Чужаки знают, где мы находимся, но нас не боятся, не скрываясь, прут на нас как танки. Они уверенны в себе, прекрасно экипированы и вооружены, стараются взять нас в кольцо, и думаю, в плен брать у них нет оправданных причин ... вздыхаю, мой палец начинает сжимать курок. Выстрелить не успеваю, нечто взревело, рёв, с преобладанием низких, почти инфразвуковых звуков, словно распластал всех по земле. Спецназовцы как по команде отступают к воде, слышится беспорядочная пальба, и тут я вижу это — зверь прыгает на заросли, и они ложатся под его тушей в разные стороны. По комплекции походит на быка, но на этом всё заканчивается: морда тяжёлая, широкая как у амфибии, глаза навыкате, огромные, с вертикальными зрачками, лапы толстые расставлены в разные стороны, бугрятся мышцами, а сзади безобразный короткий хвост.
Пули впиваются в жирное брюхо, но зверь, словно не чувствует боли. В два прыжка он настигает первого человека и просто давит его своим весом, в другого — плюёт языком и втаскивает в пасть, мощные челюсти смыкаются на голове, раздаётся противный хруст, и тело несчастного последний раз изгибается в конвульсиях. На это больше смотреть не могу, направляю ствол ружья в короткую шею зверя. Сухо хлопнул выстрел, пуля настигает амфибию и растекается на бугристой шкуре в виде краски жёлтого цвета.
— Что это было?! — Семён задыхается от удивления и разочарования.
Я и сам в диком недоумении, столько возлагали надежд на этот боезапас, а вышла какая-та нелепица. Зачем такие пули нужны, для маркировки зверей? Сложно в это поверить, но факт остаётся ... внезапно краска начинает впитываться в кожу монстра и загорается ослепительно белым огнём, вгрызаясь в бронированную шкуру, оголяя плоть. Неприятно запахло горелым, рептилия быстро разворачивается, огненные горизонтальные зрачки раздвигаются и глаза запылали жутким и неестественным огнём, но к счастью животное нас не видит и с удвоенной яростью бросается на спецназовцев.
— Бей в шею! — кричу я. Семён и сам догадывается, его пуля впивается рядом с дымящейся раной, выплёскивается жёлтое вещество и с радостью воспламеняется, с жадностью выжигая огромную дыру. Но живучесть рептилии просто запредельная, кажется, шея практически сгорела, а животное скачет по зарослям, сминая людей, но рёв более не вырывался, лишь с хрипом и бульканьем выплёскиваются кровавые брызги.
Крики боли и ярости, вперемешку с автоматными очередями, постепенно стихают, мы покидаем укрытие и, не таясь, плюхаем пули в исполосованное жуткими ранами чудовище. Внезапно рептилия видит нас, оставляет в покое изувеченные тела и, западая на передние лапы, проворно ковыляет к нам. Такой жути никогда не видел, монстр вырастает на глазах, надвигаясь своей тушей, ещё мгновенье и нас постигнет страшная смерть, в нос нестерпимо бьёт мускусом, болотом и гарью обожженной плоти.
Пятимся к своему укрытию, но впопыхах боя теряем его из виду, всюду обломки каменной крошки, некуда забиться, поэтому в отчаянии стреляем в его горло. Монстр пылает как огромный страшный факел и совсем ослаб. Слышно, как воздух всасывается не через пасть, а сквозь прожжённую дыру в горле вместе с кровью, он захлёбывается, но упрямо прёт на нас. От безысходности пересыхает в горле, кровь болезненно пульсирует в висках, безумный страх в виде липкой слюны появляется во рту. Чудовище старается выплюнуть язык, чтобы кого-нибудь из нас схватить, но показывается лишь обгоревший кончик, как пиявка беспомощно дёрнулся и прячется в огромной пасти. Тогда животное поджимает лапы для прыжка, чтобы задавить нас своим телом. Неожиданно раздаётся сухой треск выстрелов, пули шлёпают по морде рептилии, один глаз лопается и растекается на бородавчатой коже, очередью пробивает главную артерию, идущую к голове, это и предрешило поединок, страшное существо замирает, заваливается на передние лапы, ухает мордой в землю. Некоторое время сердце глухо бьётся под серой кожей, толчками выгоняя последнюю кровь, но вот и оно затихает. Огонь с жадностью поджаривает уже мёртвую плоть, термитная краска вгрызается во внутренности, вспучивается живот и лопается, выплёскивая наружу слизкие внутренности, разнося по округе мерзкий запах сырой плоти и тины.
Стоим и молчим, не можем отойти от потрясения, потом опомнились и принимаемся шарить глазами по округе. Кто же нам помог? Картина предстаёт перед глазами страшная, изувеченные тела как спички разбросаны на вспаханной рептилией земле. Люди лежат в разных позах, суставы выворочены, комбинезоны порваны, залиты кровью, у многих шлемы слетели, и я понял — они не нашей расы, хотя их кожа белая, но глаза огромные, а сквозь закрытые веки пробивается полная чернота без намёка на белки. Неожиданно один из людей шевелится, закашлялся, из-за рта выплеснулась кровь, грудь незнакомца с хрипом вздымается, сквозь порванную ткань выглядывают сломанные кости рёбер. Он смотрит на нас, холодок бежит от его взгляда — глаза иссиня чёрного цвета, а в центре яркий, красный, вертикальный как у кошки, зрачок. Спецназовец, не отрываясь, смотрит на нас, интуитивно хочется заслониться от жуткого взгляда, затем силы его покидают, мужчина стонет, веки закрываются и он теряет сознание.
— Это не он стрелял последним, — замечает Семён, — кто-то другой.
— Догадался,— рассеяно бурчу я,— но тот другой помог нам, давай не отвлекаться, этому человеку необходимо сделать перевязку.
Стягиваем пропитанный кровью комбинезон. Как у всякого врача в моей сумке всегда найдётся перевязочный материал, антисептики, ранозаживляющие порошки, а так же — хирургические инструменты.
Первым делом диагностирую пациента. С облегчением вздыхаю, серьёзных внутренних повреждений нет. Благо человек без сознания, поэтому промываем раны, с помощью Семёна быстро накладываю швы и крепко стягиваю рёбра своей курткой, затем вливаю в рот, немного воды с антисептиком, человек глотает, стонет, вновь открывает страшные глаза, попытается подняться, но я мягко удерживаю его. Он скашивает глаза на перетянутую моей курткой грудь, хрипло произносит непонятную фразу, видимо благодарит.
Оставив с ним Семёна, я обследую других людей, к сожалению — все мертвы. Постоянно шарю глазами по окружающим зарослям, но наш помощник не торопится показаться, это беспокоит и нервирует, непонятно, что у того на душе, вдруг зарядит из-за кустов из автомата. Возвращаюсь к раненому и говорю Семёну: — Что будем делать?
— Подтащим к катеру, а там сами пусть им занимаются.
— Как всегда прав, — улыбаюсь я.
Семён стягивает с себя куртку, раскладывает на земле, привязываем пару толстых веток и получились достаточно сносные носилки. Затем осторожно перемещаем туда человека, тот скрипит зубами от боли, но не стонет, сразу видно, крепкий орешек, привык переносить боль.
Стараясь идти плавно, подходим к реке, ни кто нас не встречает. Катер уткнулся в отмель, слегка покачивается, чёрная броня тускло блестит, спаренный пулемёт задран вверх, внезапно он дёргается и качнулся в нашу сторону.
— Да, что б вас! — ругаюсь я, но носилки не бросаю. — Эй, вы, там! Примите раненого! — взревел я.
Может мой властный тон, подействовал, круглый люк бесшумно вывинчивается, появляется автомат, затем высовывается человек в защитном шлеме, он держится настороженно, но славу богу в нас не целится.
— Всё, наша миссия закончилась, кладём раненого и уходим, — шепчу Семёну.
Бережно опускаем носилки и собираемся уходить, но не тут-то было, раздаётся резкий выкрик и над нашими головами трещит автоматная очередь.
— Что за хамство?! — оборачиваюсь я, раздражение накатывается как волна.
Чужак стоит на берегу, автомат направлен в нашу сторону. Я жалею, что ружья висят за спинами, снять явно не успеем, замерли, стараемся не делать резких движений, хотя есть нестерпимое желание послать его, используя ёмкое короткое слово.
Незнакомец подходит к раненому, всё ещё целясь в нас, между ними завязывается разговор.
— Как собаки лают, — ехидно усмехаюсь я.
Что-то, обсудив, чужак направляется к нам, остановился в трёх метрах, визгливо выкрикивает, указывая на ружья.
— Хочет нас разоружить. Вот что, клади влево, а я — вправо, а как кашляну, прыгай в сторону. Мы этого молодчика стреножим, он ещё не знает, с кем связался, — уверенно говорю я.
Всё получилось как по нотам, только я подал сигнал, Семён отскакивает вбок, а я метнулся в ноги чужаку. Произошло всё быстро, приёмом самбо перехватываю руку на излом, но в последний момент жалею, не стал ломать, просто швыряю через плечо. Болевым приёмом перехватываю автомат и вот теперь стою с оружием в руках, а спецназовец уткнулся лицом в сырую землю и от неожиданности зло повизгивает как обычная дворняжка, но интонации жалобные и какие-то ... не мужские.
Затем, пока тот не пришёл в себя от удара, заслонился его телом, в случае если на катере ещё кто-то есть, оттаскиваю к каменным балкам. Там Семён занимает оборону, а я усаживаю чужака рядом с собой и с бесцеремонностью сдёргиваю шлем — чёрные как ночь густые волосы, обрамляющие лицо чужака, искрясь, рассыпаются за плечами.
— Девица?! — ахает Семён. — А симпатичная какая!
Я отпрянул в удивлении и восхищении — безупречный овал лица, чуть вздёрнутый без изъянов носик, пухлые губы ждут любви, кожа, словно белый фарфор, глаза прикрыты пушистыми длинными ресницами. Внезапно из щёлочек глаз вырвался багровый огонь — мигом трезвею.
Женщина в упор смотрит, чуть не испепеляет взглядом. В огромных глазах бушует пламя, вытянутые зрачки принимают форму огненных шаров, губки упрямо сжимаются, она с вызовом рыкнула нечто невразумительное.
— Ты бы не рычала, а сказала, что ни будь, — примиряющее говорю я. Женщина слов моих не поняла, но интонации речи воспринимает правильно. Её зрачки сужаются в вертикальные линии, она внимательно рассматривает меня, губки чуть приоткрываются, блестят как жемчуг ровные зубки. Внезапно глаза вновь наливаются огнём, она вытягивает шею к моему плечу и с напряжённым вниманием рассматривает шрам в виде короны, затем поднимает взгляд, огня в них нет, едва заметные красные щёлки гармонично вливаются в пейзаж чёрных глаз.
Даже не ожидал, что спецназовец в юбке может так ворковать, как голубка перед своим голубком. Лающий голос сглажен мягкостью интонаций, вся фигура выражает покорность и немалое удивление.
— Ладно, проехали, — смягчаюсь я. Поднимаясь, её автомат перекидываю рядом со своим ружьём, протягиваю руку, помогаю встать. Она покорно обхватывает своей лапкой ладонь, резво встаёт, упругие груди тяжело качнулись под толстой тканью, пухлые губы трогает кокетливая улыбка ... ну, совсем как земная женщина, даже в пот бросило, так вспыхнуло непреодолимое влечение. Но, внезапно, в моей памяти, словно из сна, появляются бездонные глаза моей ненаглядной Лады, и я виновато отвожу взгляд. Неожиданно вспоминаю фразу: "меня царицей соблазняли, но не поддался я!". Мне стало смешно, желание к прекрасной незнакомке, комкается и улетучивается, как роса под жгучими лучами солнца ... так, лишь в подсознании засело в виде нескольких алмазных осколков, но это уже не страшно. Я глянул в её чёрные глаза, зрачки вспыхнули красным огнём — и последние осколки угасли. Всё же, наши земные женщины лучше в тысячу раз ... особенно моя Лада!
Странно, но пещерная женщина словно прочитала мои мысли, фыркнула и вздёрнула вверх аккуратный носик, но я интуитивно ощутил, что она прониклась ко мне уважением. Почему-то, испытывая перед ней неловкость, и даже некоторую вину, я несколько грубо произношу: — Поможем погрузить твоего напарника на катер, затем, извини подруга, будем вынуждены откланяться. Дела. Надеюсь, нас не зарядишь очередью из пулемёта в спины?
Она с гневом дёрнулась, огненные зрачки полыхнули испепеляющим огнём. Неужели она читает мысли? Но незнакомка уже отвернулась, искусно пряча взгляд, и лишь прикусила губу, маскируя бушующие в ней страсти.
Вновь оказываемся на берегу. Раненый, видит нас, попытался приподняться, но падает, снова скрипит зубами от боли, пот крупными каплями блестит на потемневшем лице.
Женщина склоняется над ним, её речь, как лай хорошей дворняги, совсем развеселила меня, с трудом сдерживаю улыбку. Раненый внимательно слушает, затем глаза вспыхивают, он пристально смотрит на меня, я догадываюсь, хочет рассмотреть мой шрам, как бы невзначай, поворачиваюсь к нему плечом, возглас изумления вырывается у чужака. Он торопливо пытается, что-то говорить, но ему сложно, боль кривит лицо, пришлось вмешаться, подхожу, мягко прикрываю ладонью рот, он понял, улыбается, в глазах исчезает красный огонь.
Внутри, катер оказался не таким и маленьким, Он достаточно широкий, несколько кают, ходовой мостик, штурвал, рычаги, лесенка, ведущая в круглую башню, спаренный пулемёт на треноге и орудие, похожее на миномётную установку.
Женщина открывает одну из кают, мы вносим раненого, укладываем на плоскую жёсткую кровать. Она открывает аптечку, достаёт обычный шприц, ломает ампулу, набирает прозрачную жидкость и виртуозно делает инъекцию в руку раненому. Лицо мужчины расслабляется, он закрывает глаза, засыпает.
— Вот и всё, дорогая, нам пора, — говорю я. Она понимает, засуетилась, настойчиво хватает меня за руки, вновь обжигает пламенным взглядом, явно не хочет отпускать.
— Не знаю, что ты там обо мне надумала, но нам необходимо идти, — я уверенно высвобождаю её руки.
Женщина тяжело дышит, взгляд скачет по различным полкам, неожиданно срывается с места, лезет в шкаф и вытягивает толстую папку. Разворошив ей, что-то ищет, наконец, находит, что искала и, со странным выражением на лице, даёт мне лист бумаги. На нём изображена ваза в переплетении необычных цветов, сверху закрыта пломбой. Перевожу взгляд на другой рисунок — маска, очень странная. Внимательно всматриваюсь в неё, что-то кольнуло сознание, где-то её видел. Долго смотрю на рисунки, пытаюсь вспомнить. Рядом подвывает от нетерпения наша спутница. Затем она протягивает ещё один рисунок. На нём изображён морской пейзаж, море в дымке, на набережной стоят мужчина и женщина. Мужчина рассматривает маску, взятую с прилавка магазинчика.
— А ведь это вы! — ахает Семён.
— Как? — удивляюсь я, но неожиданно понимаю, действительно, человек, изображённый на рисунке, моя точная копия. Внезапно бросает в жар, сюжеты из далёкого сна всплывают в моей голове ясно и чётко. Да быть такого не может! Это был сон, простой сон. Какой Марс? Какой я? Что это за женщина рядом? Причём тут ваза, маска? Я потрясён, а она подсовывает ещё один рисунок. Моё лицо сразу покрывается испариной. На нём изображён настоящий ад, страшные чудовища рвут земную твердь, вгрызаясь в её глубины, горы трупов разбросаны по всей земле и в уютных пещерах, ядовитый туман стелется над страшным разломом. Ещё один рисунок несказанно удивляет, он не с моего сна, на нём изображён я, на плече сияет корона, а я рву на части ад с его кошмарными обитателями, а надо мной воздухе — ваза с маской. Понятно, он иносказателен, но явно указывает, что я должен сыграть не последнюю роль в очищении этого мира от инопланетной заразы. То, что это пришельцы, я уверен, вспоминаю встречу у Разлома с аммиачной нечистью.
