— Малинин, — обратилась Гандерсон, молодая женщина с короткими рыжими волосами. — Чем мы обязаны такому удовольствию?
Ему не понравился ее тон. — Я пришел выполнять свои обязанности, — сказал он.
— Не думала, что в последнее время ты общаешься с такими, как мы, — усмехнулась она.
Он потянулся через сидящих за чаем, чтобы взять со стены листок с заданиями. — Я общаюсь с теми, с кем мне нравится, — сказал он.
Второй из троицы, свин по фамилии Фленсер, сказал: — Мы слышали, что ты, скорее всего, общаешься с чиновниками из администрации.
Васко посмотрел на список дел. Он не увидел своего имени ни в одном из списков обычных обязанностей. — Как Скорпио, ты имеешь в виду?
— Держу пари, ты знаешь о происходящем гораздо больше, чем мы, — сказала Гандерсон. — Не так ли?
— Если бы знал, то вряд ли смог бы говорить об этом. — Васко повесил листок обратно на стену. — Честно говоря, я знаю немногим больше.
— Ты лжешь, — сказал третий, мужчина по имени Кори. — Если хочешь подняться по служебной лестнице, Малинин, тебе лучше научиться врать получше.
— Спасибо, — сказал он, улыбаясь, — но я удовлетворюсь тем, что научусь служить в этой колонии.
— Ты хочешь знать, куда идти? — спросила его Гандерсон.
— Это могло бы помочь.
— Нам сказали передать тебе сообщение, — сказала она. — Тебя ждут в Высокой раковине в восемь.
— Спасибо, — сказал он. — Ты мне очень помогла. — Он повернулся, чтобы уйти.
— Пошел ты, Малинин, — услышал он, как она сказала ему в спину. — Думаешь, что ты лучше нас, не так ли?
— Вовсе нет, — ответил он, удивляясь собственному спокойствию. Он повернулся к ней лицом. — Думаю, что мои способности средние. Просто так получилось, что я чувствую ответственность, обязанность служить Арарату в меру своих возможностей. Я был бы удивлен, если бы ты думала иначе.
— Думаешь, что теперь, когда Клавейн исчез со сцены, ты сможешь пробиться наверх?
Он посмотрел на Гандерсон с неподдельным удивлением. — Такая мысль никогда не приходила мне в голову.
— Что ж, это хорошо, потому что, если бы это было так, ты бы совершил серьезную ошибку. У тебя нет того, что нужно, Малинин. Ни у кого из нас нет того, что для этого нужно, но у тебя этого нет особенно.
— Нет? И чего именно у меня нет?
— Мужества, чтобы противостоять свину, — сказала она, как будто это должно было быть очевидно для всех присутствующих.
В Высокой раковине Антуанетта Бакс уже сидела за столом, перед ней был раскрыт компад. К ней присоединились Круз, Пеллерин и несколько других старших людей колонии, и теперь вошел Блад, расхаживая с важным видом, как борец.
— Лучше бы для этого была веская причина, — сказал он. — Не то чтобы у меня не было кучи других дел, о которых мне действительно нужно позаботиться.
— Где Скорпио? — спросила она.
— В лазарете, проверяет состояние матери и дочери. Будет здесь, как только сможет, — ответил Блад.
— А Малинин?
— Я попросил кое-кого оставить для него сообщение. Рано или поздно он доберется сюда. — Блад рухнул в кресло. Машинально он достал нож и начал скрести лезвием по подбородку. Раздался тонкий, похожий на жужжание насекомого звук.
— Что ж, у нас проблема, — сказала Антуанетта. — За последние шесть часов поток нейтрино, исходящий от корабля, увеличился примерно втрое. Если поток увеличится еще на десять-пятнадцать процентов, кораблю некуда будет лететь, кроме как вверх.
— Выхлопных газов еще нет? — спросила Круз.
— Нет, — ответила Антуанетта, — И я очень беспокоюсь о том, что произойдет, когда эти двигатели начнут работать. Когда корабль сел, в окрестностях залива никого не было. Нам нужно серьезно подумать об эвакуации во внутренние районы. Я бы порекомендовала перевезти всех на отдаленные острова, но знаю, что это невозможно, учитывая существующую нагрузку на самолеты и шаттлы.
— Да, мечтай дальше, — сказал Блад.
— Все равно, мы должны что-то сделать. Когда капитан решит взлететь, у нас будут приливные волны, облака перегретого пара, такой громкий шум, что он оглушит всех в радиусе сотен километров, выбросы всевозможных вредных излучений... — Антуанетта замолчала, надеясь, что высказала свою точку зрения. — По сути, это будет не та среда, к которой стоит приближаться, разве только в скафандре.
Блад закрыл лицо руками, превратив свои короткие, как у всех свинов, пальцы в маску. Антуанетта видела, как Скорпио делал нечто подобное, когда на него со всех сторон давили кризисные ситуации. С гибелью Клавейна и отсутствием Скорпио Блад ощутил на себе ответственность, которой всегда жаждал. Антуанетта сомневалась, что новое командование продержится дольше пяти минут.
— Я не могу эвакуировать город, — сказал он.
— У тебя нет выбора, — настаивала Антуанетта.
Он опустил руки и ткнул пальцем в иллюминатор. — Это наш гребаный корабль. Мы не должны размышлять о том, что он собирается делать. Мы должны отдавать ему приказы, где и когда нам удобно.
— Прости, Блад, но это не так работает, — сказала Антуанетта.
— Начнется паника, — сказала Круз. — Хуже, чем мы когда-либо видели. Все перерабатывающие станции придется закрыть и передислоцировать. Это задержит рейсы беженцев на "Бесконечность" как минимум на день. И где же эти переселенные люди будут спать сегодня ночью? В глубине островов для них нет ничего — только куча камней. К рассвету сотни людей умрут от переохлаждения.
— У меня нет ответов на все вопросы, — сказала Антуанетта. — Я просто указываю на трудности.
— Должно же быть что-то еще, что мы можем сделать, — сказала Круз. — Черт возьми, мы должны были предусмотреть непредвиденные обстоятельства.
— Должно быть не считается, — сказала Антуанетта. Именно это всегда говорил ей отец. Это сильно раздражало ее, и она с ужасом слышала, как те же слова слетают с ее губ, прежде чем она успевала их остановить.
— Пеллерин, — сказал Блад, — а как насчет вмешательства корпуса пловцов? Арарат, похоже, на нашей стороне, иначе он не проложил бы канал, по которому лодки могли бы добраться до корабля. Вы можете что-нибудь предложить?
Пеллерин покачала головой. — Прости. Не сейчас. Если жонглеры проявят признаки возвращения к нормальной деятельности, мы, возможно, разрешим им совершить пробный заплыв, но не раньше. Я не отправлю кого-то на верную смерть, Блад, не тогда, когда так мало шансов на положительный исход.
— Понимаю, — сказал свин.
— Подождите, — сказала Круз. — Давайте изменим ситуацию. Если так плохо находиться где-либо рядом с кораблем, когда он взлетит, возможно, нам следует подумать о том, как ускорить эвакуацию.
— Мы уже вывозим их так быстро, как только можем, — сказал Блад.
— Тогда сократите бюрократию, — сказала Антуанетта. — Просто перевозите их, а о деталях позаботьтесь позже. И не занимайте этим весь день. Возможно, у нас осталось не так уж много времени. Черт, чего бы я сейчас не отдала за "Штормовую птицу".
— Возможно, ты можешь что-то сделать для нас, — сказала Круз, глядя прямо на нее.
Антуанетта ответила одноглазой женщине таким же взглядом. — Назови это.
— Возвращайся на борт "Бесконечности". Поговори с капитаном. Скажи ему, что нам нужна передышка.
Это было не то, что она хотела услышать. После их разговора она, пожалуй, стала бояться капитана еще больше; мысль о том, чтобы вызвать его снова, наполнила ее новым ужасом.
— Возможно, он не захочет говорить, — сказала она. — Даже если он это сделает, то, может быть, не захочет услышать меня.
— Ты все равно могла бы выиграть для нас время, — сказала Круз. — По-моему, это лучше, чем ничего.
— Наверное, — неохотно согласилась Антуанетта.
— Так что можешь попробовать, — сказала Круз. — На корабле тоже нет недостатка в транспорте. С привилегиями администрации ты могла бы быть на борту через полчаса.
Как будто это должно было подбодрить ее.
Антуанетта разглядывала свои пальцы, запутавшись в металлических хитросплетениях самодельных украшений, и надеялась на некоторое освобождение от этой обязанности, когда в комнату вошел Васко Малинин. Он раскраснелся, его волосы блестели от дождя или пота. Антуанетта подумала, что он выглядит слишком молодо для того, чтобы сидеть среди этих пожилых людей; казалось несправедливым нагружать его такими вещами. Молодежь все еще имела право верить, что мировые проблемы всегда имеют четкие решения.
— Присаживайся, — сказал Блад. — Могу я тебе что-нибудь предложить — кофе, чай?
— У меня возникли проблемы с получением приказов по месту службы, — сказал Васко. — Толпа становится все больше. Когда они увидели мою форму, то не позволяли мне уйти, пока я более или менее не пообещал им места в одном из этих шаттлов.
Свин поиграл своим ножом. — Надеюсь, ты этого не сделал.
— Конечно, нет, но надеюсь, что все понимают серьезность проблемы.
— Спасибо, у нас есть приблизительное представление, — сказала Антуанетта. Затем она встала, одернув подол своей строгой блузки.
— Куда вы идете? — спросил Васко.
— Поговорить с капитаном, — ответила она.
В другой части Высокой раковины, несколькими этажами ниже, из материала раковин с кропотливой медлительностью и большими затратами энергии был сооружен ряд частично соединенных камер, похожих на гребешки. Эти камеры теперь служили палатами главного лазарета Первого лагеря, где горожане получали те ограниченные медицинские услуги, которые могла предоставить администрация.
Два зеленых сервитора доктора расступились, когда вошел Скорпио, их тонкие суставчатые конечности клацнули друг о друга. Он протиснулся между ними. Кровать стояла в центре, рядом на тележке с одной стороны стоял инкубатор, а с другой — стул.
Валенсин встал со стула, отодвинув в сторону коллегу, с которым консультировался.
— Как она? — спросил Скорпио.
— Мать или дочь?
— Не умничайте, док. Я не в настроении.
— С мамой все в порядке — за исключением, конечно, очевидных и предсказуемых побочных эффектов стресса и усталости. — Молочно-серый дневной свет проникал в комнату через одну из высоких щелей окна, которое на самом деле было частью неокрашенного ракушечного материала; свет отражался от стекол ромбовидных очков Валенсина. — Не думаю, что она нуждается в каком-то особом уходе, кроме времени и отдыха.
— А Аура?
— Ребенок чувствует себя настолько хорошо, насколько можно было ожидать.
Скорпио посмотрел на малышку в инкубаторе. Она была на удивление сморщенной и красной. Дергалась, как выброшенное на берег существо, борющееся за воздух.
— Это мне мало о чем говорит.
— Тогда объясню вам по буквам, — сказал Валенсин. Зачесанные назад волосы доктора отливали кобальтово-синим блеском. — Ребенок уже перенес четыре потенциально травмирующие процедуры. Первой была установка Ремонтуа имплантов конджойнеров, чтобы обеспечить связь с родной матерью ребенка. Затем ребенок был хирургическим путем извлечен из материнской утробы и похищен. Затем ее имплантировали в Скейди, возможно, после еще одного периода пребывания в инкубаторе. В конце концов, ее удалили из Скейди в далеко не оптимальных условиях хирургического вмешательства в полевых условиях.
Скорпио предположил, что Валенсин слышал всю историю о том, что произошло на айсберге. — Поверьте мне на слово: у нас не было большого выбора.
Валенсин переплел пальцы. — Ну, она отдыхает. Это хорошо. И, похоже, никаких непосредственных и очевидных осложнений не возникнет. Но в долгосрочной перспективе? Кто может сказать? Если то, что говорит нам Хоури, правда, то вряд ли ее когда-либо ожидало нормальное развитие. — Валенсин опустился обратно на сиденье. Его ноги были подогнуты, как длинные ходули на шарнирах, складка на брюках была острой, как бритва. — У Хоури была просьба по смежному вопросу. Я подумал, что лучше сначала обратиться к вам.
— Продолжайте.
— Она хочет, чтобы девочку вернули в ее лоно.
Скорпио снова посмотрел на инкубатор и ребенка в нем. Это была увеличенная и более совершенная версия портативного устройства, которое они привезли с собой на айсберг. Инкубаторы были одними из самых ценных технологических артефактов на Арарате, и за их функционированием следили с большим вниманием.
— Это можно было бы сделать? — спросил он.
— При обычных обстоятельствах я бы никогда не подумал о подобном.
— Это необычные обстоятельства.
— Вернуть ребенка в лоно матери — это не то же самое, что засунуть буханку хлеба обратно в духовку, — сказал Валенсин. — Для этого потребовалась бы тонкая микрохирургия, гормональная коррекция... целый ряд сложных процедур.
Скорпио позволил доктору проявить снисходительность. — Но это можно было бы сделать?
— Да, если она захочет этого достаточно сильно.
— Но это было бы рискованно?
Валенсин кивнул через мгновение, как будто до этого момента он думал только о технических препятствиях, а не об опасностях. — Да. И для матери, и для ребенка.
— Значит, этого не произойдет, — сказал Скорпио.
— Вы кажетесь довольно уверенным.
— Этот ребенок стоил жизни моему другу. Теперь, когда мы вернули ее, я не планирую ее терять.
— В таком случае, надеюсь, что именно вы сообщите эту новость матери.
— Предоставьте это мне, — сказал Скорпио.
— Очень хорошо. — Скорпио показалось, что доктор разочарован. — И еще кое-что: она снова произнесла это слово во сне.
— Какое слово?
— Хелла, — сказал Валенсин. — Или что-то в этом роде.
Хела, 2727 г.
Оценка Рашмики оказалась оптимистичной. Она ожидала, что каравану потребуется еще два-три часа пути, прежде чем он достигнет восточной стороны моста, но через четыре часа оказалось, что они преодолели только половину расстояния. Было много разочаровывающих моментов, когда караван возвращался сам по себе, следуя извилистым петлям в стенах. Были времена, когда им приходилось протискиваться через расщелины в скале, двигаясь со скоростью, чуть превышающей скорость пешехода, в то время как лед скребся по обеим сторонам процессии. Два или три раза они полностью останавливались, пока решались какие-то технические вопросы, но никаких объяснений так и не последовало. У нее сложилось впечатление, что водители пытались наверстать время после этих задержек, но последующая неосторожность, из-за которой машины подпрыгивали и опасно приближались к краю обрыва, только усилила ее беспокойство. Когда квестор сказал ей, что они поднимутся по мосту, она испытала сильные опасения, но теперь была склонна считать, что это предпочтительнее многих опасностей перехода по карнизу. Дорога вдоль уступа была рукотворным артефактом: за последнее столетие ее взорвали или вырубили в скалах, и с тех пор, вероятно, ее несколько раз ремонтировали и перестраивали. За прошедшие годы ее части, без сомнения, разрушились, и многие транспортные средства, должно быть, совершили долгое, баллистическое погружение на дно разлома. Но мост, несомненно, был старше этого. Теперь, когда она немного поразмыслила над этим вопросом, ей показалось крайне маловероятным, что это может привести к краху ее жизни. На самом деле, если бы это произошло, то было бы замечательной привилегией.
