А МинаАндри, на год или два младше, была самой младшей из посетителей с Форо. Было естественно, что в конечном итоге они окажутся вместе.
Официальные приветствия были сделаны на краю Платформы, под огромной, удивительной громадой привязанного дирижабля. Обитатели Полки, привыкшие к твердой почве под ногами, выглядели так, словно им очень хотелось оказаться подальше от края Платформы и долгого спуска в Низину внизу.
Затем стороны разошлись для неформальных обсуждений и демонстраций. Две группы, примерно по пятьдесят человек с каждой стороны, должны были собраться на официальный ужин в тот вечер в Холле, самом большом и величественном из разумных Зданий Платформы. Таким образом, месячная экспедиция философов Полки начала бы достигать своих целей, положив начало культурному и философскому обмену между Полкой и Платформой. Это был подходящий проект. Обитатели Платформы, чьи предки давным-давно переселились с Форо, в конце концов, были дальними родственниками народа Полки.
И Телни оказался партнером в своей работе с МинаАндри.
В ответ на это прозвучало много добродушных шуток, и во взглядах мужчин постарше было немало зависти. Все люди с Полки были по-своему красивы, высоки и элегантны — не совсем того же склада, что люди с Платформы, которые, будучи ниже ростом и плотнее сложены, сами отличались от смуглого народа Низин. Это были три человеческие группы, плывущие во времени с разной скоростью; конечно, они расходились. Но какой бы ни была странная физика, МинаАндри была поразительной, высокой, но атлетически сложенной, с непринужденной физической грацией, и светлыми волосами, туго стянутыми сзади на тонкой шее.
Они прошли по Платформе, через город жилых Зданий. Стены были сверкающими белыми поверхностями, не горячими, не холодными, и пронизаны дверными проемами с острыми краями и окнами.
Мина провела рукой по одной гладкой стене. Через открытую дверь внутри Здания можно было разглядеть признаки жизни: двухъярусную кровать, сделанную из дерева, привезенного с Низин, очаг, котел для приготовления пищи, шкафы и груды одеял и одежды, а снаружи — ведро для сбора дождя. — Это место такое странное. Мы строим вещи из камня, бетона или дерева. Но это...
— Мы вообще не строили эти сооружения. Здания выросли здесь. Мы даже не знаем, из чего они сделаны — мы называем это конструкционным материалом. Возможно, это даже не изобретение человека. Они распускаются из элементов, которые мы называем цветами, и впитывают свет бурь. Как и Оружие, Здания — это одичавшая технология, измененная временем.
— Все это кажется новым, хотя, полагаю, на самом деле оно очень старое. В то время как Форо кажется старым. Весь этот покрытый лишайником камень! Это похоже на огромную гробницу...
Но Телни знал, что город, который она называла Форо, был построен на руинах самого города под названием Нью-Форо, разрушенного во время войн, которые, как он помнил, наблюдал мальчиком. Он наивно ожидал, что жители Полки будут полны историй о той войне, когда приедут сюда. Но война закончилась пятнадцать лет назад, более двухсот пятидесяти лет назад по времени Полки, и то, что было детским воспоминанием для Телни, для Мины стало давно ушедшей историей.
— Это правда, что вы скармливаете своих мертвецов Зданиям? — она спросила это с какой-то дрожью ужаса.
— Мы бы так не сказали... Им действительно нужен органический материал. В дикой природе, знаете ли, в Низинах, они охотились на людей. Мы позволяем им забирать наши трупы. Почему бы и нет? — Он сам погладил стену. — Это значит, что Здания сделаны из нас, наших предков. Иногда людям приходится умирать внутри Здания. Оружие, управляющее Платформой, предписывает это.
— Почему?
— Похоже, оно изучает изображения. Оно думает, что конструкционный материал, из которого сделаны Здания, исключает изображения. Некоторые из нас рождаются внутри Зданий, поэтому в них не могут проникнуть никакие изображения. Другие умирают в специальном Здании, которое мы называем Моргом, в попытке задержать изображения, когда они выходят из тел. Недавно умерла моя двоюродная бабушка, и ее пришлось перенести в Морг, но изображение не вышло.
— Нам это кажется очень странным, — осторожно сказала Мина. — Для людей с Полки, я имею в виду. Что здесь вы проживаете свою жизнь на машине, созданной другой машиной.
— Не то чтобы у нас был выбор, — сказал Телни, чувствуя, что защищается. — Нам не разрешают уйти.
Она посмотрела вниз на свои ноги, обутые в удобные кожаные туфли, а не в обтягивающую кожу, как у Телни. — Я могу сказать, что это место построила машина. В нем не хватает определенной человечности. — Она неуверенно взглянула на него. — Послушайте, я говорю как философ. Я сама изучаю геологию. То, как расслоение во времени влияет на эрозию, когда более высокие уровни стираются быстрее, чем низкие, и то, как медленно текут реки, когда они направляются вниз, в красную зону... Все это проявление глубины, понимаете, глубины, которая разворачивается во времени. На Полке мы все выросли на вершине утеса, на такой высоте. Но здесь мы подвешены в воздухе на листе толщиной с бумагу! Каковы бы ни были намерения Оружия, которое управляет вами, оно не кажется безопасным. Дизайнер-человек никогда бы так не поступил.
— Мы живем так, как можем.
— Я уверена.
— Я покажу вам, — сказал он с оттенком вызова.
Он подвел ее к самому центру Платформы, к колесу, которое, как всегда, вращалось, влекомое бригадами терпеливых веретенников, трудившихся над сбором припасов с Низин внизу.
МинаАндри похлопала по шеям тяжело бредущих животных. Грузовые конюхи, разгружавшие ведра и поддоны с припасами, привезенными с Низин, с любопытством уставились на нее.
Она сказала: — Какие очаровательные эти животные! Вы знаете, что на Полке они были доведены до вымирания во время войн креационистов и механистов. Мы постепенно пополняем запасы животными, взятыми из стад Низин, но это безумно дорого...
Что-то в том, как она гладила высоких, элегантных созданий, тронуло Телни до глубины души. Но ему пришлось оттащить ее в сторону, когда он увидел, что веретенник готов откашляться. Мина была поражена этим зрелищем.
Он взял Мину за руку и повел ее в центр узла, поближе к большому люку в полу Платформы, за которым виднелись нагруженные товарами тросы, свисавшие в Низины далеко внизу.
Мина взвизгнула и отпрянула. — О! Мне жаль. Головокружение — что за глупая реакция! Хотя это подтверждает мою точку зрения о неудобном дизайне.
Он указал вниз через отверстие. — Я привел вас сюда, чтобы вы увидели мою собственную работу. Я зарабатываю на жизнь, помогая аптекарше. Но это моя страсть...
Крепко держась за перила, откинув с лица выбившуюся прядь волос, она посмотрела вниз сквозь пол. Отсюда были хорошо видны изготовленные Телни люльки с маятниками, качелями, гирями и простыми механизмами управления, прикрепленные шлейфом к одному из направляющих тросов, которые соединяли Платформу с равниной Низин.
— Маятники?
— Маятники. Я засекаю время их качания. Отсюда я могу изменять длину и амплитуду... — Он показал ей набор рычагов, которые закрепил над якорем троса. — Иногда возникает проблема, и я спускаюсь в упряжи или посылаю одного из грузовых конюхов.
— Как вы рассчитываете время?
— У меня есть часы, которые мне подарило Оружие. Я не понимаю, как они работают, — сказал он, и это признание смутило его. — Но они явно более точные, чем любые часы, которые можем изготовить мы. У меня маятники разбросаны более чем на четверть километра. Нет записей о том, что кто-либо пытался провести подобные измерения при такой разнице высот. И, наблюдая, как период колебаний маятников меняется в зависимости от высоты, я пытаюсь измерить...
— Расслоение времени. Чем выше вы поднимаете свои маятники, тем быстрее они будут качаться. — Она улыбнулась. — Даже геолог это понимает. Разве это не около пяти процентов на метр?
— Да. Но это всего лишь линейное приближение. С помощью более точных измерений я обнаружил лежащую в основе нелинейную кривую... — Скорость, с которой время текло быстрее, по мнению Телни, на самом деле была обратно пропорциональна расстоянию от центра Старой Земли. — Это только выглядит линейным, просто пропорциональным высоте, если вы берете точки достаточно близко друг к другу, чтобы нельзя было обнаружить кривую. И обратно пропорциональная зависимость имеет смысл, потому что это та же математическая форма, что и гравитационный потенциал планеты, а расслоение по времени, несомненно, является своего рода гравитационным эффектом... — Он надеялся, что это не прозвучало наивно. Его физика, основанная на философии, привезенной с Форо столетия назад вместе с первыми обитателями Платформы, была, без сомнения, примитивной по сравнению с учениями, с которыми познакомилась Мина.
Мина посмотрела на небо, где стайка звезд с ярко-синим смещением непрерывно вращалась вокруг пустого столба. — Кажется, я понимаю, — сказала она. — Моя математика более примитивна, чем должна быть. Это означает, что искажение времени не растет все больше и больше. Оно достигает некоторого предела.
— Да! И этот асимптотический предел представляет собой коэффициент искажения около трехсот двадцати тысяч — по сравнению с уровнем Полки, который мы всегда принимали за наш ориентир. Таким образом, один год здесь соответствует почти трети миллиона лет, там, на небе.
Она удивленно подняла глаза. — Говорят, что с момента последней Грозной Ласки прошло почти десять тысяч лет. Промежуток, охватывающий всю известную нам историю. Но десять тысяч лет здесь...
— Там это соответствует примерно трем миллиардам лет. В небе. Мы падаем в будущее, Мина! И если вы изучите небо, как это делают некоторые, вы сможете увидеть ход времени в огромных масштабах. Год там, наверху, проходит всего за сотню секунд, а здесь, внизу, мы видим, как звездный пейзаж движется в таком темпе. И даже когда небо вращается, звезды в своем полете вспыхивают и гаснут, они плывут навстречу друг другу и удаляются друг от друга... Мы живем в огромной звездной системе, которую видим как полосу на небе. Некоторые говорят, что существуют и другие подобные системы, и что они тоже развиваются и изменяются.
— И некоторые верят, что когда-то Старая Земля была миром без этого расслоения времени, миром, похожим на многие другие, возможно, висящим среди звезд. Ее жители были более или менее похожи на нас. Но Старая Земля оказалась под какой-то угрозой. И поэтому старейшины натянули одеяло времени на свой мир и упаковали его в будущее: "Старая Земля — это сосуд времени, закупоренный, чтобы сохранить своих детей" — вот как это было написано.
— Это все домыслы.
— Да. Но это объяснило бы такую большую разницу в восприятии времени. Я всегда пытаюсь повысить свою точность. Маятники должны быть достаточно длинными, чтобы давать приличный период, но не слишком длинными, иначе расслоение по времени становится значительным даже по длине самого маятника, и физика становится очень сложной...
Она взяла его за руку. — Это замечательное открытие. Никто раньше, может быть, со времени последней Ласки, не додумывался до этого.
Он покраснел, довольный. Но что-то заставило его признаться: — Мне действительно нужны были часы Оружия, чтобы достаточно точно измерить эффект. И Оружие в первую очередь заставило меня задавать вопросы о времени.
— Неважно, что сделало Оружие. Это ваша работа. Вы должны быть счастливы.
— Я не чувствую себя счастливым, — выпалил он.
Она нахмурилась. — Почему вы так говорите?
Внезапно он открылся ей так, как никогда ни с кем другим не разговаривал. — Потому что я не всегда чувствую, что подхожу. Как будто я не такой, как другие люди. — Он с сомнением посмотрел на нее, задаваясь вопросом, не решит ли она, что он сумасшедший. — Может быть, именно поэтому машина привлекла меня с того дня, как я родился. И, может быть, именно поэтому я становлюсь хорошим философом. Я могу смотреть на мир со стороны и видеть закономерности, недоступные другим. Вы когда-нибудь испытывали подобное?
Все еще держа его за руку, она подвела его обратно к колесу и погладила короткую гриву веретенника, очевидно, находя утешение в простом физическом контакте. — Иногда, — сказала она. — Может быть, так бывает у всех. Но мир таков, каков он есть, и вы просто должны извлечь из него максимум пользы. Много ли у вас птиц на этом острове?
Вопрос удивил его. — Немного. Только певчие птицы в клетках. Им трудно найти место для гнезда.
— Я спрашиваю, потому что в детстве я часто наблюдала за птицами. Я забиралась в место, которое мы называем Чердаком. Птицы используют временные слои. Родители гнездятся на каком-нибудь низком уровне, а затем отправляются собирать пищу выше. Они выяснили, что могут ждать столько, сколько захотят, в то время как детеныши, застрявшие в замедленном темпе, не слишком проголодаются и будут в безопасности от хищников. Конечно, родители стареют быстрее, жертвуя своей жизнью ради своих птенцов.
— Я никогда не видел ничего подобного. У меня не было возможности. — Он покачал головой, внезапно разозлившись, обиженный. — Не на этом острове в небе, в качестве слуги какой-то машины. Иногда я надеюсь, что скоро последует следующая Ласка и все разрушит.
Она взяла его за обе руки и улыбнулась ему. — У меня такое чувство, что ты будешь вызовом. Но мне нравятся вызовы.
— Нравятся?
— Конечно. Иначе меня бы здесь не было, я бы не проводила месяц с компанией стариков, в то время как дома проходит семнадцать месяцев. Подумай о вечеринках, которые я пропускаю!
Его сердце бешено колотилось, как будто его подняли в небо. — Я знаю тебя всего несколько часов, — сказал он. — И все же я чувствую...
— Тебе следует вернуться к своей работе. — Знакомый детский голос был странным, холодным, дребезжащим.
Телни обернулся. Оружие было здесь, без усилий зависнув над дырой в полу. Его постоянный мальчик стоял в нескольких метрах от него, напряженный, явно нервничающий из-за долгого подъема. Веретенники все еще вращали свое колесо, но грузовые конюхи стояли в стороне, уставившись на внезапное появление Оружия, создателя и правителя их мира.
Гнев Телни вспыхнул. Он шагнул к ребенку, сжав кулаки. — Чего ты хочешь?
— Мы пришли сегодня вечером понаблюдать за официальным конгрессом. Философы с Полки и Платформы. Есть много вопросов, на которые люди могут ответить, и мы...
— Тогда иди и пугай всех этих стариков и женщин. Оставь меня в покое. — Внезапно, когда Мина была рядом, он понял, что ему невыносимо снова терпеть в своей жизни это Оружие со странным нестареющим мальчиком на пуповине. — Оставь меня в покое, я говорю!
Поупи повернулся, чтобы посмотреть на Мину. — Она здесь не останется. Эта девушка, МинаАндри. Ее дом на Полке. Ее семья, Андри-Фери, — древняя династия, родословная которой восходит почти к последней Ласке. У нее есть обязанности — рожать сыновей и дочерей. Такова ее судьба. Не здесь.
— Я останусь, если захочу, — сказала Мина. Телни видел, что она дрожит, очевидно, в ужасе от Оружия, этой странной, древней, дикой машины из темных Низин. И все же она смотрела ей в лицо, отвечая тем же.
