— Делаем пластику. Уменьшаем нос, исправляем деформацию хряща, убираем грыжи под глазами, подтягиваем контур овала— подбородок, щеки, — объяснил Цейс, — разверните и приподнимите ложе так, чтобы лицо оказалось под осветительными шарами. Леди, закройте глаза, через пару минут вас погрузят в стазис. Больно не будет, вы проснетесь уже с новым личиком.
Кира не выдержала и все-таки возмутилась, — Разве это срочная операция?
Ответила ей неожиданно сама пациентка, хрипловатым из-за маски голосом — конечно, срочная, помолвка у меня на той неделе. Самим-то себе лица правите, а потом женихов перебираете. Видела я, как обжимались на глазах у всех. А до этого, девочки, которые в холле стояли, меж собой говорили, — с другим укромное местечко искали. А нам простым, без магии че... — Тут болтушка замолчала, оборвав речь на полуслове — Цейс погрузил ее в оцепенение.
Кира оцепенела и без магии, лицо шло красными пятнами. Богиня, знает ли Карл обо всех этих гадких сплетнях? И каково ему будет, когда узнает?
— Инора Ризен, мы работаем, или будем статую изображать? — теперь Цейс уже сердился, — очнитесь!
-Да-да! — ответила Кира и начала поднимать операционное ложе, поворачивая его так, чтобы свет падал под нужным углом. Цейс развеял маску над лицом иноры — горбоносым, тонкогубым, но при этом с неожиданно полными щеками и скошенным подбородком. Перед тем, как новая пленка окутала голову пациентки, оставляя открытым лишь операционное поле, она успела заметить очень дорогие серьги с розовым жемчугом, которые инора не удосужилась снять.
А ведь наверняка операция платная, подумала Кира, поэтому и чистая комната, чтобы сюда никто не вошел. Беспокоить коллегу во время операции в "чистой" считалось непозволительным. Лишь начальник госпиталя мог это сделать, но где Гай Гракх сегодня?
Впрочем, вскоре Кире стало интересно, пластику она никогда не делала, и к середине процедуры уже увлеченно следила за манипуляциями Цейса, стараясь запомнить последовательность и виды воздействий.
Через три часа третья по счету операция была завершена. Оставался мальчик, студент, восстановление рук. Цейс объявил перерыв. Кира занялась очищением комнаты. Два из четырех ее накопителей к концу уборки и стерилизации опустели. Резерв тоже истощился. И понятно почему, вторую половину операции делала она сама, без участия Цейса. После исправления носа оказалось, что лицо выглядит еще хуже, чем до, теперь в ступор от случившегося впал профессор. Кира указала на подбородок, с ее точки зрения именно он делал облик столь непривлекательным. Цейсу оставалось лишь только согласиться, операцию надо было вытягивать. И он милостиво позволил Кире работать. Еще битых два часа она возилась с наращиванием кости, коррекцией челюстного сустава, изменением формы губ, зубами. Проблем было множество и одно вмешательство тянуло за собой другие. Наконец перед ними лежала вполне миловидная инора. Когда спадут отеки, а их было никак не избежать, убирай не убирай, они вернутся, будет даже красивой.
В холле ее ждали. Только не Карл, дракон. Вот уж с кем не хотелось ни видеться, ни говорить. Ей бы чаю и чего-нибудь сладкого. И энергии в накопители.
— С энергией я могу помочь, конечно, если вы, леди, опять не отправите меня к оркам. Это жестоко, — зазвучал в голове голос дракона.
— Я же молчала! — Кира со стыдом вспомнила, что почти в конце операции слышала голос дракона, а она в этот момент смотрела на довольную физиономию профессора Цейса и мысленно посылала его, ну и дракону туда же посоветовала идти.
Дракон фыркнул, но вслух ничего не сказал, продолжил беззвучный разговор. — Вы щиты все опустили и думаете слишком громко!
Щиты, щиты... Она так устала, что забыла про них. Накладывала напоследок обезболивание, ловила ощущения пациентки.
— Но у меня же щиты ментальные!
— Не только, у ваших барьеров очень интересная конструкция. Кто вас учил их ставить... многоуровневые?
— Когда-то одна старая гета, моя прабабка.
— Темноэльфийская магия, теперь понятно. Ну что, накопителями займемся? Да, а знаете, насколько возрастает магический резерв после близости с драконом?
Близость с драконом волновала Киру в самую последнюю очередь. А резерв был нужен. Поэтому она протянула ему пустые накопители, а сама, опустившись на диванчик в холле, быстро начала поглощать энергию из оставшихся двух. В ушах зашумело, как от бокала игристого лорийского, быстрый залив внутреннего резерва всегда приводил к такому эффекту. Сейчас эти выпью, опьянение где-то на полчаса, и все четыре Ардарион заполнит. Как раз успею. Все же от дракона польза есть.
Так, сидящими на диване рядышком, Карл их и нашел. Совсем не интимное действо, заполнение накопителей для женщины, но Карл испытал приступ бешеной ревности. Он не мог видеть этого ящера рядом с Кирой, наглого, ухмыляющегося, самоуверенного. Ну что особенного, просто разговаривают, даже руками друг друга не касаются, но от ярости кровь пульсировала в кончиках пальцев и стучала в висках. Сразу вспомнилось, что сам уже не юноша и в волосах седина, а сидящий рядом с Кирой красив божественной, что ли, но никак не земной красотой, и, схватись они сейчас просто по-мужски, врукопашную — не выстоит против дракона и минуты.
Но Киру он не отдаст, не отдаст ее свободу, будет любимую защищать до смерти, лучше гибель от драконьей магии, чем видеть, как из Киры делают безвольную куклу.
Неуверенность, страх, отчаяние, ярость и решимость бороться. Все это Кира почувствовала, эмоции Карла были так сильны, что заглушали даже голос дракона. И ей стало стыдно оттого, что считывает любимого, как будто подглядывает в щелочку, когда он хочет остаться один. И Дар, и Проклятие... ее способность слышать. И послав в ответ Карлу то, что поняла прошлой бессонной ночью — люблю, закрыла щиты, захлопнула, как створки, все. И встала навстречу, пошатнувшись, пьяная от выпитой силы. Дракон кинулся подхватить. Но не успел, Карл опередил, уже держал Киру и читал это, услышанное непонятно как, "люблю", в ее глазах.
Только вот дракон тоже стоял рядом, непозволительно близко, почти касаясь слившихся в объятии мужчины и женщины, и звучал в голове Карла, исступленно шипя, — Уходи, она моя, будет моя. Что ты можешь сделать против горящего в перстне огня? Все предопределено!
Карл внезапно понял, догадался, будто сама богиня подсказала, вот она, суть. — Предопределено, а не определено! Возможность не есть неизбежность, — прокричал он дракону, а затем послал к оркам теми же словами, что и Кира час назад.
Кира закрылась так прочно, что ни Карла, ни дракона не слышала. Прижималась к любимому, чувствуя, как беспокойно бьётся его сердце, впитывая запахи — озона, он уже видимо кидал на себя очищающие, жарко в Гаэрре, разогретой краски и пыли от сукна камзола, дезинфекции — карболки, что ли.
— Откуда карболка? Где ты был?
— Гер здоров, в их лагере заболевших нет! — вначале быстро проговорил Карл, а потом ответил на вопрос, — В Корнине, сопровождал отряд военных медиков. Арми в лагерях и выйти оттуда не может. Сейчас жду наших алхимиков и артефакторов. Кира, я проститься пришел, я тоже в лагеря. Сыворотки пока не хватает, а тех, кто сможет вот так, магией, вытянуть заболевшего, нас таких мало.
Дракон! — Карл нарочно не назвал Ардариона по имени, — помочь я не прошу, вы же в дела людей не вмешиваетесь, да мы и сами справимся, не сомневаюсь. Но если что пойдет не так, Киру и малышку перенесешь в безопасное место!
— Я с ним никуда не пойду! И не проси! Я вас с Гером здесь не брошу. Ты же знаешь, я лечила и столбняк, и коклюш, значит, смогу очистить больного и от этого. Как вы назвали ту дрянь, что болезнь вызывает?
— Кира! Пойдешь. И не спорь. Иакинты их назвали. Вот что ты делаешь! Как мне работать, зная что ты с девочкой без поддержки осталась! — Карл отчаялся взывать к Кириному здравому смыслу.
— Тогда пусть клянется не воздействовать ментальной драконьей магией!
— Если вам моего обещания мало, могу и поклясться, — оскорбленный недоверием Ардарион засучил манжету и достал из ножен на поясе кинжал. — Руки давайте! — быстро рассек запястье.
— Нет уж, я своим, он у меня стерильный, — Карл добавил к струйке крови, пролившейся на пол, сначала Кирину, потом свою.
— Клянусь не воздействовать драконьей магией! "Гвай де вих э флам гуин фларе!" — к потолку взвился столб белого огня.
— Еще и дрянь какую-то жгут! Ну ни стыда, ни совести. — Пожилая уборщица со связкой чистящих артефактов на шее -точь в точь продавщица баранок на провинциальном рынке, — толкала перед собой тележку с канистрой воды и баком для мусора. — Убираешь, убираешь, а они ходят и ходят, сорят и пачкают...
* * *
*
Гердер заперся в кабинете. Никого не пускать, — категорический приказ Джонсу, секретарю, отдан был таким тоном, что даже принцам Джонс сказал, — не велено! — Принцы недоуменно переглянулись, но вопросы задавать не стали, тем более, что каждый получил от секретаря записку с распоряжениями отца. Роберту — разобраться с необходимой помощью Гарму, здесь он сыну мог вполне довериться, Эдварду — заниматься вопросами погребения дядюшки и встречать лорийских родственников.
Гердер читал, пропуская описания переживаний, мыслей и чувств, выхватывал лишь факты. Первый всплеск гнева, оттого, что власть, которую он почитал богоданной, наследственной, законной, на этой уверенности зиждились многие его убеждения, таковой не является, утихнув, оставил привкус горечи.
И зачем прабабка написала эти сочащиеся кровью и ядом хроники? Рассказать о своих преступлениях и покаяться? Подкуп, обман, убийства, нарушенные клятвы. И все ради власти! или ради страны? Оправдаться перед потомками, предостеречь от ошибок?
Два вещи обнадеживали — текст нельзя скопировать, — написанный, он тут же исчезал с бумаги и открыть книгу никто, кроме него и сыновей, не мог. А надо ли сыновьям знать?
Вот оно, главное — "не ведаю, как скажется на судьбах страны в будущем рождение этого Трастамара, четвертого сына в большой и не очень богатой семье. Я уверена, он сын Дерри. Убедить Дерри не делать амулет крови я не могу, а параграф тестамента — "О ненаследовании бастардами" — курам на смех. Власть не дают, ее берут, уж он-то должен знать это как никто другой"
Что-то там было в летописях, вспомнил Гердер. Бережно закрыл книгу, убрал в сейф. Подземная библиотека встретила прохладой, легким благоуханием апельсинов, Ксения приказывала добавлять отдушку в чистящие эмульсии. Почему-то вспомнился отец — как он любил апельсиновый запах. А Олин всем ароматам предпочитал розы. Хроники позапрошлого века, неподъемный том подплыл к столу, Гердер перелистывал страницы, вот!
"Тогда герцог Трастамара, будучи бездетным, призвал в столицу наследника младшей, захудавшей в изгнании на Оркейских островах ветви рода. Усыновив его и воспитав, как полагается преемнику титула герцога, женил на девице из рода Шандор. От этого союза и родились те Трастамара, коих амулет признает равными Твиггорсам, ибо добавилась к крови старых королей кровь Гердера Великого."
Нет никаких Шандоров, Твиггорсов и Трастамара. Все мы потомки одного и того же человека! А амулет настроен на мужскую составляющую его крови. И на дочерей рода еще светится. Но на внучек и внуков по женской линии -нет.
Спасибо, бабушка! Карлу ты точно помогла. Бастард, прародитель теперешних герцогов младше бастарда, прародителя королевской династии. Книгу — оставить, перечитать еще раз. Потом решу, что с ней делать. Интересно проверить все же, Карлу откроется? Пойти успокоить Ксению! А то глядела на меня как на чудовище.
* * *
*
Кира не могла даже проводить Карла к порталу — санитар привез в блок последнего на сегодня больного. Пока не пришел Цейс, хоть минуту лишнюю постоять рядом. — Почему так затянули с операцией? — шепотом спросил Карл. — Когда он получил травму?
— Три дня назад, удар хвоста саламандры. Сухожилия уже значительно сократились. Цейс предполагал их вытяжку, но я думаю, придется наращивать.
На этот раз опаздывал профессор Цейс. Появился очень возбужденный, какой-то дерганный, с порога, не заметив, что в предоперационной стоит Карл, объявил — сегодня больше не работаем. И без каких-либо объяснений быстро пошел прочь.
— Он тоже в Корнин, наверное, — предположила Кира.
— Не, в банк, за деньгами, с управляющим леди, которую только что оперировали, — доложил санитар. — А сумку вещами самыми ценными из кабинета он еще с утра набил. В Туран, наверное...
— Туран границы закрыл, — заметил Карл. Кира только тихо выдохнула, — сволочь! — Значит, в Лорию, — исправился санитар.
— Ты на каком курсе, мальчик? — Кира присмотрелась к юноше, не старше девятнадцати, лицо приятное, глаза смешливые, умные... Золотисто-карие, как у Карла, с такими же темными ресницами, хотя сам — блондин.
— На второй перешел.
— Отлично, готовься, будешь ассистировать. Карл, глянь, как у него с резервом.
— Да уж получше, чем у некоторых других будет, — откликнулся Карл. — Кир, ты думаешь иногда, что делаешь, или нет?
— А вот нас Лорд Ардарион покараулит, мы сегодня недолго, первый этап восстановления проведем. Ну и что стоим, давай, одевайся и чистись, а я пока руки еще раз погляжу.
Глава 21`Вместо эпилога. История еще не закончена
Выставка наконец-то добралась до Гаэрры. И загостилась в городе "прекрасной осени". Да, именно так и переводилось название с одного из древних языков. Га-Эрнра, прекрасная осень, или прекрасная осенью, называлась местность, на которой раскинулась ныне столица Гарма. Холмы спускались к тихой полноводной реке, зажатой в черте города высокими гранитными набережными. Знаменитые гаэррские мосты, каждый из которых был воспет в стихах поэтами, соединяли старый "Горний" город с заречными кварталами. Сентябрь-белорыбень в Гаэрре был продолжением лета, мягким, нежарким, безветренным, под прозрачно-синим небом. В начале краснолиста-октября город окрашивался в изумительные цвета увядающей листвы: от темно-лилового до пронзительно желтого, через все оттенки красного, рыжего, коричневого. Утренняя прохладца и запахи опавших листьев и знаменитой гаэррской айвы — "Воздушных духов кормит сладкий запах плодов, снует на легких крыльях радость по саду, заливаясь меж ветвей. Так пела осень у меня в гостях"... но в конце ноября-темносклона она уходила из города, "молча, за угрюмые холмы... златую ношу сбросив с плеч" (1)
Сначала "продлить срок пребывания экспозиции нижайше просил" ректор Гаэррской Академии Магии. Потом король Лауф в приватном разговоре с туранским послом заметил, что на торжества в честь свадьбы Его Королевского Высочества принца Эвальда приезжают родственники невесты — матушка и брат, и они очень хотели увидеть картины и рисунки, тут Лауф тяжело вздохнул, моего покойного друга, короля Генриха.
С утра зарядил надоедливый ноябрьский дождь, и шел весь день, поэтому в галерее горели магические шары, и общее освещение, и подсветка подле картин. В совершенно пустом зале — сегодня выставка была открыта только для гостей Его Королевского Величества— стояли две женщины. Одна была уже стара, но старухой ее никто и никогда бы не назвал. Высокая, сухая, с королевской осанкой и гордым поставом головы. Черное платье по последней туранской моде, с завышенной талией и кружевной пелериной. На совершенно седых волосах, уложенных в высокую прическу обруч эльфийского серебра с подвеской — крупным голубым солитером. Вуаль из шелковой дымки крепилась к тому же головному обручу и оставляла открытыми лишь лоб и глаза женщины. Руки в кружевных митенках дама сложила на животе, правую поверх левой, ни колец, ни браслетов.
