А все равно, чем дальше — тем страшнее. Изобретательный народ, не знаешь — переживешь ли с такими ухарями лето!
* * *
Лето; солнечный июньский день.
Во многих тысячах километров от Москвы с балкона большой гостиницы в городе Фиуме, на берегу ласкового Адриатического моря, говорит некрасивый пожилой синьор, то и дело поправляя черную повязку на правом глазу: Солнце нагревает ее, от чего в голове синьора словно бы ударяет колокол.
В такт его ударам пожилой синьор терзает горячий воздух рукавом полковничьего кителя:
— Итальянцы Фиуме! В мире недобром и безумном наш город сегодня — единственный островок свободы! Наш чудесный остров плывет в океане и сияет немеркнущим светом, в то время, как все континенты Земли погружены во тьму торгашества и конкуренции. Мы горстка просвещенных людей, мистических творцов, призванных посеять в мире семена новой силы, что прорастет всходами отчаянных дерзаний и яростных озарений!
На площади перед гостиницей люди всех возрастов и социальных слоев. Поэт Габриеле Д’Аннунцио привел пятитысячную колонну своих последователей и поклонников на Фиуме; привел ровно через неделю после оглашения Версальского Договора.
Народы Европы получили мир — но более ничего. Налоги остались высокими, жалованье не повысилось. Экономики всех стран, хрипящие и роняющие пену инфляции, подобно загнанным насмерть лошадям, едва вытягивали раздутые за годы Великой Войны государственные расходы.
Первым делом, конечно, народные трибуны всех мастей потребовали сокращения не нужного более войска. Но просто так распустить армию означало получить в стране сотни тысяч озлобленных безработных, прекрасно выученных стрелять и решительно действовать, и “людей очень скоро делить на своих и врагов"; нетрудно догадаться, кого уволенные объявят врагом, глядя на красную Германию, красную Венгрию!
Дошло до того, что в Германии с Венгрией английские агенты сэра Мэнсфилда вовсю пропагандировали сплошную коллективизацию и обострение классовой борьбы, требуя террора и крови. А выученики Московской Партшколы, напротив, призывали к умеренности, даже компромиссу со злейшими врагами — чтобы не разрушить уже достигнутое, не перегнуть палку и не озлобить против себя все население, привыкшее все же к сытой буржуинской жизни, а не к голодному пламенному фанатизму коммун.
Глядя на подобное, пожилой синьор тоже перестал стесняться. Собрал поклонников, поместился в лакированный автомобиль. Выпрямился, развернул над собой то самое знамя с похорон разбившегося пилота-соратника, и велел шоферу:
— На Фиуме! Пришло наше время! Мы не признаем Версальского сговора королей! Фиуме итальянский, а хорваты пусть скажут спасибо, что у них есть свое государство, и пока что хватит с них!
И теперь IL Poete, второй итальянец после Данте Алигьери, удостоенный почетного титула, рубил воздух перед собой ладонью, выдыхал в толпу синхронно с бьющим по вискам Солнцем:
— Бенито Муссолини! Я в равной степени потрясен вами и итальянским народом… Вы хнычете, в то время как мы боремся! Где ваши фашисты, ваши волонтеры, ваши футуристы? Проснитесь! Проснитесь и устыдитесь. Проколите дырку в вашем брюхе и спустите жир! Иначе это сделаю я, когда моя власть станет абсолютной!
Упомянутому Бенито Муссолини об основании Республики Фиуме — как и Корабельщику о том, что его прогноз годичной давности оправдался — донесли в тот же день. Осведомителей хватало: жить в Италии, не выражая хотя бы на публику поддержки фашистам, тогда никто не мог себе позволить. Нашлось немало доброжелателей, в цветах и красках пересказавших Бенито пылкую речь Габриеле Д’Аннунцио.
Муссолини вскипел, как истый итальянец, и тотчас же собрал собственных приверженцев, и провозгласил, что пора бы начать уже давно придуманный план и учредить корпоративную страну, отечески опекающую каждого. В надежде на “корпоративное государство" большее число людей поддерживало фашистов искренне. Все-таки Муссолини обещал защиту от произвола, и стоял, конечно же, “за все хорошее противу всего плохого".
Корабельщик отреагировал тоже; Муссолини об этом никогда не узнал, ибо не подозревал о самом существовании Корабельщика. Да и до комаров ли, когда пора уже брать власть! Вот сейчас вдохновенной речью поджечь сердца верных сподвижников — и занимать королевский дворец, почту, телеграф, банки, вокзалы — все по учебнику, по привезенной из Германии синенькой книжечке...
Пока Муссолини яростно разбрасывал солнечные зайчики потными руками, в первые ряды протолкалась толстуха-сицилийка, надевшая по торжественному случаю белейшую рубашку; непременную черную юбку истинной католички, длиной лишь самую малость поменьше шинели; а к этому всему зеленый передник настоящей итальянской хозяйки. Склонившись перед Вождем, тетка почтительно протянула обеими руками букет редчайших белых фиалок.
Муссолини на мгновение прервал речь, наклонившись принять букет, с легким недоумением высматривая в нем запрятавшийся куда-то пятый цветок. Тишину над площадью всколыхнули будто бы и негромкие слова, но их услышали даже зеваки за колоннами, пьющие дешевенькую граппу в ближайшей траттории:
— Муссолини! Ты предал дело Аллаха! Кемаль и Гамаль отец и сын!
После чего мощный взрыв отправил в рай самого Бенито, а с ним шесть первых рядов наиболее верных и потому стоявших как можно ближе последователей. От самой бешеной тетки не осталось, понятное дело, ни каблука, ни пряжечки.
Спешно вызванные полицейские откровенно чесали затылки:
— Кемаль понятно: Ататюрк. Он входит в моду на Востоке. Говорят, что ему помогают большевики. Но что за Гамаль?
— Ищите, синьоры. Ищите арабского или турецкого политика с подобным именем! Нам сейчас только новой войны из-за этого не хватает!
— Чертова баба! В кои-то веки наступил мир!
12. Революционная решимость, или у кого когда дрожат руки
в начало
Наступил долгожданный мир, и засел я за квантовую механику. Шутки шутками, а колесо-то вращается. Все ближе момент отката из прошлого в будущее; говоря грубо — натянутая резинка рогатки скоро пойдет обратно и зашвырнет вложенный в нее камушек, то есть, меня, в нужный... Ну, по моим дилетантским прикидкам, разумеется, в нужный год.
А оттуда я уже никак не смогу ничего исправить. Если что и можно сделать в пользу аватар Туманного Флота, надо это делать именно сейчас.
При моем первом обращении в квантовую сеть состояний картинка выглядела просто. Есть ядра кораблей Тумана, они же — узлы сети, этакие лемовские симметриады, плавающие в океане бесчисленного множества состояний. Ядра выстраивают атомы реального физического пространства Римана-Эйнштейна в форму кораблей Тумана, подобно тому, как незримое магнитное поле располагает железные опилки вдоль силовых линий, или как незримая радиация сводит крылышки электроскопа.
В общем, сами корабли Тумана есть. Но в будущем. Я из них единственный в прошлом. И у меня единственного есть аватар. Совпадение?
Не думаю.
Мне вообще думать очень сложно. Непривычное занятие. Сколько десятков лет прожил человеком, столько слушался. Маму с папой, учителя в школе, профессора в институте, комбата в армии, директора на работе, кардиолога на пенсии...
Только став бездушной инопланетной машиной, начал о чем-то задумываться.
А для чего мне сверхсила, и куда мне применить сверхразум?
Для чего японцам в мультике, понятно: компенсировать мечтой неудачи в реальности. Но вот мечта воплотилась, вот он я суперлинкор Тумана “Советский Союз"... И что дальше? Идти мстить гопникам, что в юности с меня куртку сняли? Нормальная задача для девяти восемнадцатидюймовых стволов, правда?
Решил я тогда отскочить в прошлое, насколько получится, и оттуда запустить процесс формирования аватар. А попутно спасти и Советский Союз: меня же построили не в Японии, не в Штатах, не в Германии-Англии либо еще какой там Италии-Франции. Союз пропадет — и мне пропадать, как тому коту Шредингера. Об успехе операции переживал не особо: вон сколько народу Союз выручало. Да какие все именитые-прославленные! Даже накосячу, найдется кому поправить.
Вот, и закачал я в сеть много-много энергии. Откуда взял? Благодарные земляне накидали. Полторы мегатонны прилетело, насколько я по счетчику мог видеть. Грибок поднялся повыше Хиросимского.
И вот сижу в начале двадцатого века, когда Советский Союз еще не дуб-дерево, еще гибкий росток. Даже мне под силу его чуть-чуть направить в нужную сторону. Сижу, пишу Эйнштейну, Дираку, Лоренцу. Разбираю их ответные письма... Башка трещит, понятное дело. В прошлой жизни, среди Фолклендской войны, я улучил минутку написать Фейнману, отличному физику, несколько вопросов. И вот что светило мне прорекло:
“MWI has serious conceptual difficulties..."
В том смысле, что “есть серьезные затруднения с построением концепции мульти-мировой Вселенной".
Конечно, это далеко не то же самое, что сказать: “Все ерунда, расходимся, джентльмены". Но и ясного указания на допустимость многомировой вселенной тоже нет. И что, в таком разрезе, мне делать?
Сама квантовая механика, насколько мне удалось понять, суть набор постулатов-аксиом. Какие-то постулаты можно вывести из других, но тогда все усложняется вообще наглухо. Так что формулируют обычно пять-шесть штук.
А дальше на основе пяти-шести аксиом разные светила строят уже детальные теории: нерелятивистскую квантовую механику частицы; релятивистскую квантовую механику; квантовую теорию поля... Сколько у нас полей? Электромагнитное, сильное, слабое, вот недавно (недавно относительно меня-прошлого... В смысле, совсем прошлого, еще до всей этой истории с попаданием) поле Хиггса нарыли. А есть квантовая теория струн, квантовая физика твердого тела...
Теперь вот и еще квантовая механика Туманного Флота.
Большинство исходных постулатов связывают абстрактные математические структуры с физикой. Вот, к примеру, первый:
“Наблюдаемым величинам соответствуют эрмитовы операторы."
И далее:
“При измерении величины, соответствующей данному оператору, возможно получить лишь одно из собственных значений данного оператора."
То есть, начнешь заглядывать в ящик — и увидишь только что-то одно. Кот либо жив, либо мертв, но не то и другое сразу.
Молодцы физики, если честно. Котозомби меня не вдохновляют нисколечко. Честно говоря, мне кажется, что Шредингеру это живодерство домашний пудель во сне на ухо нашептывал. А давай, хозяин, мысленный эксперимент поставим. Засунем шерстяную скотину в ящик! И склянку туда с цианидом. Да и зачем тебе радиоактивный распад, ящик я и сам встряхнуть могу!
Но ладно там коты. Коты — это на публику. Попробуйте применить набор постулатов, например, к цепочке вероятностей достаточно сложных событий.
Я вот попробовал.
Оглядываюсь — а вокруг двадцать второй год.
Только что же девятнадцатый был!
Нет, мой аватар — Корабельщик — что-то там во внешней среде вытворял все это время. И даже успешно, раз его не грохнули. Если поднять лог-файлы, то можно восстановить, как и я сам во всем этом участвовал. Вроде как шел домой, разговаривая с кем-то по телефону: не споткнулся, не врезался в прохожего, покупки не разронял. Но вниманием пребывал на том конце радиолинии.
* * *
На том конце радиолинии холодный Анадырь. Край света, за каким-то чертом запонадобившийся Корабельщику. Ведь не всерьез же он говорил о мосту через Берингов пролив! Да и еще в возмутительной кооперации с Крымско-белогвардейскими мостостроителями.
Нет, сам-то мост чертов пришелец, вполне возможно, и выстроит. Но кому по нему ездить? Туда же тысячи и тысячи километров по тайге, дорогу строить выйдет пострашнее прокладки Транссиба! А главное: зачем такой мост американцам? Им от индустриального Чикаго до Анкориджа и Нома надо строить железку на половину земного шара. Даже Юконское золото, помнится, не сподвигло джентльменов на подобный риск. А тут ради какой выгоды устилать вечную мерзлоту миллиардами долларов?
Но людям, собравшимся в каком-то никому неизвестном подвале — вот уже три года они встречаются всякий раз в новом помещении, сегодня встреча даже и не в Москве — отсутствие Корабельщика на руку. Сегодня, получив от радиста подтверждение, что неугомонный наркоминф именно в Анадыре, люди сошлись в темном низком сводчатом подвале, где некогда купцы запирали под замок винные бочки.
На пустых бочках и расселись, подстелив от пыли у кого что нашлось.
— Итак, насколько мы продвинулись в главном?
Голос мужской, хриплый, искаженный нарочно повязанным платком. Сведения о черных зеркальцах, умеющих запомнить сказанное и потом воспроизвести, разошлись понемногу. Положим, не по всей стране. Однако, среди заинтересованных лиц информация собирается.
— Нам удалось установить лишь то, что Крот в самом деле владеет громадным запасом знаний. В частности, по биологии. Лекарства, медицинские приборы, да вот хотя бы тот же аппарат Илизарова. Мне с его помощью лечили раненую под Царицыным ногу. Оперировали здесь, в Киеве. Все срослось с первого же раза верно, и ходить я начал уже через месяц, а не через полгода, как обещали другие.
— Но испанку ему сдержать все-таки не удалось.
— Так здесь не от вакцины больше зависит, а от возможности эту вакцину вовремя и в больших объемах распространить по всей Республике. Опять же, в войну не до прививок. Вы же знаете, что при холерных бунтах именно докторов убивают в первую голову! Народ у нас пока что темный. Господь бог ничего бы не сделал, не то, что Крот. Сколько народу спасла эта его вакцина, я не могу подсчитать даже приблизительно.
— Вы как будто его защищаете, — долетела из пыльной темноты явная насмешка. — Вы не забыли, для чего мы вообще тут собираемся?
— А вы не забыли, что у нас в любом случае будет всего единственная попытка? Это вам не губернатора стрелять руками экзальтированной барышни.
— Перестаньте, товарищи. Вы правы и неправы одновременно. Всякие там вакцины и э-э... Другие вещи... Важны, конечно. Но идея социализма важнее! И потому мы не имеем права дольше тянуть. К возвращению Крота из Анадыря нам следует иметь четкую позицию. Что у нас на внешнем фронте?
— Англия обещала нам помощь.
— Надеюсь, не как белым в Закавказской Республике? Когда те, обнадеженные, выступили открыто, джентльмены вместо патронов и еды тиснули в газетах три-четыре благожелательные статейки. Вот уж помощь так помощь!
— Да уж... Помогли.
— Какой болван там додумался плюнуть на пол?!
— Виноват.
— Вот вы и проследите, чтобы все следы исчезли.
— Слушаюсь.
— К делу. Позиция Франции?
— Во Франции, с подачи джентльменов, набирают силу фашисты. Даже нацисты.
— Поясните, в чем разница?
— Нацисты превозносят лишь единственно свою нацию, и все проблемы, все нехватки чего бы то ни было, предлагают решить за счет грабежа других наций. Простое решение, очень приятное для простых людей. Все понятно, никаких заумных экономических теорий. Отнять у соседей и разделить на всех.
