Принятие португальской идентичности также происходило среди низших слоев общества. По мере того как значение Батавии росло после ее основания Куном в 1619 г., ОИК нанимала на службу большое количество так называемых мардейкеров в качестве солдат, рабочих и ремесленников. Первоначально этот термин применялся к христианским жителям Амбона, но вскоре стал использоваться "как собирательное название для азиатов различного социального статуса и происхождения, общими характеристиками которых были христианская религия и португальский язык"7.
Многие авторы использовали очевидную важность лузо-африканцев и лузо-азиатов в истории португальской экспансии, чтобы наполнить дискуссию о расе, которая была предметом озабоченности их собственного времени. Писатели XIX и начала XX вв. использовали португальский опыт, чтобы осудить расовое смешение, объясняя упадок Португальской империи смешанными браками. Среди причин имперского краха Португалии, как писал Р. С. Уайтуэй, "было вырождение португальской расы, вызванное смешанными браками с местными народами. Два результата этих браков сказались в первую очередь — потеря смелости и потеря престижа"8. В некотором роде зеркальным отражением этой интерпретации является диктатура Салазара, повсеместно проводившая политику, которая подтверждала привилегированный статус белых европейцев, тем не менее претендовавшая на уникальную легитимность, основанной на предполагаемом отсутствии расовой дискриминации, которую, по-видимому, демонстрировало существование этих смешанных общин.
На самом деле важность этнически смешанных "португальцев" в более широкой португальской диаспоре, а также среди населения официальной империи породила глубокие и очень человеческие противоречия. С одной стороны, это усилило осознание расовых различий, так что те, кто писал о португальских заморских общинах, привыкли замечать и описывать мельчайшие различия в цвете кожи и расе 9. Более того, подозрительность, с которой средневековые португальцы и испанцы относились к своим собственным расовым и религиозным меньшинствам, и вера в то, что они несли с собой врожденную склонность к повторному впадению в ересь, добавили религиозный аспект к расовому сознанию. Предложение о том, что посвящение в духовный сан должно быть доступно всем добропорядочным христианам, независимо от расы или цвета кожи, хотя и часто обсуждалось, никогда не было общепринятым. Иезуиты, за очень немногими исключениями, запрещали неевропейцам становиться священниками в Обществе, а высшие церковные должности всегда были зарезервированы для европейских португальцев 10.
С другой стороны, португальцы, поселившиеся в империи, не имели никаких предрассудков в отношении смешанных браков и переняли местные обычаи по части одежды, еды, гигиены, медицины и бизнеса, так что иностранцам, прибывшим из Европы, даже reinois (белые португальцы из Португалии), казались "похожими на туземцев"11. Все португальские поселения зависели от местных "португальцев" смешанной расы, которые обеспечивали рабочую силу во всех сферах общественной жизни, от военной службы до администрации, торговли и церкви. Два примера из многих дадут некоторое представление о значении для империи португальцев смешанного происхождения. Картограф и инженер Мануэль Годиньо де Эредиа происходил из смешанной семьи. Его отец, Жуан де Эредиа, сбежал с принцессой из Макассара на Целебесе и в конце концов женился на ней. Двое их сыновей стали священниками, один из них был каноником собора Малакки, а Мануэль вступил в Общество Иисуса, прежде чем выйти из него, чтобы сделать блестящую карьеру на службе Короны на Востоке. Их мать, принцесса Макассара, умерла в 1575 г. и была "похоронена с торжественной помпой в кафедральном соборе Малакки"12. На заключительном этапе борьбы против голландцев в Шри-Ланке португальскими солдатами, поднявшими мятеж против португальского капитан-майора и изгнавшими его с острова, умело руководил Гашпар де Фигейра де Серпе, мать которого была сингалкой 13.
Таким образом, точно так же, как существовали две частично независимые силы, способствовавшие португальской экспансии — официальные предприятия и неофициальная диаспора — так возникли противоречивые и взаимодействующие взгляды на идентичность. Один отстаивал главенство белых португальцев европейского происхождения и "старых христиан" как единственных людей, которым можно было доверять занятие церковных или государственных должностей, в то время как другой признавал португальскую идентичность всех тех, кто обратился в христианство, принял определенные символы португальской культуры (например, ношение шляпы) или тех, кто мог заявить о своем происхождении от португальцев. Между этими полярными противоположностями существовало множество промежуточных позиций, а вопросы расы, религии и идентичности оставались в состоянии постоянной диалектики друг с другом.
Восточная империя торговли, Западная империя поселений
Обычно проводится различие между империей поселений в Атлантике (острова и Бразилия) и торговой империей в Индийском океане и на Дальнем Востоке. Действительно, Эстадо да Индия даже представлялось, по сути, не более чем сетью торговых путей 14. Поэтому, возможно, уместно вспомнить о масштабах территориальной империи Португалии на Востоке и о том, как португальцы представляли себе ее расширение и развитие.
Первой территорией, приобретенной Португалией, был "остров" Гоа, завоеванный в 1510 г., который включал в себя сам город, а также фруктовые сады, пальмовые рощи и рисовые плантации острова, который фактически был образован двумя реками. Сама Малакка, завоеванная в 1511 г., тоже имела небольшую, но не очень продуктивную внутреннюю территорию. В 1534 г. султан Гуджарата уступил Бассейн и его территории Португалии, и это дало португальцам владение прибрежными островами и материком от Бомбея на север до Дамана, который был занят ими после 1539 г. Эти территории, Северная провинция, включали сотни квадратных миль территории с деревнями, небольшими городками, морскими портами и укрепленными пограничными заставами. Даман посетил Пьетро делла Валле в 1623 г. Он описал его как "небольшой, но хорошо застроенный, с длинными, большими и прямыми улицами... Город окружен сильными стенами с хорошими укреплениями, имеет большую территорию и множество подвластных ему городов, и поскольку они часто воюют с Низам-шахом... все португальцы здесь — всадники и держат много хороших арабских лошадей, как и обязаны делать"15.
Португальцы полагали, что они идут по стопам предыдущих индийских правителей, и их главной заботой был сбор портовых сборов для оплаты содержания гарнизона и администрации. Деревенские земли распределялись как prazos (земли, передававшиеся в пожизненное владение сроком на три поколения), владельцы которых платили арендную плату Короне, а взамен собирали земельную ренту с деревень и были обязаны содержать лошадей и вооруженных людей для защиты территория. Решение о распределении земель (palmares e terras) таким образом было принято вице-королем Жуаном де Кастро и обосновано в письме королю ведора да фазенды (казначея) Симана Ботельо де Андраде в ноябре 1547 г., "потому что люди будут обеспечены всем необходимым и с большей уверенностью [доступны] в случае необходимости, и они смогут получать вперед свое жалованье, и изгнать мусульман и брахманов с земли"16. Эти prazos пользовались большим спросом и были одной из форм патронажа, находившихся в распоряжении вице-королей. За двести лет своего существования (дольше, чем британское правление в Индии) города Северной провинции привлекали постоянное население индо-португальских касадуш, у которых были городские дома в Бассейне, Бомбее или Дамане, а также загородные резиденции. Религиозные ордена также основали свои дома, и Бассейн стал самым красивым и богатым португальским городом после самого Гоа.
Следующей территорией, которую приобрела Португалия, стали провинции Бардес и Сальсетте, земли непосредственно к северу и югу от Гоа. Они окончательно перешли в руки португальцев в 1545 г. и оставались под их властью до 1961 г. Португалия снова заняла место предыдущих индийских правителей, распределяя арендную плату с деревень между отдельными португальцами или религиозными орденами. Как и в случае с Северной провинцией, здесь сложилась группа индо-португальских землевладельцев, владеющих городскими домами в Гоа и загородными поместьями вдоль побережья или на островах. Султаны Биджапура предприняли ряд попыток вернуть себе две утраченные провинции, и они стали важной точкой культурного взаимодействия между индуистской Индией и португальцами в Гоа.
На Шри-Ланке португальцы построили свою первую крепость в 1518 г., и, хотя миссии начали приобретать большое влияние на острове, только после формальной передачи королевства Котте королю Филиппу в 1593 г. португальцы начали оккупировать остров и заселять его. Существовали две основные области португальского влияния — юго-западные равнинные районы Котте, известные как Четыре Корала и Семь Коралов, и королевство Джафна на севере. Несмотря на частые войны, Джафна и Коралы находились под контролем Португалии большую часть пятидесяти лет. Здесь, как и в предыдущих случаях, деревни были переданы в аренду отдельным португальцам, церквям и религиозным орденам, а в некоторых случаях и капитанам для содержания войск и гарнизонов. Хотя численность солдат, каторжников и капитанов постоянно менялась, португальская община, укоренившаяся на Шри-Ланке, состояла из касадуш и этнически смешанных католических семей, которые занимались торговлей и предоставляли персонал для армии и администрации.
Четвертым районом расселения стала Восточная Африка. В главных городах Мозамбика и Момбасы проживали касадуш, которые жили за счет торговли и владели шамбами и плантациями на материке напротив островов. Были также португальцы, поселившиеся на островах вдоль побережья. На архипелаге Керимба отдельные острова были переданы португальцам, которые владели ими в качестве prazos, строили укрепленные дома, монополизировали местную торговлю и взимали подати с населения суахили 17. Однако самые обширные поселения появились именно во внутренних районах Софалы, в долине Замбези и на плато Зимбабве. Помимо подвластного населения, проживавшего вокруг четырех официальных поселений (Софала, Келимане, Сена и Тете), приобретение земель и крестьян, плативших дань, было полностью делом sertanejos, которые принимали участие в местных войнах и либо завоевывали территорию своими частными армиями, либо получали подарки или землю и юрисдикционные права над населением от африканских вождей. Эти люди также добивались титулов от португальской Короны, и таким образом возникли знаменитые мозамбикские "prazos da coroa", в своем самом обширном виде охватывающие большую часть современного Зимбабве и центральные низменности Мозамбика. Португальцы также предприняли несколько попыток отправить колонизационные экспедиции для создания поселений в Замбезии, и ясно, что, по мнению официальных политиков в Лиссабоне, между Восточной Африкой, Западной Африкой и Бразилией не было никакого существенного различия 18.
В период своего расцвета территориальная власть Эстадо да Индия охватывала десятки тысяч квадратных миль, что сравнимо по размеру с территорией, принадлежавшей Португалии в Атлантике. Более того, существовали планы дальнейших завоеваний Суматры и Китая, которые по разным причинам так и не были реализованы. Эстадо да Индия было такой же империей поселений, как и империя в Атлантике.
Глобальная торговая система
За два с половиной столетия, охваченных этим исследованием, португальцы создали всемирную торговую систему. Сначала их торговля за пределами Европы была ограничена Западной Африкой, островами, Средиземноморьем и Северной Африкой и частично входила в состав уже существовавших торговых систем Генуи и Венеции. Однако, после открытия морских путей в Бразилию и Индию и последующих плаваний португальских мореплавателей на Дальний Восток, Тихий океан и Арктику начали создаваться торговые сети поистине глобального масштаба. Уже во втором десятилетии XVI в. индийские бусы и ткани продавались в Гвинее, а каури с Мальдивских островов начали поступать в обращение в качестве средств платежа в Западную Африку 19. Утверждалось, что это стало экономической революцией огромной важности. Как писал Мейлинк-Рёлофс, "создание политической морской державы с экономической целью, поддерживаемой коммерческой организацией, действующей из одного центрального пункта и из одного порта погрузки, которая связывала как Западную, так и Восточную Азию и, следовательно, делала возможной централизованную межазиатскую торговлю, было чем-то совершенно новым в Азии"20.
А Чарльз Боксер писал, что "португальцы доминировали (там, где они не занимали монопольного положения) в морской торговле Азии на протяжении большей части столетия... хотя у pax Lusitanica была и обратная сторона, он, несомненно, способствовал развитию торговой техники и процветанию в этой части земного шара"21.
Не все писатели были в этом убеждены. Ясно, например, что объемы торговли португальцев были относительно невелики. Даже торговля специями между Азией и Европой, которая была основой морской торговли Португалии, вероятно, немногим более чем удвоила объемы, которые ранее продавались традиционными методами. В Азии португальская торговля составляла лишь небольшую часть торговли азиатских купцов. Подсчитано, что в XVII в. объем торговли, которую вел один-единственный индуистский купец Вирджи Вора, был больше, чем у всех европейских индийских компаний, вместе взятых 22. Более того, во многих отношениях коммерческая деятельность португальцев соответствовала традиционным моделям восточной торговли — одиночные рейсы, перевозившие относительно небольшие группы отдельных купцов, которые были организованы в небольшие общины торговцев, обосновавшихся в своих кварталах в портовых городах Востока и отличавшихся от своих парсских, джайнских, еврейских и армянских конкурентов по своей отличительной одежде, социальным обычаям и религии 23. В большей части Азии "португальцы играли второстепенную роль по сравнению с гуджаратцами, китайцами, яванцами и японцами"24. Можно даже утверждать, что коммерческие монополии и привилегии капитанов крепостей напоминали монопольные права и привилегии местных султанов, раджей и шейхов, которые правили портовыми городами до прибытия португальцев. Во многих отношениях, например, португальское правление в Малакке копировало предыдущее правление султана 25. Португальцы, возможно, принесли с собой некоторые различия в практике, но уж точно не произвели революцию, которая трансформировала бы структуру восточной торговли.
Однако возникает совершенно иная картина, если взглянуть на экспансию Португалии в целом, когда Эстадо да Индия рассматривается в мировом, а не только азиатском контексте. "Кто владеет Малаккой, тот держит руку на горле Венеции", — написал Томе Пирес, чтобы проиллюстрировать глобальный размах коммерческой стратегии португальской Короны 26.
