В голосе герцога зазвенела сталь. Ее острые как бритва грани рвали на части тонкие стенки прозрачного кокона — и Нейл внутри съежился, притих, в оцепенении наблюдая за тем, как рушится цитадель его с таким трудом обретенного спокойствия. Запах гниющих водорослей усилился. Окружающие поляну деревья потянулись к скамейке уродливыми ветвями, луна рассыпалась на пригоршню мутных осколков, а пруд исчез, оставив вместо себя грязную, зловонную лужу. Зачем?! У него ведь почти получилось!
— Вы...— прохрипел молодой человек, упершись загнанным взглядом в спину его светлости,— вы просто...
— Ничего не понимаю, так?— не оборачиваясь, закончил за него Кендал эль Хаарт.— Никогда не бывал на твоем месте, поэтому даже представить себе не могу, что ты чувствуешь? Ты это хотел сказать, Нейлар?
— Да!— едва ли не с ненавистью выдохнул тот, вцепившись обеими руками в скамью. Мир, еще несколько минут назад бывший всего лишь видом из окна, изогнулся, одним ударом разнес стекло в мелкую пыль и обрушился на свою жертву, лишив ее всякой надежды.— Да!
Герцог коротко хмыкнул.
— Что ж,— проговорил он,— в таком случае ты меня сильно переоцениваешь. И мой опыт тоже: поверь, мне приходилось видеть и делать такое, чего я предпочел бы не касаться даже в мыслях. Мне приходилось убивать — по-настоящему убивать, полностью это осознавая — и таких же, как я сам, и других, тех, кто был заведомо слабее меня...
— Это была война!
— А это — жизнь,— отрезал его светлость,— пройти сквозь которую в белых одеждах не суждено никому. Мы люди, Нейлар, мы все несовершенны. И каждый из нас приходит сюда для чего-то — только чтобы понять, ради чего именно, приходится набить немало шишек. Себе, другим... 'Не ошибается тот, кто ничего не делает', известная прописная истина, которую почему-то многие понимают навыворот! Сдаться, пустить все на самотек, превратившись в безмолвного наблюдателя — на самом деле это и есть самая страшная ошибка!.. Думаешь, я никогда не оступался? Не жалел ни о чем? Если бы! Но я каждый раз собирал себя заново, начинал всё сначала, как бы это ни было трудно. Я не опускал руки, хотя порой очень хотелось — так же, как сейчас тебе — потому что видел, чем это заканчивается. И меньше всего на свете я желал бы, чтобы мой сын, единожды споткнувшись, сам себя замуровал в стену из-за того, что не оправдал собственных ожиданий!
На бледном лице Нейла мелькнула кривая улыбка.
— Не беспокойтесь,— бросил молодой человек.— У Мелвина для такого конца слишком хорошая наследственность.
Он произнес эти слова не подумав, в припадке какой-то ребяческой злости, и в тот же миг внутренне весь содрогнулся, поняв, что и кому он сказал. На укрытую куполом поляну упала звенящая тишина. Герцог молчал. Он не шелохнулся в ответ, даже не повернул головы, только расправленные плечи словно окаменели, а сложенные за спиной руки на мгновение сжались в кулаки. Нейл пригнулся к скамейке. Все его обиды, все горести лопнули вдруг как огромный мыльный пузырь, оставив после себя одно только растерянное недоумение, смешанное с мучительным, жгучим стыдом. Часто моргая, он оглядывался вокруг, словно очнувшись от долгого сна и еще не вполне доверяя тому, что видит, а испуганно трепыхающееся в груди сердце отстукивало в такт: 'Что ты наделал? Что? Что?' Ставшие чугунными ноги намертво приросли к земле. Полуслепой мечущийся взгляд, наткнувшись на неподвижную фигуру на краю пруда, в страхе отпрянул. Что ты наделал, дурак? Что на тебя нашло?..
Нейл зажмурился. Прижав влажные от выступившего холодного пота ладони к вискам, он беззвучно шевелил губами, силясь выдавить из себя хоть слово, разбить эту жуткую, неподвижную тишину, но ничего не выходило. Боги отняли у него дар речи, оставив только разъедающий душу стыд, чувство вины и память — в которой, как бы он ни сопротивлялся, один за другим вставали выцветшие обрывки из прошлого. Отстраненное лицо герцогини, рассеянно брошенное ею: 'Это всего лишь царапина. Хватит плакать' — и ловкие пальцы, все в пятнах ожогов от алхимических опытов, бинтующие разбитую коленку. Стайка лопоухих пестрых щенков, жмущихся друг к дружке под брюхом у матери, оскал белых собачьих зубов, рывок назад, оседающая на лицо пыль — и спокойный, уверенный голос: 'Ничего страшного, сын. Она защищала детей и испугалась куда больше, чем ты. Вставай'. Серебрящиеся на солнце верхушки тополей Бар-Шаббы, длинный пустой коридор с высокой остроконечной дверью в конце, нервная дрожь — и твердая рука, ободряюще легшая на плечо: 'Чистая формальность, Нейлар. Ты лучший из всего нынешнего набора, и они это знают не хуже меня'...
Где-то внутри него тоскливо взвыл похоронный оркестр. Страдалец несчастный! Как у тебя только язык повернулся брякнуть такое — ему, человеку, которому ты всем обязан, тому, кто практически всю твою жизнь изо дня в день стоял за твоей спиной, в любую минуту готовый протянуть руку помощи? Как ты смел его упрекать? И чем!.. Нейл, стиснув зубы, зажмурился еще сильнее.
А потом услышал сухой шорох высокого камыша и бесстрастный голос:
— Ты прав. Не я дал тебе жизнь. Может быть, и еще чего-то не додал, тебе виднее... Но я никогда не делал различий между тобой и твоим младшим братом — не из-за вашей матери, а только потому, что для меня этой разницы нет. Вы оба мои сыновья. И ты — ты мой сын, Нейлар.
Последние слова его светлости, в которых звучала неприкрытая горечь и еще что-то, глубокое и древнее, как сам мир, заставили молодого человека опустить голову еще ниже, едва не уткнувшись носом себе в колени. Никогда еще ему так отчаянно не хотелось провалиться сквозь землю — прямо сейчас, сию же минуту, чтоб даже духу его здесь не осталось!
Тихое пение камыша стихло. Заскрипели подошвы, раздался глухой звук приближающихся шагов, и на скамью упала тень.
— Отец...— жалко пробормотал Нейл.— Я... Я не знаю, зачем я... Ради всего святого, простите меня! Это... Всё, что я вам наговорил — чушь и глупость! Я никогда даже не думал...
— Знаю, Нейлар,— сказал Кендал эль Хаарт. И взяв сына за подбородок своими сухими жесткими пальцами, заставил его поднять голову.— Ну, довольно. Погляди на меня.
Нейл, сделав над собой усилие, повиновался.
— Я вовсе на тебя не сержусь,— проговорил герцог, и в его серых глазах промелькнула тень усталой, понимающей улыбки. — Молодости свойственно всё принимать близко к сердцу. А мне, в конце концов, тоже когда-то было восемнадцать, и мы с моим батюшкой в те времена редко бывали друг от друга в восторге. До таких ссор доходило, что только перья летели — где уж нам с тобой!
— Никогда в это не поверю,— Нейл несмело улыбнулся в ответ, чувствуя, как напряжение покидает одеревеневшие мышцы, а с плеч сползает непосильная тяжесть. Его светлость тихонько фыркнул. И разжав пальцы, опустился обратно на скамью.
— Напрасно,— заметил он.— Я, знаешь ли, в юности отличался редким максимализмом. Как-то раз твой дед, помнится, даже швырнул в меня стулом.
— Стулом?.. За что?
— По совести, было за что,— признался Кендал.— Я тогда только-только закончил курс и вернулся из Бар-Шаббы, что твой павлин: распушив хвост, со всех сторон обласканный мэтрами и полный грандиозных карьерных планов. Мне жизни не было без алхимии, ни о чем другом я даже думать не хотел! Однако батюшка счел, что его наследнику прежде всего необходимо утвердить себя в обществе и научиться управлять семейным состоянием: он весьма недвусмысленно дал мне понять, что лаборатория подождет, а я, разумеется, тут же встал в позу. Мы, наверное, впервые так крупно повздорили, и мне до сих пор совестно вспоминать, что я тогда нёс... Собственно, в результате мне за это и прилетело, причем в буквальном смысле. Повезло, твой дед промахнулся. И вдвойне повезло, что он не был магом — так-то я, пожалуй, щепкой в плечо не отделался бы.
Губ его светлости коснулась ностальгическая полуулыбка. Нейл, помедлив, качнул головой:
— Если честно, отец... Я не знал дедушку, но вас такого даже представить себе не могу!
Кендал рассмеялся.
— Что же, оно, вероятно, к лучшему,— через плечо взглянув на впечатлённого рассказом сына, обронил он.— Видишь ли, Нейлар, пусть эль Хаарты и славятся своей невозмутимостью, мало кто знает, что это просто вынужденная мера, поведение, которое нам всем прививают с детства — ибо на деле мы очень эмоциональные люди. Тебя, кстати, это тоже касается, сын, потому что и ты эль Хаарт. Не только по имени — по крови, пусть в тебе ее меньше, чем в Мелвине... Отец твоей матери был из нашего рода, он приходился твоему деду то ли каким-то троюродным кузеном, то ли племянником, то ли племянником племянника — одним словом, тем, что принято называть 'седьмой водой на киселе'. Вроде и родня, но такая дальняя, что сама уже своего родства не помнит.
Нейл, во все глаза глядящий на его светлость, медленно выпрямился.
— Так, значит, в этом все дело?— вырвалось у него.— Вот почему мы с вами так похожи! А я-то раньше думал...
— Кровь эль Хаартов очень сильна,— развел руками герцог.— Даже разбавив на три четверти, от нее не так просто избавиться. Мне в молодости часто говорили, что я — копия нашего с тобой общего далекого прадеда, достопочтенногоСаймона эль Хаарта... Ничего удивительного, что и в тебе его кровь проявилась столь ярко,— герцог, умолкнув, чуть приподнял брови:— Погоди. А что это ты 'думал'?
Молодой человек густо покраснел.
— Ничего,— поспешно сказал он, уставившись на носы своих ботинок,— это я так... Значит, мама ваша дальняя родственница?
Его светлость крякнул.
— Хорошая попытка, Нейлар,— сказал он.— Да, родственница. И мы знали друг друга задолго до того, как она в первый раз вышла замуж — но, уж поверь, были не настолько близки, чтобы... Гхм!.. Однако и фантазия же у тебя!
Нейл с трудом подавил желание прикрыть ладонями горящие уши.
— Простите,— неловко пробормотал он.— Ведь ни вы, ни мама мне никогда не говорили, что она тоже из эль Хаартов... И это сходство...
Кендал, испытующе глядя на него, склонил голову набок.
— То есть, ты до недавнего времени считал, что я тебе родной отец?
Нейл с тяжелым вздохом кивнул:
— Наверное, мне просто всегда хотелось, чтобы так оно и было.
Его светлость не сразу нашелся с ответом. Поляну вновь окутала тишина, наполненная далеким гулом моря и мерным стрекотанием цикад по ту сторону зеленой изгороди.
— Ценность кровных уз сильно преувеличена, мой мальчик,— наконец сказал Кендал эль Хаарт.— На самом деле они мало что значат. Так что перестань ёжиться и не забивай голову пустыми сожалениями!
Молодой человек, робко улыбнувшись, кивнул. Они снова умолкли. Герцог, задумавшись о чем-то своем, сцепил лежащие на коленях руки, постукивая большими пальцами один о другой; Нейл, подняв голову, смотрел на затянутый ряской пруд — как будто не видал его уже давным-давно. Странное дело. Ведь он приходил сюда вчера, и позавчера, и все эти две недели, однако теперь всё здесь выглядело совсем по-другому. И уж тем более не так, как ему казалось всего с полчаса назад. Поляна, пруд, неровный круг захиревших каштанов, чьи ветви склонились почти к самой воде, — всё это было таким знакомым, привычным, таким родным... Ни картинки за стеклом, не вызывающей никаких чувств, ни грязной лужи. 'Неужели я их сам себе выдумал?' Нейл, хмуря брови, скосил глаза на отца. И скорее почувствовал, нежели понял: это все он. Он вернул его обратно, он разбил проклятый хрустальный кокон, невесть как опутавший Нейла с головы до ног, он заставил его принять себя самого и простить. И он был прав. Как всегда. Жаль только, с мамой у него это так и не получилось.
Нейл оглянулся на темный дом за спиной.
— Отец!
— Да, Нейлар?..
— Так все-таки почему мама не хочет меня видеть?
Герцог эль Хаарт опустил плечи.
— Не буду врать, сын,— после паузы сказал он,— я понятия не имею, хочет она того или нет. Это было целиком мое решение. Я не допускал тебя к ней — боялся, что ваша встреча, после всего, что случилось, может причинить вред вам обоим. То, что она увидела тогда, в библиотеке, совершенно ее подкосило: прошлое, не отпущенное и не забытое, настигло твою мать и нанесло сокрушительный удар — тот самый, о котором я недавно предупреждал и тебя... Сейчас ей, конечно, уже лучше, но, увы, она всё еще не стабильна, и я не хочу рисковать. Надеюсь, ты простишь меня за это.
Молодой человек молча прикрыл глаза. Значит, он, хоть и не до конца, все же был прав в своих догадках... Мать, конечно, поправится, отец сделает для этого всё, что в его силах, но не ради нее ли он отсылает Нейла в Белую усадьбу? Может быть, Сандра — только предлог? Или всё просто так несчастливо совпало? Нейл тихонько вздохнул. Он, как и его младший брат, не слишком был привязан к матери, они оба едва ее знали, хоть и жили с ней под одной крышей — Вивиан, осознанно или нет, всегда словно бы держала сыновей на расстоянии. Но они любили ее. А Нейл еще и жалел — особенно теперь.
Сидящий рядом с ним герцог эль Хаарт повернул голову.
— Я все-таки спрошу тебя об этом, Нейлар,— сказал он.— Хотя ты, разумеется, волен не отвечать. Кассандра Д'Элтар... Я не осуждаю тебя, и что бы ты мне сейчас ни сказал, барон об этом уже не узнает,— но зачем все-таки ты снимал при ней амулет?
Нейл весь подобрался.
— Я не...
— Теперь уже нет смысла врать,— спокойно проговорил его светлость.— Тем более, уж прости, ты этого делать не умеешь. Снимал, и часто. Она ни отцу, ни дяде ни слова об этом не сказала, но я, в отличие от них, сам обладаю даром. Такая высокая сопротивляемость магии из ничего не появляется: нужно регулярное, раз за разом увеличивающееся воздействие... Сколько времени вы так общались? Год, два?
Нейл заколебался. Лжец из него действительно был курам на смех, да и к чему теперь изворачиваться? Как бы отец ему ни сочувствовал, как бы ни настаивал на том, чтобы оставить прошлое в прошлом,— увидеться им с Сандрой больше никто не даст. Кончено. А раз так...
— Она правда уезжает в Даккарай?— все-таки уточнил он, быстро взглянув на отца.— Сам барон сказал вам?
— Да. И барон, и маркиз, не единожды. Я так понимаю, это уже вопрос решенный.
Нейл раздумчиво кивнул. И, набравшись храбрости, бухнул:
— Тогда пять.
— Пять... лет?— опешив, переспросил его светлость.— Вы с Кассандрой Д'Элтар знакомы пять лет?!
Сын кивнул.
— Во имя богов, Нейлар! Вы же тогда были совсем еще детьми! Тебе амулет надели только в тринадцать, и ты... она... Нет, я решительно отказываюсь это понимать!
Нейл посмотрел на отца таким открытым, бесхитростным взглядом, что герцог эль Хаарт на мгновение запнулся. А потом услышал:
— Между нами ничего такого не было, просто не могло быть, и магия тут ни при чем — мы всегда были только друзьями. И пять лет назад, и сейчас. Конечно, я люблю Сандру. Но я никогда не был в нее влюблен, так же, как и она в меня, — вы с бароном всё неправильно поняли.
Лицо королевского алхимика вытянулось еще больше.
— И ты молчал?— выдохнул он.— Молчал столько времени, зная, что мы себе вообразили после той ночи? Почему?!
