— Прекрати, — сказал Кану, когда весь ужас того, что она собиралась сделать, стал ясен.
Дакота коснулась той же кнопки, и спящие снова засветились. — Я восстановила подачу энергии. Саркофаги возобновят работу, и никакого долговременного вреда причинено не будет. Это заняло всего несколько секунд. Но это могло бы продлиться и дольше.
— Значит, мы тебе никогда не были нужны, — сказала Нисса. — Ты всегда знала, как пользоваться этой технологией.
— Это не совсем так. Достижение полного оживления по-прежнему было бы для нас непростой задачей. Ваша помощь была бы полезной — даже необходимой. Но мне не нужен полный контроль или понимание технологии, чтобы заставить ее перестать работать. Это гораздо проще.
— Зачем тебе это делать? — спросил Кану.
— Потому что необходимо объяснить мою позицию. Я надеялась, что условия наших отношений будут сердечными, но... вы положили этому конец. Теперь Друзья будут нашей связью. Вы предоставите нам корабль, и вы проследите за тем, чтобы повреждения были устранены. Кроме того, теперь я попрошу внести некоторые незначительные конструктивные изменения, чтобы он мог перевозить небольшой экспедиционный экипаж Восставших. Тогда мы воспользуемся кораблем, но только для короткого путешествия.
— Посейдон, — сказала Нисса.
Дакота приподняла бровь в глубоком, медленном кивке. — Мы многому научимся, и тогда наш долг будет погашен. Корабль будет возвращен вам. Я позволю вам улететь или остаться, как вы предпочтете. Но пока вы не поможете мне, судьба Друзей находится в ваших руках.
— Ты не можешь так поступить с нами, — сказал Кану, сомневаясь, что что-либо из того, что он сейчас скажет, что-то изменит.
— Вы сами во всем виноваты, усомнившись в моих добрых намерениях. Я надеялась, что мы сможем остаться друзьями, и, возможно, со временем наше доверие удастся восстановить. Но корабль будет отремонтирован, и он будет готов. Ничто не встанет на пути этого.
— Итак, чем это делает нас — вашими рабами? — спросила Нисса.
— Слоны веками были орудиями человеческой воли. Мы были сильны, когда вы были слабы. Мы выполнили ваш приказ. Мы сокрушили ваших врагов ради вас, сдвинули ваши горы, вырубили ваши леса. В знак благодарности вы предложили нам только смерть и увечья. Мы лучше этого — более щедрые, более снисходительные. Неужели это так неправильно со стороны Восставших — просить вас об одной-единственной вещи?
— Восставших? — спросил Кану. — Или Хранителей?
— Какое это имеет значение? Почему бы не послужить нам, как мы служим другим?
Кану снова посмотрел на спящих, думая о паттернах идентичности, все еще хранящихся в этих бесчисленных замороженных клетках мозга. Хорошие воспоминания и плохие, радости и печали, мудрость и глупость, накопленная жизнью щедрость доброты и жестокости. Эти вещи делали людей такими, какие они есть. Эти вещи тоже создали его. И он подумал о тепле, проникающем в эти холодные черепа, о том, что узоры теряют согласованность, с трудом выкованные связи целой жизни сдаются жаре и хаосу.
Этого не могло быть на нем. Он не стал бы убивать этих людей.
Таким образом, их работа продолжалась. Внешне в их повседневной деятельности не было существенной разницы. Они проводили ночи в доме, с ними обращались как с членами королевской семьи, а днем они либо находились на борту "Ледокола", восстанавливая его здоровье, либо имели дело с Восставшими, которым было поручено помогать им. Линии снабжения работали эффективно; заводы выпускали необходимые им детали, материалы и компоненты, которые соединялись друг с другом со зловещей точностью, как будто корабль сам хотел вернуться к жизни. Даже трудности в общении с Восставшими теперь остались позади, поскольку обе стороны научились лучше понимать друг друга. Каждый день приносил все меньше проблем, все меньше ошибок оставалось до завершения. Кроме того, теперь, когда они знали цель ремонта, Дакота могла открыто сообщать о своих требованиях. "Ледокол" теперь должен был вмещать как Восставших, так и людей, и нуждался в соответствующей настройке — модификации его воздушных шлюзов, увеличении внутренних помещений, использовании Восставшими его систем управления и интерфейсов передачи данных. "Ной", один из крылатых шаттлов малой дальности из первоначального поселения Крусибла, должен был быть прикреплен к корпусу "Ледокола", чтобы Восставшие могли путешествовать в атмосфере Посейдона, возможно, даже до самого его моря.
Кану был растерян. Он не мог представить себе ничего хуже успеха — за единственным исключением неудачи. Если он отдаст ей корабль на тех условиях, которые она продиктовала, она совершит глупость от имени Хранителей — и заберет с собой Кану и Ниссу. На карту были поставлены не только их собственные жизни, но и коллективная безопасность всего человеческого рода. Но если он потерпит неудачу с ремонтом, она отомстит спящим.
Он знал, что уравнение было тривиальным. На фоне возможных последствий ее экспедиции жизни Друзей едва ли имели значение. С рациональной точки зрения, у него был только один разумный вариант действий. Но допускать такие мысли было отравой.
Их встречи продолжались. На первый взгляд, в них чувствовалась какая-то затяжная сердечность. Она обменивалась любезностями и льстила Кану и Ниссе тем, что находила их общество стимулирующим. Даже после того, как она показала им, что произойдет, если они ее подведут, она все равно вела себя так, как будто они были ее почетными гостями. Всегда подавали чай, и если требовалось обсудить какое-то срочное дело, она никогда не торопилась с этим. Кану задался вопросом, не находится ли она в состоянии отрицания, своего рода сознательного забвения неприятной истории с Друзьями.
Но однажды она была необычайно прямолинейна.
— В систему вошел еще один корабль, — сказала она без предисловий. — Вы знаете об этом?
Кану не нужно было изображать притворное невежество. — Нет. Какой корабль? Где?
— Это отличный вопрос. С момента вашего прибытия Хранители повысили уровень своей бдительности, готовясь к любым другим вторжениям. Но, возможно, им не стоило беспокоиться — именно Хранитель возвестил о прибытии этого нового корабля.
— Я не понимаю.
— Он сопровождал этот корабль в межзвездном пространстве — по крайней мере, таков мой вывод. Теперь Хранитель переместился на окраину системы — они чувствуют себя в большей безопасности, если находятся дальше от Посейдона, — и к этому новому кораблю проявился большой интерес. Они шепчутся друг с другом — болтовня голубых огоньков на расстоянии световых минут, световых часов. Иногда мне позволялось мельком увидеть эти их мысли.
Кану мысленно вернулся к сообщению от Чику. — Они пустые. Они забыли, как быть сознательными. Ты слушаешь шепот зомби-машин.
— Как бы то ни было, я не могу не быть заинтригована этим новоприбывшим. Он пришел именно с Крусибла, из всех возможных мест.
— Может быть, нам не стоит этому слишком удивляться.
— Не стоит?
— Когда мы впервые встретились, я упомянул о сигнале — причине, по которой мы прежде всего пришли сюда. Ты утверждала, что ничего об этом не знаешь. Но сигнал исходил из этой системы, и он был направлен на жителей Крусибла. Это был только вопрос времени, когда они ответят.
— Это правда, Нисса?
— Насколько я знаю, — ответила она.
— Тогда как это привлекло твое внимание, Кану?
— Я являюсь — или был — дипломатом, — сказал Кану. — У меня был свободный доступ ко многим информационным каналам. Этот сигнал никогда не был достоянием общественности, даже в системе Крусибла. Но я узнал об этом и решил, что мне нужно провести независимое расследование.
— Вы планировали прибыть раньше корабля из Крусибла?
— Я даже не знал, что они посылают корабль. Я бы все равно прилетел.
— Известие о сигнале должно было достичь Земли прежде, чем вы смогли бы начать свое путешествие. Как вам удалось прибыть раньше них?
— Мы начали наше путешествие позже, чем они, но нам предстояло преодолеть меньшее расстояние, а их корабль не может быть намного быстрее моего. Ты отреагировала на это?
— Нет, и не собираюсь этого делать. Я рассматриваю это как помеху, а не как возможность. Тем не менее, это необходимо решить. У вас была возможность ознакомиться с ходом ремонтных работ с тех пор, как вы проснулись, — надеюсь, никаких сбоев не было?
— Нет, все идет гладко, — угрюмо сказала Нисса.
— Похоже, ты не слишком воодушевлена.
— Часть меня предпочла бы сообщить плохие новости, при условии, что они не слишком серьезны. Ты бы смирилась с задержкой, и статус-кво сохранился бы. Мы с Кану все равно были бы тебе полезны, и у тебя не было бы причин причинять вред спящим.
— Очень искренне с твоей стороны признать это.
— Я нахожу, что честность помогает, — сказала она.
— Не поймите меня превратно — ни один из вас. Мое слово — это хорошо. У меня нет намерения причинять боль вам или вашим Друзьям. Если бы я не была о них хорошего мнения, разве я хранила бы их холодными все эти годы до вашего приезда?
— Возможно, ты подумала, что они пригодятся в качестве формы шантажа, — ответил Кану.
— В последнее время ты стал слишком циничен. Скажите мне правду о ремонте, независимо от того, хорошая это новость или плохая, и не произойдет ничего неподобающего.
— Неподобающее, — сказал он. — Это заключает в себе множество значений.
— Я вижу, вы оба не поддаетесь разумному обсуждению. Не берите в голову — мы ограничимся строгими практическими соображениями. Я не хочу, чтобы этот новый корабль мешал той хорошей работе, которую мы уже проделали. Ваш корабль почти готов к испытаниям, не так ли?
Кану взглянул на Ниссу, гадая, разделяет ли она его беспокойство. — До этого еще несколько недель.
— Тогда пусть это будут дни. Мне не нужны межзвездные возможности вашего двигателя Чибеса, мне нужны только средства для достижения Посейдона. Если бы "Ной" был способен сделать это сам по себе, я бы уже взяла его, но его дальности и маневренности недостаточно. Нельзя допустить, чтобы этот другой корабль усложнил мои приготовления.
— Тогда попроси Хранителей уничтожить его. Они способны на это, не так ли?
— Бессердечно с твоей стороны, Кану.
— Просто смотрю на это с твоей точки зрения. Почему бы им не уничтожить его?
— Уверена, что они сделали бы это, если бы сочли, что это необходимо. Но они скорее наблюдатели, регистраторы, собиратели знаний, чем мясники. Более того, я не могу ими командовать. А ты думал иначе?
— Я не уверен, что и думать. Ты знаешь, кто ты для них, Дакота? Ты действительно понимаешь?
— Чего тут не понимать?
— Ужас, — ответил он.
— Ты не мог знать о таком.
— А если бы я это сделал?
Она смотрела на него с холодным превосходством. — С ужасами нужно сталкиваться лицом к лицу. У меня будет свой корабль, Кану, и ты будешь сопровождать меня в сборе знаний. Мы не дрогнем перед лицом неизвестности. Выведите "Ледокол" еще раз за пределы "Занзибара". Приготовьтесь к тестированию двигателя Чибеса.
Он сидел на краю застеленной кровати, согнувшись и сложив руки на коленях, обдумывая способы, которыми он мог бы покончить с собой.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Свифт.
— Тогда дай мне ответ.
— Ты никогда не был склонен к самоубийству. Даже в самые мрачные моменты твоей жизни — а их было несколько — ты никогда об этом не задумывался.
— Ничего не изменилось, — ответил Кану.
— Ты не выглядишь подавленным. Если бы это было так, я бы увидел это по химии твоего мозга.
— У меня нет депрессии и я не склонен к самоубийству. То, где я нахожусь, является ловушкой. Есть разница. Ты это видишь?
— Я пытаюсь.
— Я в безнадежном положении, Свифт. Для меня нет подходящего варианта действий.
— И самоубийство — это было бы решением? Неужели ты забыл о друзьях, о судьбе этих бедных замерзших людей?
— Подумай об этом хорошенько, — сказал Кану, ненавидя себя за то, что задавался вопросом, насколько далеко на самом деле простиралось сочувствие Свифта. — Для нее они просто инструмент торга — они дают ей некоторую степень контроля надо мной. Если я выйду из уравнения, она ничего не выиграет, причинив им вред.
Свифт постучал пенсне по подбородку. — Мм. Но она все равно может сделать это, из гнева — или чтобы укрепить свою решимость по отношению к Ниссе, которая, вряд ли мне нужно добавлять, все еще будет жива. В этой слонихе есть человеческая ДНК, Кану — ты думаешь, она не способна на злобу?
— Нисса не может закончить работу самостоятельно. Ты был у меня в голове, чтобы провести меня через все трудные этапы процесса ремонта. У нее не будет такой роскоши.
— Дакота, тем не менее, заставит ее попробовать, и она может прибегнуть к крайним мерам в своих попытках убедить. Она сломает Ниссу, как пресловутую бабочку на колесе. Ты действительно хочешь, чтобы это было на твоей совести?
— У меня бы этого не было.
Свифт обошел его и встал перед ним, сжав кулаки. — Пожалуйста, не говори так, Кану. Я вернул тебе твою жизнь, когда ты должен был умереть. Не оскорбляй меня, говоря о человеческой жизни как о чем-то одноразовом.
— Тогда не говори так, будто ты хоть что-то понимаешь в том, что значит быть живым.
— Я понимаю жизнь больше, чем ты думаешь, Кану. По крайней мере, я начал это делать. Как могло быть иначе после того, как я был внутри тебя все это время? После долгих лет спячки, когда я немного осознал, что значит не существовать? Неужели ты действительно думаешь, что это не дало мне хоть какого-то жалкого представления о человеческом состоянии?
— Это не "условие", Свифт. Это значит быть живым.
— Я знаю и чувствую это, и не позволю тебе растратить такой дар впустую. Особенно когда обстоятельства далеко не так ужасны, как ты себе представляешь. — Свифт поправил рукава и хрустнул костяшками пальцев. — Шахматы. Сыграем в шахматы. Это позволит взглянуть на вещи в перспективе.
— Я не в настроении.
— Несущественно. Я такой и есть.
Кану ущипнул себя за кожу вокруг глаз, пытаясь избавиться от чувства безнадежности, которое он сейчас испытывал. Свифт был совершенно прав: у него не было желания заканчивать свою жизнь. Но когда он изложил свои варианты, когда отступил назад и беспристрастно проанализировал их, самоубийство показалось ему наиболее логичным вариантом действий.
— Ты хочешь как лучше, Свифт, но ты не можешь видеть, насколько все стало плохо.
— Напротив. Я так же хорошо понимаю наше затруднительное положение, как ты или Нисса. Но я не думаю, что мы еще исчерпали все наши возможности. И тебе не следует этого делать. Надежда есть всегда, Кану, при условии, что ты останешься жив.
— Банальности.
— Поживем — увидим. — Свифт вызвал к жизни шахматную доску и поставил ее между ними. Он опустился на невидимый табурет, попутно поправляя сюртук. — У тебя мрачное настроение, поэтому я открываю партию.
— Как заботливо с твоей стороны.
Они начали игру.
— Все не так ужасно, как ты себе представляешь, — заявил Свифт, сделав несколько ходов.
