Сооружение было больше, чем ему показалось издалека: одна стена все еще была ему примерно до талии, и имелись остатки двух других. Крыша давно провалилась и исчезла, но стропила все еще остались, и их древесина затвердела словно металл.
Вытерев пот на шее сзади, он нагнулся и подобрал голову статуи. Очень старая. Кельтская, пиктская? Сохранилось недостаточно даже для того, чтобы определить ее пол.
Он осторожно провел большим пальцем по незрячим глазам статуи, потом аккуратно установил голову на остаток стены: там была выемка, как будто некогда в стене располагалась ниша.
— Окей, — сказал он, испытывая неловкость. — Увидимся позже.
И, повернувшись, направился вниз по поросшему бурьяном холму к дому, с прежним странным ощущением, словно кто-то сопровождает его.
'В Библии сказано: 'Ищите да обрящете'', — подумал он. И произнес вслух в вибрирующий воздух:
— Но никакой гарантии, что именно вы найдете, не так ли?
ГЛАВА 29
РАЗГОВОР С ДИРЕКТОРОМ
ПОСЛЕ МИРНОГО ОБЕДА С МЭНДИ, которая, казалось, забыла свои кошмары, он с особой тщательностью оделся для разговора со школьным директором Джема.
Внешность мистера Мензиса стала неожиданностью для Роджера. Он не додумался спросить у Бри, как выглядит директор школы, и ожидал увидеть человека средних лет, коренастого и авторитарного, похожего на директора его собственной школы. Вместо этого Мензис оказался примерно одного возраста с Роджером, стройным, светлокожим мужчиной в очках, смотревшим из-под них насмешливым взглядом. Однако, заметив твердую линию рта, Роджер подумал, что был прав, отговорив Бри от визита.
— Лаонель Мензис, — сказал директор, улыбаясь.
Он был приветлив, ответил твердым рукопожатием, и Роджер решил пересмотреть стратегию разговора.
— Роджер МакКензи.
Он отпустил руку и занял предложенное ему место — напротив Мензиса, по другую сторону стола. — Отец Джема, Джеремайи.
— Да, конечно. Я так и думал, что увижу вас или вашу жену, когда Джем не явился сегодня в школу.
Мензис откинулся немного назад, сложив руки.
— Прежде чем мы продолжим... могу я спросить, что именно Джем рассказал вам о случившемся?
Мнение Роджера о человеке, сидящем напротив, слегка улучшилось.
— Джем сказал, что его учительница слышала, как он говорил кое-что пареньку на гэльском, после чего она схватила его за ухо и дернула как следует. Это разозлило его, и он обозвал ее также на гэльском, за что вы и выпороли его.
Роджер бросил взгляд на ремень, висевший на стене, возле шкафа — не слишком явно, но все же достаточно, чтобы можно было его заметить. Брови Мензиса приподнялись над очками.
— Что-то не так? — спросил Роджер, впервые задавшись вопросом, неужели Джем солгал или умолчал о чем-то более ужасном в своем рассказе.
— Нет, именно так все и произошло, — сказал Мензис, — просто я никогда не слышал от родителей такой короткий рассказ. Обычно это получасовая прелюдия, приправленная кучей неважных мелочей, оскорблений, противоречивых мнений — это если приходят оба родителя — и даже личное нападение. И все это прежде, чем я смогу разобраться точно, в чем проблема. Спасибо.
Он улыбнулся, и, совершенно непроизвольно, Роджер улыбнулся в ответ.
— Мне жаль, что пришлось сделать это, — Мензис продолжал, не делая паузы, — мне нравится Джем. Он умный, трудолюбивый и действительно забавный.
— Да, он такой и есть, — сказал Роджер. — Но...
— Но у меня не было выбора, правда, — Мензис решительно перебил его, — если бы никто из учеников не услышал его слова, мы могли бы обойтись простым извинением. Но... он сообщил вам, что он сказал?
— Нет, не в деталях.
Роджер не спросил; но он слышал, как Джейми Фрейзер ругал кого-то на гэльском раза три или четыре, и это производило незабываемое впечатление, а Джем обладал прекрасной памятью.
— Ну, тогда и я промолчу, если вы не слишком настаиваете... Дело в том, что пока только несколько детей из тех, кто играли во дворе, поняли его слова. Но они расскажут своим друзьям — впрочем, уже рассказали, не сомневаюсь — про то, что он действительно сказал. И они знают, что я тоже это понял. Я должен поддерживать авторитет своих учителей, ведь если нет уважения к сотрудникам, все полетит к чертям... Ваша жена упоминала, что вы преподавали. Мне кажется, она говорила об Оксфорде? Это очень впечатляет.
— Да, это было несколько лет назад, и я тогда был младшим преподавателем. Я понимаю, о чем вы говорите, но мне, к сожалению, приходилось добиваться порядка и уважения без угрозы физического воздействия.
Не то чтобы он не мечтал о возможности врезать в нос одному или двум из его Оксфордских студентов-второкурсников...
Мензис посмотрел на него с легким блеском в глазах.
— Думаю, этому, скорее всего, способствовал ваш внешний вид, — сказал он, — а, учитывая, что вы вдвое больше меня, я рад, что вы не склонны применять силу.
— А что, другие родители применяли? — Роджер приподнял брови.
— Ну, никто из отцов, на самом деле, меня еще не тронул, хотя пару раз мне угрожали. Правда, одна мамаша как-то пришла с семейным дробовиком.
Мензис отклонил голову, открыв вид на стену позади себя, и Роджер, подняв глаза, увидел брызги черных оспин, покрывавших штукатурку и, частично, обрамление карты Африки.
— По крайней мере, стреляли над головой, — сказал Роджер сухо, и Мензис рассмеялся.
— Ну, нет, — возразил он, — я просил ее: 'Пожалуйста, положите это осторожно!', и она положила, но недостаточно аккуратно. Нечаянно зацепила курок и... 'БАЦ'! Бедная женщина была очень потрясена случившимся, хотя не так, как я.
— Вы чертовски хороши, старина, — Роджер улыбнулся в знак признания мастерства Мензиса в обращении с трудными родителями, включая и его, Роджера, и слегка наклонился вперед, показывая, что берет контроль над разговором.
— Но, в любом случае, я не по поводу порки Джема. Я здесь из-за того, что явилось причиной...
Мензис перевел дух и кивнул, поставив локти на стол и сложив ладони вместе.
— Да, я вас слушаю.
— Я понимаю необходимость поддержки авторитета ваших учителей, — Роджер, в свою очередь, положил руки на стол. — Но эта женщина чуть не оторвала напрочь ухо моему сыну за преступление, очевидно, не большее, чем несколько слов — не ругательств! — а просто слов на гэльском.
Мензис сощурил глаза, уловив акцент.
— А-а, так значит, вы владеете им. Интересно знать, только вы или ваша жена тоже?
— Вы произносите это так, будто мы заразны. Моя жена американка, вы наверняка заметили?
Мензис ответил ему насмешливым взглядом — кто смог бы не заметить Брианну — но сказал только:
— Да, я заметил. Она сказала, что ее отец был шотландским горцем. Вы говорите на дома на гэльском?
— Нет, не много. Джем научился от своего дедушки, — и добавил. — Он... больше не с нами.
Мензис кивнул.
— Ах, — сказал он мягко, — да, я тоже научился языку от своих дедов по материнской линии. Сейчас они тоже умерли. Они были родом со Скай.
Вопрос повис в воздухе, и Роджер ответил.
— Я родился в Кайл-оф-Лохалш (небольшой посёлок на северо-западном побережье Шотландии в области Хайленд — прим. перев.), но рос в Инвернессе. И, в основном, учился гэльскому на рыбацких лодках Минча. (The Minch — пролив на северо-западе Шотландии, отделяющий северо-запад Хайленда и, на юге, остров Скай, от острова Льюис и Харрис — прим. перев.)
'А так же в горах Северной Каролины...', — добавил он про себя.
Мензис снова кивнул, впервые глядя вниз, на свои руки, а не на Роджера.
— Ходили на рыболовном судне последние двадцать лет?
— Нет, слава Богу.
Мензис коротко улыбнулся, но не поднял головы.
— Да. Вы не услышите много гэльского в наши дни. Испанский, польский, эстонский... да и тех совсем немного, но не гэльский. Ваша жена говорила, вы провели несколько лет в Америке, так что, возможно, не заметили, что в общественных местах на нем почти уже не говорят.
— Если честно, не обращал особого внимания... до сего момента.
Мензис снова кивнул, как бы самому себе, затем снял очки и потер след, оставшийся на переносице. Его, не защищенные очками, бледно-голубые глаза показались неожиданно уязвимыми.
— Этот спад происходил в течение нескольких лет. В основном, последние лет десять-пятнадцать. Поскольку, Хайленд (англ. Highland — самая большая из 32 областей Шотландии. Располагается на территории Северо-Шотландского нагорья, была образована в 1975 г. — прим. перев.) вдруг вошел в состав Великобритании — или, по крайней мере, остальная часть Великобритании так считает — и приобрел новый статус, которым раньше не обладал — то сохранение самостоятельного языка стало рассматриваться не только как нечто старомодное, но и откровенно вредное.
Не то чтобы существуют... служебные инструкции по искоренению языка, но употребление гэльского в школах... сильно... не одобряется. Имейте в виду, — он поднял руку, чтобы упредить реакцию Роджера, — в этом не преуспели бы, если бы родители протестовали, но они не были против. Большинство из них стремятся, чтобы их дети хорошо владели английским языком, были способны к жизни в других местах и, покинув Хайленд, получили хорошую работу, став частью современного мира. Не так уж много здесь есть мест для них, одно лишь Северное море.
— Родители...
— Если они научились гэльскому от своих родителей, то сами сознательно не обучают своих детей. А если они им не владеют, то, конечно же, не делают никаких усилий, чтобы изучать. Этот язык расценивается, как невежество и отсталость, да и чего греха таить — явный признак низшего класса.
— Варварства, точнее, — сказал Роджер жестко. — Язык шотландских варваров?
Мензис узнал пренебрежительное описание языка, на котором говорили в восемнадцатом веке хозяева Нагорья, сделанное Сэмюэлем Джонсоном ((1709 — 1784) английский литературный критик, лексикограф и поэт эпохи Просвещения, по своему влиянию на умы современников-англичан его можно сравнить с Вольтером и его славой в континентальной Европе; ненависть шотландцев, не угасшую и в XXI веке, Джонсон вызвал своими пренебрежительными отзывами о них и их версии английского языка — прим. перев.), и краткая, печальная улыбка вновь осветила его лицо.
— Точно. Существует множество настроенных откровенно против...
— Teuchters?
(Teuchters ([tjuxtər] тьюхчтер) — пренебрежительный термин жителей Шотландской Низменности для лиц, проживающих в районах Гэлтахт в Хайленде (районы, где шотландский (гэльский) язык сохраняется как язык повседневного общения значительной части жителей — прим. перев.), говорящих на гэльском языке, подразумевающий в подтексте 'деревенщина' или 'нищеброд'.)
— О, ну тогда вы в курсе.
— Немного.
Это было правдой, ведь даже совсем недавно, в шестидесятые годы, говорящие на гэльском были объектами насмешек и некоторого пренебрежения, но сейчас... Роджер откашлялся.
— Несмотря на это, мистер Мензис, — он сделал упор на слово 'мистер', — у меня есть сильные возражения против того, чтобы учитель наказывал моего сына за использование гэльского языка и, тем более, набрасывался на него из-за этого.
— Я разделяю ваше беспокойство, мистер МакКензи, — директор поднял глаза и встретился с Роджером взглядом с таким выражением, что могло показаться, будто он и вправду его разделяет, — я сказал пару слов мисс Гленденинг, и думаю, этого больше не повторится.
Роджер удержал его пристальный взгляд на мгновение, желая высказать ему слишком многое, но понял, что Мензис не несет ответственности за большинство его претензий.
— Если такое повторится, — сказал он ровным голосом, — я вернусь не с ружьем, я вернусь с шерифом. И с фотокорреспондентом, чтобы заснять, как мисс Гленденинг уводят в наручниках.
Мензис моргнул и снова надел очки.
— Вы уверены, что не предпочтете отправить вашу жену прогуляться с семейным дробовиком? — спросил он с сожалением, и Роджер невольно рассмеялся. — Тогда все в порядке.
Мензис отодвинул свой стул и встал.
— Я провожу вас. Мне нужно запереть дверь. Мы увидим Джема в понедельник, не так ли?
— Он будет здесь. В наручниках или без.
Мензис засмеялся.
— Что же, ему не стоит беспокоиться о том, как его примут. Поскольку говорящие на гэльском дети рассказали своим друзьям, что именно он сказал, и, к тому же, он вытерпел порку, не пикнув, то думаю, весь класс теперь считает его Робин Гудом или, как минимум, Билли Джеком. (Билли Джек — главный герой американского фильма 1971 г. с одноименным названием, о том, как молодой метис из Аризоны, учреждает школу и пытается бороться с расизмом и установить в округе мир, прибегнув к насилию — прим. перев.)
— О, Боже.
ГЛАВА 30
РАЗОШЕДШИЕСЯ В МОРЕ КОРАБЛИ
19 мая 1777
АКУЛА, ВЕРОЯТНО, БЫЛА ОКОЛО двенадцати футов в длину. Темная гибкая фигура плыла вровень с кораблем, едва видимая сквозь взбаламученную штормом серую воду. Появившись внезапно, незадолго перед полуднем, она изрядно меня напугала, когда я, заглянув через поручни, увидела, как ее плавник прорезает поверхность воды.
— Что случилось с ее головой? — Джейми, прибежавший на мой испуганный крик, неодобрительно глядел в темную воду. — На ней какие-то наросты.
— Думаю, это то, что называют рыбой-молотом.
Я крепко вцепилась в скользкие от брызг поручни. Голова, и правда, выглядела деформированной: странная, несуразная тупая штуковина, завершающая такое зловеще грациозное тело. И пока мы наблюдали, акула поднялась ближе к поверхности и перевернулась — на миг из воды показался один из мясистых отростков с неприветливым глазом на конце.
Джейми издал звук отвращения, смешанного с ужасом.
— Они обычно так и выглядят, — сообщила я ему.
— Почему?
— Полагаю, Бог однажды заскучал.
Джейми рассмеялся, и я с одобрением разглядела яркий здоровый румянец на его лице. И завтрак он съел с таким аппетитом, что я поняла: теперь можно обойтись и без акупунктурных игл.
— Какое самое странное существо ты видел? Я имею в виду животное — не человеческое существо, — добавила я, припомнив доктора Фентимена и его жуткую коллекцию замаринованных уродств и 'курьезов природы'.
— Странное само по себе? То есть, не деформированное, а такое, каким его замыслил Бог? — скосив глаза на море, Джейми задумался, затем улыбнулся. — Мандрил в зоопарке Луи Французского. Или... Ну, нет. Наверное, носорог, хотя я не видел ни одного вживую. Это считается?
— Давай лучше тех, которых видел во плоти, — сказала я, думая о нескольких нарисованных животных, виденных мною в этом времени и сильно пострадавших от воображения художников. — Думаешь, мандрил выглядит более чуднó, чем орангутан?
Я припомнила, как Джейми пришел в восторг от орангутана — важного молодого самца, который, казалось, с таким же восхищением рассматривал Джейми. И как герцог Орлеанский, присутствовавший тут же, изрядно шутил по поводу происхождения рыжих волос.
— Нет, я видел немало людей, которые выглядели более странно, чем орангутан, — ответил Джейми. Ветер сменился и выдергивал из-под его ленты рыжие пряди. Джейми повернулся к ветру лицом, пригладив волосы, и немного посерьезнел. — Мне было жаль то существо: казалось, он знал, что одинок, и может никогда не увидеть никого из своих сородичей.
