Эль-Марко улыбнулся:
— Я не об этом. Я имел в виду... Следи, чтобы она не общалась с дурной компанией, чтобы ела не одни сухие завтраки (у нее уже была анемия), если подхватит грипп — давай пить бульон и не позволяй болеть на ногах. А, и еще. Используйте контрацептивы.
Найк, вспыхнув, натянул простыню себе на голову. Конечно, в двадцать лет надо реагировать как-то иначе. Но уж как отреагировал: изображать суровое, спокойное лицо было выше его душевных сил на данный момент.
— Л-ладно. Н-но... — он выглянул из-за простыни, — откуда вы знаете?
— Да я и не знал толком, — Эль-Марко сдержанно улыбнулся и безжалостно добавил: — Зато теперь...
— О, боже, — Найк пожелал провалиться сквозь землю.
Но что-то ему в последнее время с выполнением желаний не очень везло.
Дрезину они бросили посреди пути, прошли насквозь лесок и поле (Рейнхард там чего-то колдовал, чтобы снег стал тверже для удобства перемещения — но Кей уже не вникала, что именно), выбрались на полузаброшенную станцию и там сумели дозвониться Ирвис с древнего, на удивление рабочего будочного телефона и сесть в электричку. Кей куталась в плед, сворованный еще в Лунном. Ноги ныли от усталости и чужих жестких ботинок на полразмера меньше. Голова варила плохо — но момент, когда хочется спать, давно прошел, и поэтому сложно было фильтровать нежелательные мысли и ненужные чувства.
Одежду, в которой ехали, они не крали.
Ее им дали встреченные по пути люди. Это было очень... странно. На станции к Рейнхарду подошло несколько человек с осоловелыми глазами — они вели себя, как влюбленные старшеклассницы, и что-то несли в руках. Кей тогда напряглась, но оказалось, что несут им одежду и деньги. Рейнхард, кажется, тоже порядком удивился. От денег он отказался, но ботинки и плед для Кей взял. Сам остался как был, в ее лыжных штанах, в которых шел от самого форта. О том неловком моменте обмена уже отданного было плаща на штаны Кей старалась не вспоминать.
Они сели в первую же электричку, и им, наверное, повезло, что в вагоне не было никого со светлыми волосами. Бедно, но практично одетые местные жители смотрели на них с явным недоверием: почему у девушки из-под драного красного плаща торчат голые коленки? Отчего это молодой мужчина одет в одни лыжные штаны, и, главное, почему ему не холодно? Или он не живой?
Рейнхард действительно казался трупом или восковой куклой — ровно до тех пор, пока не открывал глаз — но смотреть в них было физически больно из-за неестественно расширившихся зрачков и полопавшихся тут и там капилляров. Наверное, нормальные люди считают его наркоманом, подумалось Кей. А ее... ну, кто знает, кем именно, но вариантов тут не слишком много.
Вскоре кроме них в вагоне никого не осталось: пассажиры плавно перетекли в соседние, продолжая, впрочем, буравить взглядами из-за двойных стекол.
Кей еще не обсуждала с Рином странного поведения беловолосых на станции, но вывод сделала такой: видимо, это как-то связано с тем, кем он является. Может, эти Дети Зимы теперь чуют его и пытаются... служить ему?
Снаружи завывала вьюга. Плед из жесткой шерсти немилосердно кололся.
Оставался еще час до Тасарос-Фесса.
Путешествие почти окончено. Дальше... дальше снова белая пустота, как тогда, когда Кей шла по верхушке магической границы, решив действовать по обстоятельствам.
Сейчас Кей почему-то не хотелось проникать в голову и понимать способ мышления Рейнхарда, хотя обычно это казалось увлекательным. Из-за всего произошедшего она ощущала своего рода отторжение — непонятное, не абсолютное, но пугающее само по себе. Будто бы мироздание ставит перед ней вопрос: примет или не примет? Сможет ли она пережить и принять то, что видела? Горько и противно стало на душе от очевидного и жалкого ответа: примет. Это плохо. Это неправильно. Это все усложняет и многократно запутывает.
А нужно ли Рейнхарду это принятие и прощение?
Кей взглянула на него, хмурясь: он рассматривал свои руки, не поднимая глаз, но и явно не спал. Первые километры пути он еще пытался о чем-то с ней говорить — но она не могла никак ему ответить, разве что совсем односложно. Другие слова застревали в горле, мысли метались в голове быстрее пролетающего мимо снега. И вот теперь все вроде бы уравновесилось, "за" и "против" застыли друг против друга, ситуация прояснилась, будто бы мутный лед растаял в прозрачную воду.
Вот есть он — преступивший черту, использовавший, судя по всему, не просто запрещенное заклинание, но такую сильную безмолвную интуитивную магию, что у целого отдела поглощающих сломались бы все датчики, пробив стрелками стекла. Кей думала иногда: а правда ли зерна нужны элементалистам, чтобы аккумулировать излишек магии? Не являются ли они этаким пределом, после которого наступает смерть? Это было бы так трагично и романтично: ходячие самоубийцы с бомбой внутри — маги на поводке. Красота. Мрачнота. Но нет — если Рейнхард жив, значит, их "зерна" все же нужны для чего-то другого. И если он все равно колдовал свою дикую магию даже с зерном...
Еще раз, по порядку. Вот он — преступник. Вот она — конвоир. Ее задача — доставить преступника в место временного заключения, предоставить отчет, далее дать показания на предстоящем суде... И в то же время ясно, что только от него зависит, пойдет ли все именно так. Он легко может сбежать. Тогда она вернется, напишет отчет, его объявят в розыск. Ему будет сложно. В конце концов, его поймают, а может и убьют, если будет слишком наглеть. В конце концов, ее приставили к этому потенциально нестабильному магу именно на случай, если что-то пойдет не так.
А оно взяло и впрямь пошло.
И надо бы действовать по Уставу.
Но люди — не псы. Многому можно научить, но если ты изначально хоть капельку умен, критичен и склонен к рефлексии — вышколить бездумное подчинение невозможно. Психика оправится. Война давным-давно окончена, никто никогда не верил в то, что все может снова стать очень плохо взаправду. Какие там таблетки надо было пить, чтобы не испытывать к своему наблюдаемому никаких чувств? И никто не говорит о чем-то особенном — простая, банальная эмпатия. Рейнхард — не плохой человек. Он просто попал в сложную ситуацию.
"Зачем я оправдываю его?" — подумала Кей и посмотрела на него со злостью. Что в нем, кроме заносчивости и тоски? И сама же стала цинично перечислять в уме: восемьдесят килограмм прекрасно сложенного мяса, талант певца, подвижный ум.
Эх, уже жалко.
— Слышь, Рейнхард, — проговорила она скрипящим голосом, — а если б твоим наблюдателем был какой приличный мужик — у вас бы образовалось крепкое мужское товарищество?
Рин вздрогнул, поднял глаза, сощурился. Ничего отвечать не стал.
— А, ну да, если бы да кабы... — сама себе ответила Кей. — Вы могли бы терпеть друг друга не мочь, и он бы тебя радостно сдал... А если нет?
Она подперла голову рукой, облокотившись на спинку лавки.
— Ты раздумываешь, как поступить по-человечески, — проговорил Рин тихо.
Кей показалось, что окна вагона заволакивает инеем. Она оглянулась: мерещится.
— Да, именно к этому ты всегда стремишься: быть ни мужчиной, ни женщиной, не иметь возраста, поступать так, как поступил бы идеальный человек из твоей головы.
— Как что-то плохое, — нерешительно буркнула Кей, нахохлившись.
— Но ты есть ты: не более, но и не менее.
— Очень теперь мне все понятно стало, — буркнула она. — Рассудил так рассудил!
— Я уже говорил. Умирать я не хочу. Я хочу избавиться от озноба — кстати, сейчас мне тепло — и все. Если я вернусь на юг — меня будут судить и, я подозреваю, смягчающих обстоятельств нет. Перспективы крайне печальные. Поэтому я исчезну.
Кей разозлилась.
— А я уже говорила, что что-нибудь придумаю!
— Вряд ли что-то получится, пока ты мечешься между долгом и чувствами.
— Какими еще чувствами?!
Рин отвернулся, стал смотреть в окно.
— Это бардак какой-то, — проворчала Кей, тщательней закутываясь в плед.
Нет, действительно, что он там себе думает? Впрочем, это его право — обманываться, сколько влезет. Долг... долг велит поступать согласно Уставу. Чувства... больше всего хочется повернуть все вспять, отмотать пленку назад, чтобы опасность только сулила, и чтобы казалось, что сил хватит, если вдруг что. Но они уже здесь, в настоящем, и надо решать и решаться.
Кей натянула плед до самого носа. Тот момент в зале с высокими потолками она тоже старалась не вспоминать. Это было очень... неправильно. Он все-таки игрок не из ее команды. Одно дело — отношения маг-поглощающий. Тут все сложно, но в целом ясно. Совсем другое... А как бы поступила на ее месте какая-нибудь милая, нежная девчушка с круглым личиком и тонкой талией, уверенная в том, что, если все преодолеть и очень-очень постараться, прекрасный принц втулится в свой слот посреди сада-огорода и прочей счастливой семейной жизни, да еще и функционировать начнет, как следует... Бред. Девчушка не прошла бы обучения и не попала бы в такую ситуацию. А если б и прошла, она точно знала бы, что этот проблемный и дурной мальчишка ей напрочь не сдался, его беды — не про нее, он не сможет — никогда! — сам стать надеждой и опорой, он принесет только боль и горечь.
Нет, "идеальному человеку из головы" Рин не нужен. Да и Кей он не нужен, как таковой. Без него будет по-другому, не хуже, найдется еще работа. Это время пройдет, кончится. Жалко ли ей этого времени? Да, пожалуй. Может, настоящей ролью Рейнхарда в этом спектакле было оттенять блеском потемневшего серебра ее жизнь — бурую замшу, болотистую рогожу... Кей хмыкнула. Коне-ечно. И замшей мы будем серебро протирать, чтоб блестело — аналогии, прекратите. Вы не работаете, хоть и удобны, если хочется притереть несопоставимое хоть как-то, хоть чем-то. Эти мысли — яд, тягучий и сладкий, как мед, и хотелось бы по-девичьи заблуждаться, да она себе не враг, чтобы такое позволять.
Хорошо, он был не в себе. Так и напишем. В конце концов, совершенно точно понятно, что тот его порыв не мог быть чем-то серьезным — и это сразу убавляет проблем. Сорвался. Занервничал. Попытался решить проблему, как умеет, сделал, что раньше помогало.
Ладно. Это-то как раз можно простить.
Забыть и никогда не вспоминать.
А значит...
Кей поняла, что знает теперь, как ей следует поступить.
— Значит так, — сказала она, слегка выпутавшись из пледа. — Возвращаемся, и я пишу отчет. В этом отчете, — она говорила по возможности спокойно и холодно, — я излагаю события по порядку, как я их видела. Но.
— Но? — Рейнхард взглянул на нее внимательней.
— Но твою исключительную силу мы меняем на стихийное бедствие. Катастрофа. Они, в конце концов, не рассчитывали на такой результат. А тут... Дети Зимы, вся фигня. Вьюга, ледяные элементалисты, старинный северный форт. Подземная река вырывается снизу. Сумасшедшие фанатики ведут раскопки, желая найти вход в усыпальницу этой... как ее... Вьюги. Я успеваю вовремя. Ты невредим, так как холод на тебя не действует, мы улепетываем из разрушающегося здания, взрывы, искры, все как в кино.
— Ты готова пойти на такую сделку с совестью? — медленно проговорил Рин.
— Давай объясню, — выдохнула Кей. — Дети Зимы схватили тебя и удерживали против твоей воли. Более того, все эти клоны — штука, по-моему, даже на севере запрещенная. То, как ты им отплатил — если ты не врешь — это справедливо и даже... милосердно. Но не по закону. А закон может быть куда более жестоким. Таким образом, моя совесть уже не знает, кто кому что. Поэтому я могу опираться только на здравый смысл. Кому будет лучше от того, что тебя изолируют или, хуже того, убьют?
— Ты должна опираться на ваш Устав.
— В гробу я видела наш Устав, — фыркнула Кей. — Или ты хочешь поговорить со мной про знание правил и нарушение правил? Оставь, я уже все решила!
— А если я сорвусь, сойду с ума и таки начну быть тем самым злом, защищать от которого ты поклялась этих наших милых генетических братьев? — Рин кивнул на соседний вагон и людей в нем. Те сразу поотворачивались, но ненадолго. — Или к твоему начальству утекут какие-то доказательства обмана?
— Ну, вот тебе и рычаг давления, — сказала Кей, криво улыбаясь. — Кто еще, кроме тебя, сможет уличить меня во лжи? Выжившие Дети Зимы из форта? Я не очень представляю, как они могли бы провернуть разоблачение. Так что... вот тебе гарантия моего молчания. По поводу срыва: мы решим этот вопрос, когда он появится. А пока так.
Рейнхард слегка склонил голову и тихо проговорил:
— Я не заслужил. Спасибо, Кей.
Она нервно дернулась:
— Э-эй! Ты это... полегче. А то передумаю.
Весь оставшийся путь Рин улыбался чему-то, а Кей раздумывала, правильно ли поступает. Вскоре за стеклами замелькал пригород, и электричка въехала в Тасарос-Фесс.
— То есть ты тоже — огонек? — спросила Никс девушку с белыми заячьими ушками и пурпурно-голубыми волосами до плеч. Та в ответ кивнула.
Ее звали Шани. Она тоже была элементалистом огня. Правда, она не могла пользоваться своей магией в мороке. Как и трое других уже вызволенных из "ягод" девушек. Лирес, Сая и Бернардина рассказали примерно то же, что помнила сама Никс. Они видели белые комнаты, врачей, людей в защитных костюмах, газ, сочащийся из-под потолка. Однако у каждой оказалась своя история о том, как они попали в то место.
Лирес выдернули прямо из школы, с занятий. Никто не стал переходить дорогу жрецу Пламенного Просвещения, никто не запретил сопровождающему его чтецу забирать ученицу с урока. Лирес и сама не сильно беспокоилась по поводу такого визита — все же, она была магом и проходить проверки привыкла. Но что-то пошло не так. Платок с хлороформом, бесстрастные лица похитителей. Лирес не понимала, что происходит. Она не слишком расстраивалась, надеясь на лучшее.
Сае было двадцать пять, она работала консультантом в магазине этнической бижутерии. Ее подкараулили после смены и тоже без вопросов скрутили. Дар Саи был крохотным, и ей не удалось даже ничего никому поджарить. Она была настроена пессимистично, предвещая, что их таки отправят отдавать долг родине в какую-нибудь глушь, а после никто не найдет их тел и не навестит безымянных могил.
Бернардина была такой же студенткой, как Никс, только из столицы. Она занималась витражами — оконными, интерьерными, и вот она-то смогла хорошенько наподдать внезапным непрошеным гостям. "Я поставила на одном из серых клеймо, выжгла прямо на щеке ему розочку, но потом тот, другой, не смотря на ожоги, врезал мне вазой по голове". Дальше было все то же: камера, врачи, газ.
Никс уже стала догадываться, кого она найдет в следующей вскрытой сфере и во всех последующих.
— Меня вытащили из постели, — просто сказала Шани, — прям в ночнушке. Парня моего чем-то накачали, что ли — он даже не проснулся. Очнулась в белесом шаре, с этими ушами странными. Я все еще, впрочем, думаю, что сплю. Где мы? Кто вы? Зачем нас всех тут собрали? У меня друг увлекался осознанными сновидениями, но я сама никогда даже пробовать не думала...
— Что ж, раньше я считала, что они гоняются именно за мной, — проговорила Никс, задумчиво потирая подбородок. — А выходит, нас таких много... — Она обозрела гигантскую лозу, простирающуюся вниз и вверх. — С сотню человек минимум.
