Несколько секунд Мальстен молчал, глядя в потолок. А затем тихо усмехнулся.
— Как ты это делаешь? — спросил он.
— Что именно?
— Ты почти всегда точно знаешь, о чем я думаю. Никак не пойму, как у тебя это получается. Я не встречал раньше такого. Причем, ты почти с первых дней нашего знакомства научилась это распознавать.
Аэлин неопределенно качнула головой, прильнув к нему сильнее: в каюте было довольно прохладно этой осенней ночью.
— Говорят, женщины вообще лучше мужчин чувствуют других людей.
— Разве я не должен хорошо чувствовать других людей? — криво улыбнулся Мальстен, и на его левой щеке вновь показалась глубокая ямочка. Аэлин игриво коснулась ее рукой.
— Ну, сейчас я готова тебе сказать, что ты отлично чувствуешь людей.
Улыбка данталли вдруг стала более робкой, однако, вопреки опасениям Аэлин, не пропала вовсе.
— О чем думаешь ты? — спросил Мальстен. Аэлин чуть отодвинулась, приподнялась на кровати и потянулась к своей сорочке, продолжая заговорщицки улыбаться.
— Тебя это, скорее всего, смутит.
Мальстен растерянно улыбнулся, приподнявшись на локтях.
— Если честно, вот теперь мне не очень верится, что ты можешь меня смутить.
Она адресовала ему скептически-снисходительную улыбку, накинув сорочку, и присела на край кровати.
— Ну, первая мысль о том, что, зная твои… гм… таланты, я иногда не уверена, что ты не применяешь свои способности и со мной, здесь.
Мальстен порадовался, что в каюте достаточно темно, и горящая на столе масляная лампа не дает достаточно света, чтобы выдать то, как зарделись его щеки. Он недовольно нахмурился в ответ на слова женщины.
— Знаешь, мне кажется, если бы я их применял, вот сейчас ты бы об этом догадалась.
— Ладно, ладно, прости, — Аэлин приподняла руки и качнула головой. — Дурацкая мысль, знаю.
— Иногда я удивляюсь, как так получается, что вам с Бэсом одни и те же идеи приходят в голову, — нервно хохотнул Мальстен. — Когда я жил в Малагории, он часто заводил со мной такие разговоры, намекая на то, что вокруг ходит множество милых дам, которые были бы не против поучаствовать в таких экспериментах.
Охотница нахмурилась.
— И ты… что на это отвечал?
— Что не буду с ним это обсуждать.
— Обсуждать не обязательно, чтобы сделать, — осклабилась она, в этот момент и впрямь напомнив Бэстифара.
— Аэлин, — осуждающе произнес данталли.
— Извини, — смиренно кивнула она. Некоторое время она молчала, а затем задумчиво заглянула в его глаза. — Я не спрашивала раньше… у тебя там был кто-то?
Мальстен на мгновение отвел глаза, помедлив с ответом. Аэлин глубоко вздохнула.
— Был, стало быть. И как ее звали?
— Это было очень давно, — уклончиво ответил Мальстен.
— Кто-то из труппы?
— Да… то есть… послушай, Аэлин, об этом и вправду не стоит думать. Ты знаешь, я еду в Малагорию из-за…
— Из-за моего отца, да.
— Дослушай. Я еду в Малагорию из-за тебя. Частично и из-за Бэса с Грэгом, но единственный человек, кто меня заставил пуститься в это путешествие, это ты. Девушки из труппы… это было давно.
— Девушки, — хмыкнула охотница. — То есть, ты там слыл дамским угодником?
Мальстен поморщился.
— Аэлин, пожалуйста. Хватит.
— Ладно, ты прав, — вздохнула она. — Извини, не знаю, что на меня нашло. Возможно, просто боюсь, что прошлое утянет тебя настолько далеко, что я потеряю тебя.
— Не потеряешь.
Мальстен привлек ее к себе и крепко обнял. Через некоторое время дыхание Аэлин стало ровным и глубоким: Заретт увлек ее в свой туманный мир сновидений. Про Мальстена бог-покровитель снов, похоже, забыл, и единственное, что осталось верным спутником беглого анкордского кукловода в эту бессонную ночь, это воспоминания.
* * *
Грат, Малагория
Пятый день Сагесса, год 1485 с.д.п.
Ночь выдалась тихой. Для вечно живого и вечно будто бы пребывающего в состоянии праздника Грата — пожалуй, даже слишком тихой. Хотя с улиц и долетал шум, сегодня он отчего-то казался приглушенным и менее бойким, чем обычно, хотя причин для этого Мальстен не видел.
Ийсара сладко застонала во сне и повернулась к данталли спиной, по-хозяйски потянув на себя легкое одеяло, и почти полностью завернувшись в него. Мальстен некоторое время смотрел, как девушка умиротворенно спит, прикрыв одеялом изящную спину. Затем он тихо, стараясь не разбудить Ийсару, поднялся с кровати и быстро оделся, желая выскользнуть из собственной комнаты незамеченным. Мальстен понимал, что на эту ночь по какой-то причине окончательно потерял сон, и решил прогуляться по дворцу, потому что лежать в кровати и позволять собственным мыслям и воспоминаниям забраться себе под кожу ему совершенно не хотелось.
Бесшумно выскользнув из комнаты, он, стоя уже в дверном проеме, еще раз оглянулся на Ийсару. Та даже не пошевелилась, ничто не потревожило ее сон. На лице Мальстена мелькнула тень улыбки, и он прикрыл за собой дверь, направившись вдоль по коридору.
«Занятное дело. Этот дворец огромен, но у меня такое чувство, что идти мне в нем некуда», — поймал себя на мысли Мальстен и криво усмехнулся этому. С каких, интересно, пор он так думал о гратском дворце? Уж не прав ли оказался Бэс, намекая на то, что Грэг Дэвери своими разговорами дурно на него влияет? Впрочем, Мальстен понимал, что на деле никогда не считал это место своим настоящим домом. Или боялся считать, сейчас уже трудно было сказать наверняка. Подумать только — так много воды утекло со дня разоблачения анкордского кукловода при дэ’Вере, а воспоминания о том дне и вообще о том периоде Войны Королевств были свежи, словно вчерашние.
«Интересно, я когда-нибудь вернусь на материк?» — подумал Мальстен, тяжело вздыхая. — «Или путь туда мне навсегда отрезан?»
А кто там, в конце концов, ждет? Мальстен вдруг острее обычного осознал, что на материке у него никого не осталось, кроме врагов. Рерих VII, Бенедикт Колер и его свора… разве что Теодор?.. Но у аггрефьеров свои жизненные принципы, и долгое время находиться с ними бок о бок непросто. Резкое, как удар ножа, чувство одиночества навалилось на плечи Мальстена всем своим огромным весом. Возможно, именно оно привело его на балкон в большой зал, где совсем недавно произошло его примирение с Бэстифаром — единственным, кого можно было назвать другом. Его и, как ни странно, плененного охотника, но о нем сейчас думать совершенно не хотелось.
— Кого я вижу! — послышался удивительно бодрый для ночного часа возглас аркала. Мальстен вздрогнул, поняв, что поначалу не заметил никого здесь.
— Бэс… — произнес он, сам толком не разобравшись, каким тоном: то ли обрадованным, то ли раздосадованным, то ли просто констатирующим факт присутствия.
— Ты кого-то другого ожидал тут увидеть? — осклабился аркал, подходя. Как всегда, в алой подпоясанной рубахе поверх темных штанов, заправленных в высокие сапоги. Мальстен напряг зрение уже по привычке, чтобы черты друга не превращались для него в размытую кляксу.
— Я никого не ожидал… — начал было данталли, но предпочел не продолжать. — Извини, если помешал тебе. Ноги, похоже, сами привели меня сюда. Я тебя оставлю, если ты…
— Ох, Мальстен, брось ты эту свою драму! — по-доброму насмешливо закатил глаза Бэстифар, хлопнув друга по плечу. — Я, правда, немного удивлен тому, что ты здесь, а не у себя, учитывая то, в какой компании ты собирался провести эту ночь.
Аркал заговорщицки улыбнулся, заставив Мальстена недовольно нахмуриться.
— Тебе обо всех моих передвижениях по замку докладывают, что ли?
— Боги, что за вздор! — нервно хохотнул Бэстифар. — Просто Ийсара сегодня достаточно громко и восторженно обсуждала тебя с Риа. Знаешь, проходя мимо, я при всем желании не мог этого не услышать. А твоя подвальная марионетка, что, пытается убедить тебя, что я за тобой слежу? С него станется.
— Не надо впутывать сюда Грэга, — качнул головой Мальстен.
— Ну не надо, так не надо, — пожал плечами принц. — Значит, не будем впутывать. Как бы то ни было, мой друг, я не лишился языка и о твоих передвижениях вполне могу расспросить тебя самого. Что, кстати, и собираюсь сделать. Рад, что ты последовал моему совету и перестал блюсти этот никому не нужный обет воздержания.
— Не было у меня никакого обета, — почти обиженно буркнул данталли, отводя глаза.
— Знаю, что не было. Поэтому и нечего было его блюсти, — ухмыльнулся Бэстифар, опираясь на перила балкона. — Так, значит, твой выбор пал на Ийсару. Она — интересная особа, привлекательная. Не совсем в моем вкусе, правда, но все же… и как она?
Мальстен недоуменно посмотрел на принца, округлив глаза.
— Она… эм… в порядке, — растерянно произнес он, не представляя, какой ответ ожидал услышать собеседник. На несколько секунд на балконе воцарилось молчание, нарушаемое лишь отдаленным шумом с улиц Грата, а затем Бэстифар вдруг прыснул со смеху, согнулся и расхохотался в голос. Мальстен неловко перемялся с ноги на ногу и хмуро уставился на друга, дожидаясь, пока тот закончит этот непонятный эмоциональный всплеск.
— Не помню, чтобы так искрометно шутил, — ничего не выражающим голосом сказал данталли, приподняв подбородок.
Бэстифар распрямился, постарался восстановить дыхание, однако еще несколько секунд его охватывали легкие приступы смеха. Наконец, смахнув выступившую в уголке глаза слезу, он шумно выдохнул и ответил:
— Боги, Мальстен! Ты нашел способ пытать аркала — с тобой можно смертельно устать от смеха. Это же надо! Нет, я не могу…— на этот раз он постарался не поддаться порыву и остаться спокойным. — Серьезно, Мальстен, ты меня в могилу сведешь так. Ты, что же, решил, что я о ее состоянии здоровья у тебя спрашиваю?
— Я не совсем понял, о чем вообще ты меня спрашивал, прежде чем на тебя напала эта странная истерика. Ты спросил, как она. Что еще я должен был тебе ответить?
На этот раз Бэстифар изумленно округлил глаза, растерянно уставившись на друга.
— О… боги! Вот даже не знаю, кем себя после этого чувствовать. У тебя в семье придерживались строгих воспитательных традиций?
— Это к чему?
— К тому, что интерпретировать мой вопрос как интерес о состоянии здоровья или душевном благополучии Ийсары в данной ситуации мог только человек высочайших моральных устоев.
— Ну, я не человек, а данталли. Но даже если это отбросить, вряд ли человек «высочайших моральных устоев» решился бы нарушить Вальсбургскую Конвенцию и отправиться тайно руководить Кровавой Сотней. Так что хватит уже гипертрофировать мое воспитание и скажи уже толком, какого ответа ты от меня ждал.
Бэстифар картинно воздел очи горе и развел руками.
— Потрясающе! — нервно хохотнул он. — Нет, серьезно, ты не перестаешь удивлять. Мне просто было любопытно, мой друг, как Ийсара показалась тебе. Ты ведь с ней спал, а не я, поэтому мне и стало интересно, как она в постели. И, клянусь, если ты сейчас исправишь «спал» на «занимался любовью», я точно умру. Прямо здесь. От истерического смеха.
Вопреки ожиданиям принца, данталли остался спокоен.
— Прекрати превращать меня в смущенного идиота, который никогда не имел дела с женщинами, — качнул головой он. — Если тебе все еще требуются мои объяснения, то могу тебе их предоставить: я не понял твоего вопроса, потому что не имею привычки обсуждать интимные подробности с кем-либо. Это дикость какая-то — трепаться об этом. Такие вещи должны оставаться между… гм… участниками процесса и только.
Бэстифар прищурился, несколько секунд молча глядя на Мальстена.
— Высочайшие. Моральные. Устои, — продекламировал он, намеренно разделяя слова паузами.
— Иди ты! — буркнул данталли.
— И пойду. Пойду напьюсь, что ли, от осознания собственной низменной натуры. Правда, мое душевное состояние несколько улучшится, если самое высокоморальное существо на Арреде составит мне компанию.
— Бэс, — закатив глаза, протянул Мальстен.
— Так идешь, или нет? Участник, бесы тебя забери, процесса, — аркал снова прыснул от смеха. Не дожидаясь ответа данталли, чьи щеки вспыхнули от злости и смущения, Бэстифар проследовал в зал. Напоследок он окликнул, — смелее, мой благопристойный друг! Принц настаивает!
Закатив глаза, данталли глубоко вздохнул и последовал за ним.
* * *
Дарн, Анкорда
Семнадцатый день Мезона, год 1489 с.д.п.
— Знаешь, что бывает с ворами, Жюскин? — в голосе Аргонса звучала неприкрытая угроза, с губ не сходила кривая усмешка, которая расплывалась в неясное пятно из-за красного шейного платка. Двое подручных этого разбойника, негласно держащего в своей руке весь город, также были обряжены в ярко-алые рубашки и представляли для щуплого молодого человека с копной пепельно-русых волос размытые, но очень масштабные пятна.
Аргонс привычным движением провел по лысой голове и сплюнул на пол. Его тучное тело сделало движение в попытке встать с кресла, но в последний момент он, похоже, передумал и решил остаться в прежнем положении.
— Друг, ну что ты, какой же я вор? — нервно и нарочито невинно хохотнул Жюскин. По его виску от напряжения стекла капелька пота.
— А как еще назвать человека, который проигрался и не спешит возвращать долги? — осклабился необъятный бандит. — Только вором, не иначе.
Жюскин скрипнул зубами, бросив мимолетный умоляющий взгляд на девушку, выглядевшую миниатюрной куклой на фоне этого здоровяка. Она не спешила посмотреть на проигравшегося неудачника в ответ и упорно отводила глаза, будто нарочно опустив на них пряди рыжих вьющихся волос.
— И не надо так смотреть, Жюскин, — настоятельно произнес Аргонс, когда один из головорезов крепко ухватил молодого человека за запястье и вытянул его предплечье с закатанным рукавом грубой серой рубахи на столе прямо перед своим нанимателем. В руке головореза блеснул большой нож с широким лезвием. — Ты знаешь, что все честно. Ты проиграл деньги, которые я любезно тебе предоставил, а теперь не хочешь возвращать долги. Может, у вас, в Растии, так и принято поступать, но здесь, в Анкорде, такое с рук не спускается. И воров принято наказывать отсечением руки. Может, это послужит тебе уроком. Давай, Энсельм.
