!
Жемчужина, вовсе не сидела наслаждаясь бездельем на шее у своего сверх— влиятельного мужа, вовсе нет!
Это была умная, энергичная и деловитая женщина.
Проработав сперва в партийных органах, она последовательно была директором парфюмерной фабрики «Новая заря», управляющей трестом парфюмерии, начальником Главного управления парфюмерно-косметической, синтетической и мыловаренной промышленности, заместителем наркома пищевой промышленности…
Наконец — пик карьеры: в 1939-м году Жемчужина была назначена наркомом рыбной промышленности и вроде бы даже — по настоянию самого Вождя51!
Ещё один «сталинский выдвиженец», короче…
Точнее — «выдвиженка».
Правда, уже через год её с наркомов «попросили» и ныне от «Железной леди» осталась лишь одна тень: в данный момент Полина Жемчужина — начальник Главка текстильно-галантерейной промышленности Наркомата лёгкой промышленности РСФСР. В «реальной истории», чёрная полоса в её жизни продолжится и, феврале 1941-го года — она будет выведена из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б)…
Ну а потом, уже после войны — широко известная и достаточно мутная история с израильским послом Голдой Меир, арест, ссылка и так далее…
Однако, у нас уже не «реальная история» — а альтернативная!
Естественно, когда её пригласили на совещание Сталина с наркомами союзного значения, она была удивлена и заинтригована. Я за ней следил: всё время она просидела крутя головой, не понимая — зачем она здесь… И получив всего лишь приглашение на обед, по всему видать — была несказанно разочарована и даже несколько напугана: что же это такое затевается насчёт неё?
Но женское любопытно взяло вверх над страхом.
* * *
Обедали в том же Сенатском корпусе — в совнаркомовской столовой, где у Реципиента оказывается — был свой отдельный кабинет.
Хотя — слишком громко сказано: всего лишь огороженный лёгкими перегородками участок помещения у окна — где из всей мебели (не считая столика и четырёх стульев, конечно) был лишь единственный роскошный фикус в небольшой деревянной бочке на подоконнике.
Даже руки перед едой и то — пришлось мыть «на общем основании»!
Практически в полном молчании, лишь эпизодически отдавая дань уважения работникам кухни совнаркомовской столовой, поглотили первое, второе и вдогонку салат… Вижу: Жемчужина — всё больше и больше просто звереет от любопытства и, наконец — когда унесли пустые тарелки, у неё против воли вырвался крик души:
— И это — всё то «предложение», которое Вы хотели мне сделать, Иосиф Виссарионович? Да лучше б Вы…
Она замолчала, а я за неё продолжил:
— …Затащил в подсобку и надругался над Вами? Только в том случае, если Вы будете слишком настойчивы, Полина Семёновна.
Та хлопнув по столу кулаком — аж вошедшая с самоваром подавальщица, его не уронила в испуге:
— Это возмутительно! Вы — просто издевались надо мной!
Соскочила с места и было дёру…
Но положение спас Мехлис, укоризненно посмотрев на меня:
— Полина Семёновна, успокойтесь! У нас, у рррусских, все серьёзные предложения делаются за самоваром…
Когда та уселась на место, укоризненно качая головой уже в её адрес:
— …Неужели столько времени прожив среди нас, Вы этого не знаете?
Та, сев на место и смущённо поправив находившуюся в полном ажуре причёску:
— Извините, Иосиф Виссарионович…
Кивком давая понять, что инцидент исчерпан:
— Отработаете, товарищ Жемчужина. А пока давайте уж начнём чаепитие, пока самовар не остыл.
* * *
Тщательно перемешав сахар в стакане с горячем чаем, вынув и положив рядом с блюдечком ложку, делаю первый обжигающий глоток и, с прищуром глядя на единственную в нашей компании с Мехлисом женщину:
— Полина Семёновна… У меня к Вам даже не одно — а целых два предложения и оба довольно заманчивые.
Восклицает недоверчиво:
— Целых два?!
Подтверждающее кивнув:
— Совершенно верно — целых два. Но на выбор.
Та, поднеся к губам стакан в серебряном — с ещё царскими вензелями подстаканнике:
— Давайте уж — предлагайте уже! Я сгораю от любопытства.
Подув на чай и сделав ещё глоток из стакана:
— Предлагаю Вам стать Председателем Совета департаментов вновь образованной Еврейской автономной области: той — что со столицей в Одессе, или… Да Вы пейте чай, Полина Семёновна, почему не пьёте?
По глазам вижу — первое предложение её ничуть не обрадовало… Ну, что ж…
Вполне ожидаемо!
И тем больший эффект будет от второго предложения.
Я замолчал, чтоб снова сперва подуть охлаждая, а потом отхлебнуть ещё чаю и эта «театральная пауза» изрядно затянулась.
Жемчужина же, задержав стакан с горячим чаем возле губ, нетерпеливо:
— Да говорите уже!
Сделав глоток поставив стакан на блюдце, поднимаю на неё глаза, и:
— Предлагаю Вам стать Чрезвычайным и полномочным посланником СССР в США.
Не поверив своим ушам:
— Кем, извините…
Приподнимаюсь и почти ору в ухо:
— ПОСЛОМ В АМЕРИКЕ!!!
Дзин!!! Бряк!!!
Стакан из ослабевших от неожиданно привалившего счастья рук, падает, ударяется об блюдце и переворачивается на бок… И по всемирному закону подлости — горячий, сладкий чай выплёскивается и попадает прямо…
«Туда»!
Начинается сущий бардак.
— ОЙ!!!
Жемчужина стремительно вскакивает — стол подпрыгивает (Мехлис едва успевает поймать самовар), а стул летит назад — и задирает прямо передо мной мокрый подол платья, демонстрируя такое же мокрое нижнее бельё — явно не пошива на московской фабрике «Большевичка» и, довольно-таки стройные для её …с хвостиком лет, ножки.
Находясь в парализующем волю ступоре — раззявив рот любуюсь (когда ещё чужой бабе под юбку заглянешь?), Мехлис в панике бегает вокруг с полотенцем — не решаясь начать оказывать помощь… Помочь снять панталончики, то есть
В общем — в кино такое не увидишь и в книжке во всех оттенках не опишешь: кордебалет, капкан и Содом и Гоморра — одновременно!
Сюрреалистичности в эту картинку добавили двое «приклёплённых» с «Томи-ганнами» наизготовку прибежавшие на этот кипишь и замерших соляными столбами, на которых я замахал руками и зашикал:
— КЫШ, КЫШ!!! Выйдите «мелкие», вам ещё рано на такое смотреть!
«Что они, интересно, подумали?».
Наконец Жемчужина догадалась сбегать в помещение с буквой «Ж» на двери, откуда пришла изрядно смущённая и, то и дело краснеющая.
Отгоняя от себя назойливо-неприличные мысли, типа: «Это что ж теперь… Она без трусиков?!» — от которых не по-детски вставал член и, отливала кровь из головы — как у лётчика-космонавта при перегрузке, я наконец собрался с духом и, приступил к делу:
— Насколько я Вас понял, Полина Семёновна, Вам больше по душе второе предложение?
Та, ещё раз покраснев и стыдливо потупив карие с поволокой глазки:
— Ну и сволочь Вы, товарищ Сталин!
Но сказано это было таким тоном, что у меня опять произошёл отлив крови от головы — в «организм тела» ей противоположный, которым не думают, а…
Мужчины поймут!
Силой воли загнав под плинтус «основной инстинкт», развожу руками:
— Сам понимаю — что сволочь, но ничего с собой поделать не могу…
